Я подошёл к разбойнику вплотную. Его глаза молили о пощаде, а сам он был похож на кучу дерьма. Я толкнул его ногой с такой силой, что он откатился с дороги и притих…

Мой конь уже истёк кровью и страшно храпел в предсмертных судорогах. Короткий, но тяжёлый арбалетный болт полностью вошёл ему в брюхо…

С окровавленной шпагой в руке я поднял глаза на своих товарищей.

Обе дверцы в нашей гвардейской карете с изображением золотых лилий на голубом фоне были полностью открыты. Лексия отлично стреляла из арбалета в разные стороны от дороги из самой кареты, и уложила наповал уже несколько негодяев.

– Отлично! – воскликнула она, видя мой поединок.

Я переложил шпагу в левую руку, достал ракетницу из накладного кармана камзола и пошёл вперёд.

Гастон со своим оруженосцем Жюлем стояли в каре – спина к спине и наносили безответные удары своим противникам, не подпуская их близко…

Николас, Мариус, Арне, Даймонд и Лемюэль также имели значительное преимущество; они теснили, и, уже добивали некоторых своих врагов…

Эти лесные разбойники смотрелись совершенными дикарями в звериных шкурах. Шпаг у них не было, а были короткие мечи, или лучше сказать тесаки, но против наших шпаг они были ничто; как и тяжёлые палицы против ловкости и смелости молодых парней… Наши гвардейцы разделывались с этими разбойниками, как на тренировке с мешками, набитыми соломой, только из этих мешков вытекала настоящая кровь…

Из леса, в первую очередь, вышли, вероятнее всего, самые смелые и сильные негодяи, но отнюдь не самые ловкие… Наши гвардейцы были увертливы, хладнокровны и техничны в ближнем бою… Самые последние, смертельные удары гвардейцы короля наносились в сердце врага, или в его горло…

Карета с Беатрис стояла впереди всех остальных метров на десять, но и ей не удалось вырваться вперёд – на дорогу выскочили негодяи и остановили коня…

Кристофер, с искажённым от боли лицом сражался с одним из них. На светлой рубашке у нашего гвардейца, на плече, расплылось бурое пятно… Несмотря на это, Кристофер мастерски фехтовал и наносил чувствительные уколы толстому здоровяку в разные части тела; тот размахивал палицей, но мазал… И вдруг, раздался оглушительный взрыв петарды, после чего, от кареты Беатрис отлетел ещё один разбойник с.диким воплем… И в этот же момент клинок Кристофера проткнул горло своего врага насквозь… Я это хорошо видел – клинок шпаги Кристофера вышел на свет божий чуть ниже затылка разбойника почти наполовину… Разбойник рухнул на дорогу мгновенно и замертво…

– Альбер! Сзади! – вдруг громко крикнула Лексия.

Я обернулся. В десяти шагах от меня стояли три бородача в звериных шкурах. Они только что вышли из леса с намерением расстреливать нас со всеми удобствами; двое из них спокойно заряжали арбалеты, а третий – целился мне в голову слегка прищурившись…

Моя ракетница была заряжена, и я автоматически выстрелил в целившегося в меня. Заряд воспламенился перед его руками и бородой. Звериная шкура на нём загорелась. Разбойник бросил арбалет, и заорал едва не громче потревоженного медведя, опускаясь на колени…

Быстро и точно я выстрелил в двух остальных бородачей, целясь ниже их голов… Бросив арбалеты и вопя от боли в обожжённых руках, они бежали в лес… К ним присоединился и первый разбойник, сбросивший с себя горевшую медвежью шкуру и оказавшийся без неё почти голый: только грязная тряпочка на верёвке закрывала его причинное место…

Уже около десятка нападавших на наш отряд валялись на дороге и рядом с ней.

– Всем двигаться вперёд! Не останавливаться, – кричал Гастон.

Все лошади были целы за исключением моего Пилигрима…

После взрыва петарды и трёх моих выстрелов, из леса никто уже и носа не высовывал, и не стрелял из арбалета…

Лексия сделала знак рукой, я сел в гвардейскую карету.

Все наши рыцари и шевалье не получили тяжёлых ранений; они также бодро поскакали дальше по дороге, за каретой Беатрис…

Через четверть часа лес закончился, и небольшое пшеничное поле раскинулось по обе стороны дороги.

