Мадельгер Оффенбах сидел, обхватив руками голову и не отрывая злого взгляда от расстеленного на столе пергамента, придавленного, чтоб не сворачивался, двумя тяжелыми монетами, липкими от пива. Деньги лишний раз подтверждали, что контракт все- таки был заключен. Это если какой- нибудь идиот ландскнехт посчитает, что размашистой подписи «Мадельгер Оффенбах» внизу листа ему недостаточно. Чуть ниже, у самой кромки листа, красовался кривой крестик – в ознаменование того, что некий – Оффенбах скользнул взглядом по «шапке» текста – Росперт Барнхельм тоже решился на эту авантюру.

Нет, ну, естественно! Без Росперта ничего и не могло обойтись!

Мужчина поморщился. Голова гудела так, словно под черепом весь Старший Собор решил отметиться.

Ландскнехт обвел тяжелым взглядом помещение, в которое вчера вечером затащила его судьба – распутница. Небольшой трактир на окраине вольного Гермершхейма. Общая зала, пустая в это время суток. Столы без скатертей. Тяжелые лавки. Засиженные мухами окна. Мерзкое, в общем, место. И надо ж было именно здесь заказать вина… Потом этот вербовщик подсел…

Лавка напротив скрипнула, когда на нее кто- то опустился всем своим весом, и ландскнехт перевел тяжелый взгляд на нежданного соседа. Через стол сидел, ухмыляясь во все тридцать два зуба, до омерзения свежий и трезвый Росперт.

Шварцрейтар провел ладонью по спутанным русым волосам и кивнул на контракт:

– Читаешь? И что там интересного?

Мадельгер, чувствуя, что он сейчас сорвется, прикрыл глаза, медленно досчитал до десяти и обратно, и лишь тогда решился ответить:

– То есть ты не читал, что там написано?

Новая широкая улыбка:

– Так я не умею. Кружка пива, монета… Это ты у нас в команде – мозги, грамоте обучен, а я так, примазался. Так что там интересного?

– Росперт, какой же ты идиот! – простонал наемник. – Тебя что, Тот, Кто Рядом, за руку тянул, когда ты этого вербовщика к нам притащил?

– Да в чем проблема?! – не выдержал Барнхельм. – Контракт, как контракт, не хуже и не лучше другого. Вот, теперь деньги есть! – шварцрейтар потянулся за одной из монет. – Будет хоть, на что выпить!

Мадельгер хлопнул его по ладони и зашипел:

– Не трогай!

– Не понял? – заломил бровь шварцрейтар.

– Обычай помнишь? Пока монету не взяли – контракта нет! А бумажку можно в отхожем месте утопить.

Росперт осклабился:

– Тухлый номер. Из кружки деньги вытащил? Значит, уже тебе заплатили!.. Трактирщик, – мужчина щелкнул пальцами над плечом, – вина, и поживее!

Шварцрейтар дождался заказа, смахнул с черных брюк капли разлитого вина из неловко поставленного кувшина и вновь повернулся к приятелю:

– Ну? Рассказывай, что тебе в контракте не нравится?

– Ты его читал?! – взвился ландскнехт. Наткнулся на радостный оскал приятеля и запнулся: – А, ну да, я уже спрашивал… – мужчина выдернул из руки приятеля кувшин, отхлебнул из горла, прикрыв на миг глаза, и вздохнул: – И откуда только такие идиоты берутся?

Росперт терпеливо ждал: ландскнехт очень быстро вспыхивал, но уже через несколько секунд остывал, успокаивался, а потому лучше потерпеть пару минут, послушать о себе немного нелицеприятного… и все- таки в итоге получить ответ на поставленный вопрос.

Мадельгер скривился:

– Я снизу договора начну… – палец чирканул по бумаге. – По контракту – мы едем в Борн. Я двенадцать лет назад поклялся именем Единого, что никогда туда не поеду! И когда нарушил обет, получил ошейник! У меня нет ни малейшего желания…

– Слушай, – перебил его Росперт. – А ведь я тоже давал когда- то какой- то обет! – шварцрейтар задумчиво поднял глаза к закопченному потолку, будто надеялся там что- то обнаружить. – В чем ж я клялся- то, а?.. О! Точно! Я пятнадцать лет назад поклялся именем Того, Кто Всегла Рядом, что никогда не возьму ученика… Что делать будем?.. О! Знаю! Кайо будет твоим учеником, а в Борн еду я. Ну и тебя с ним за компанию беру… С обетами разобрались, что там дальше?