Гастон разрешил сделать привал. Все мы жутко проголодались после всего происшедшего… и разговаривать не хотелось…

Когда овощи с мясом сварились в походном котле до такой степени, что пошёл приятный запах, Гастон сказал:

– Конечно, у нас небольшой отряд, поэтому они и не боятся нападать… За десятилетия этой проклятой войны люди озверели. Днём они служат герцогу, а ночью одевают шкуры и идут в лес грабить и убивать… Такие арбалеты, что мы забрали, находятся в армии герцога Люксембурга…

– Ещё у нас впереди каретка красивенькая, как приманка, – сказала Лексия со скрытой злобой.

Беатрис, казалось, пропустила мимо ушей слова сестры.

– Представьте себе, господа, как я перепугалась, когда один зверина начал ломать дверцу моей кареты, а раненый Кристофер сражался со вторым таким же, – сказала Беатрис с широко открытыми глазами. – И когда эта восхитительная пе-тар-да (Беатрис нравилось выговаривать это слово), зажжённая мной, взорвалась у зверины за шкуркой, мне даже показалось, что у него уши отлетели от головы в разные стороны… это было так смешно… особенно когда этот зверина начал от меня удирать на своих толстых и кривых ножках… Не переживай, Лексия, Господь будет хранить мою жизнь очень и очень долго… я это точно знаю…

Все улыбнулись, за исключением Лексии.

– Мне так нравится, когда взрывается… – продолжала белокурая бестия,– а вам, господин Альбер, я буду во всём помогать, да и весь наш университет, я думаю тоже… только давайте сделаем этот огнестрел!.. Чёрт его подери…

Лексия пристально смотрела на младшую сестру.

– Жаль что здесь нет речки, а то бы, господин Альбер наловил нам рыбки… Эта пареная репа с капустой и мясом мне уже осточертели… – сказала Беатрис, выдерживая взгляд сестры.

– У нас есть ещё яблоки и груши, они только для вас, ваша светлость, – сказал Гастон.

– А если бы ты не смогла засунуть петарду за шиворот разбойника, что угрожал твоей жизни?.. – спросила Лексия с осуждением глядя на сестру, – как бы это пережил наш отец?.. Ты подумала?!

– Тогда, я бы всадила свой кинжальчик в глаз тому бородатому болвану, как циклопу, и уж точно бы не промазала; кинжал был наготове, и лежал у меня на коленке, под правую руку… Но я же уже говорила тебе, Лексия, что смерть в ближайшие десятилетия, или даже больше… мне не грозит… А вообще – то, я бы очень хотела научиться классно фехтовать, как наши храбрые ребята, – сказала Беатрис с очаровательной улыбкой и добавила, продолжая улыбаться: – Только, я бы хотела учиться драться на шпагах не у тебя, дорогая сестра, а то мы, чего доброго, ещё поубиваем друг друга…

– Мы всегда к вашим услугам ваше сиятельство, – сказал Кристофер.

– Так точно, ваше сиятельство, мои шевалье одни из самых лучших фехтовальщиков во всей Франции, – сказал Гастон. – Только прежде, я должен буду получить разрешение у вашего батюшки на такие уроки…

– Конечно, Гастон, и ты его получишь… – сказала Беатрис.

– А зачем вам, ваше сиятельство, умение драться на шпагах? – спросил Николас. – Мы всегда можем это сделать за вас, ваша светлость.

– Я в этом не сомневаюсь, но шпага всегда может быть при мне, а вы – нет… Умение владеть шпагой в наше время, как мне кажется, необходимо даже женщине, если, конечно, она не собирается в монастырь… Иногда, знаете ли, очень хочется кое-кого приколоть, особенно его язычок… Кстати, господин Альбер, дайте мне ещё одну пе-тар-ду, на всякий случай, – попросила Беатрис, – и спасибо вам за ту, что так классно взорвалась…

Я исполнил просьбу прекрасной блондинки, разве можно было этого не сделать…

– Давай, Альбер, делай огнестрел; и будешь главным оружейником в нашей армии, – сказал сержант Гастон и похлопал меня по плечу. – Ты сегодня здорово нас выручил.

– Это правда, молодец Альбер! Отлично дрался для первого раза, – сказал Даймонд и протянул мне руку. – Давай, дружище, делай побольше огнестрела, тогда мы все будем чувствовать себя королями на поле брани…