В карих глазах Барнхельма блестела ничем не прикрытая издевка. А вот разные глаза Оффенбаха – один голубой, второй зеленый – светились явной угрозой. Еще пара мгновений – и кувшин полетит в голову одному чересчур болтливому шварцрейтару.

Впрочем, всего пара ударов сердца – и ландскнехт опустил голову, медленно разжал пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в кувшин, и перевел взгляд на бумагу.

– Два месяца. Контракт длится два месяца. За это время можно не то, что до Борна добраться, даже в Дертонг съездить и вернуться! Зачем они вписывают такой длительный срок в контракт?!

Барнхельм пожал плечами:

– А может мы будем день ехать, два отдыхать. Там же, если верить вербовщику, задание – сопроводить в целости и безопасности до Борна и по Борну. Ну, написали вместо трех недель два месяца, разве это проблема?

Разноглазый сцепил зубы. Кажется, этого придурка ничем не проймешь!

– Хорошо! А про это ты что скажешь?! Тут написано, что нанимают двух шварцрейтаров, а не ланскнехта и рейтара! Где мы второго возьмем?!

Росперт только ухмыльнулся:

– Да какие проблемы?.. – и, прежде чем его приятель успел хоть слово сказать, оглянулся через плечо: – Где там Кайо запропастился?!

Мальчишка словно только этого и ждал. Он чуть ли не кубарем скатился по лестнице, ведущей на второй этаж, и вывалил на стол, рядом с собеседниками ворох какого- то черного тряпья:

– Вот!

– Молодец, Кайо, – Росперт погладил мальчишку по светлым растрепанным волосам: – Иди, займись каким- нибудь делом, киндеритто… О! Коня иди почисть!

Мадельгер подозрительно потыкал пальцем в притащенный Кайо ворох вещей:

– Это что?

Барнхельм, казалось, даже не услышал ответа. Проводил ребенка взглядом, дождался, пока тот выскользнет из трактира на улицу, и тихо протянул:

– Вот как он каждый раз угадывает, когда он нужен? Я ж его не звал, не кричал… Может он колдун какой- то?

Разноглазый поднял на приятеля скептический взгляд:

– Да какой из него колдун?! Так, маленький колдуненок…

– Колдунитто! – нравоучительно поправил его приятель.

– Росперт! – не выдержал ландскнехт. – Я тебя когда- нибудь убью, если ты продолжишь коверкать…

– За что?! – в голосе мужчины звучало искреннее удивление. – Я говорю на родном языке!

Мадельгер склонил голову набок:

– Come posso arrivare in biblioteca?1

– Что? – нахмурился Росперт, не понявший ни слова.

Разноглазый только скривился:

– Это было на дертонжском.

– Вот видишь! – патетически всхлипнул шварцрейтар. – Я так долго живу за границей, что уже начал забывать родную речь! Узнай это моя покойная матушка, она бы… – мужчина запнулся на полуслове и почесал затылок, задумчиво протянув: – Кровь Единого, а что б она сделала? Надо ведь что- то покрасивее придумать… Чтоб, значит, до слез продирало… – он поднял глаза на приятеля: – Одуванчик, ты не знаешь? Что бы сделала моя покойная матушка?

У Мадельгера уже даже не было сил, чтобы ругаться из- за того, что его называют Одуванчиком. Разноглазый сдавленно застонал, облокотившись о стол и обхватив руками голову… И только сейчас заметил одну очень важную вещь.

Рука скользнула по поясу:

– Где мой кацбальгер?!2

– Так я его продал! – радостно объяснил Росперт.

– Что?! – Мадельгер даже о головной боли забыл. – Он же стоил пять таллеров3!

Росперт задумчиво возвел очи горе, словно на потолке должен был быть написан ответ:

– То есть за два таллера я продешевил?

– Росперт! Я тебя убью! – прошипел ландскнехт, нащупывая на столе кувшин. У мужчины было дикое желание запустить его в голову приятелю.

Барнхельм вскинул руки:

– Я все нормально сделал! Вон, купил тебе платье, коня… Осталось рейтшверт4 найти – и ты готов к путешествию!