Мадока презрительно фыркнул:

– Из Суцумэ катится, шарлатан. Наверняка кучу народа там обдурил своими дешевыми фокусами. Эти бродячие гадатели как саранча, везде раскиданы.

– Все гадатели принадлежат одному клану, – поправил Сасаки, – Кансэй. Просто у них образ жизни такой. Вольный.

Телега прокатилась мимо, и Хизаши проводил ее завистливым взглядом.

К вечеру безоблачное небо налилось зловещей синью, а воздух загустел и липкой пленкой оседал на коже. С погодой на юге провинции Мино творилось что-то ненормальное, словно боги решили наказать ее жителей жарой, в одночасье сменяющейся проливным холодным ливнем. За день собралось столько тепла, что гроза была неминуема, но от этого не менее ненавистна. Количество грязи, которое собрали новенькие гэта Хизаши, сделало бы счастливой самую привередливую столичную свинью, но никак не его самого. Он был в ярости.

– Смотрите, впереди ворота! – первым крикнул зоркий Мадока. Деревня, в которую их группу отправили несколько дней назад, оказалась довольно крупным поселением, окруженным высоким забором. Кента проверил, на месте ли грамоты, подписанные главой школы, и снова убрал их за пазуху.

– Отлично, – кивнул он с неизменной улыбкой. – До дождя точно успеем.

Они дружно прибавили шагу, но за пару дзё до ворот с неба все-таки хлынули потоки воды, превращая землю под ногами в трясину и насквозь вымачивая одежду и волосы. Да еще и на сторожевой башне не сразу заметили путников, и пока створки медленно раскрывались, Хизаши чувствовал себя в большей степени рыбой, чем человеком. Хотя он и человеком-то до конца себя осознать не успел.

– Мы ученики оммёдзи из школы Дзисин. Меня зовут Куматани Кента, это Мацумото Хизаши, Мадока Джун и Сасаки Арата, – представил их Кента и протянул бумаги. – У вас буйствует нечисть?

Вообще-то среди оммёдзи не принято было употреблять это слово, но простым людям так было понятнее. Хизаши потеснил мелкого Арату и встал рядом с Кентой.

– Можно побыстрее? Мы устали и промокли. Все еще мокнем. А с вашими вопросами разберемся после ужина.

И в кои-то веки все, пусть и молчаливо, его поддержали, а у здоровяка Мадоки еще и в животе заурчало так громко, что даже шум дождя не смог заглушить этого жуткого звука.

– Конечно, конечно, – зачастил встречающий их пожилой сухопарый мужчина, назвавшийся деревенским главой по фамилии Ито. – Сейчас все будет в лучшем виде, господа оммёдзи. Сейчас все будет. Не извольте беспокоиться.

При этом беспрестанно кланялся, однако Хизаши удалось пару раз заглянуть ему в лицо. Длинное и болезненно серое – похоже, этого бедолагу терзает давний недуг или тревога, не дающая спать по ночам. Своими наблюдениями Хизаши, конечно, ни с кем не поделился и молча проследовал за деревенским главой сквозь пустое селение.

В такой ливень никто не стал бы выходить из дома, даже собаки притихли в своих конурах. Ито-сан держал над Кентой зонт, интуитивно выделив его как более значимую персону, нежели остальные, ведь грамота из Дзисин была у него. Хизаши, Мадоке и Сасаки пришлось мокнуть до самого порога дома, который освободили специально для них.

– Что за хибара? – не стал сдерживаться Хизаши и укоризненно ткнул в покосившуюся крышу пальцем. – Вы хотите, чтобы нас похоронило до начала работы?

Ито вдруг рухнул на колени и распластался в жидкой грязи, вытянув перед собой руки.

– Простите, господин оммёдзи! В деревне нет других свободных мест! Для Суцумэ настали тяжелые времена…

Кента ринулся поднимать причитающего главу, а Арата поднял упавший зонт, отряхнул и поднял над его головой.

– Не будем обсуждать это сейчас, – сказал Кента, и стало ясно, что потом они об этом обязательно поговорят. – Мы с благодарностью переночуем здесь, Ито-сан. Спасибо вам за заботу.

В животе у Мадоки снова заурчало. Он сконфуженно накрыл его ладонью и попятился.

– Я распоряжусь, чтобы женщины принесли свежего риса и саке, – оживился глава, которому не терпелось сбежать от важных гостей.

– Подождите, – остановил его Кента. – Кто-то может ввести нас в курс дела?

– Ааа… Моя дочь…. Да, моя дочь справится.

Больше Куматани не стал его держать.

Внутри жилище оказалось совсем заброшенным, циновки пропитались пылью, из щелей в стенах сквозило холодом, стропила под крышей поскрипывали от ветра снаружи, песок в очаге-ирори в центре был холодным и темным. Сасаки достал огненный офуда, и картина стала яснее и оттого еще печальнее.

– Здесь сто лет никто не жил, – Хизаши брезгливо поморщился. – Гадость.

– Чистоплюй, – фыркнул Мадока, бросил узел с вещами на пол. – Скажи еще, что не ляжешь на футон, будешь спать стоя, как лошадь.

– Если футон такой же грязный, как твой язык, то мне и стоя удобно.

Пока они препирались, Кента разжег огонь в очаге, и Хизаши нарочито повернулся спиной к Мадоке и лицом к теплу. Он не любил холод, не любил сырость, но первыми в списке стояли люди, особенно такие скользкие, как этот деревенский глава Ито.

– Ты странно смотрел на старосту.

Куматани закончил раздувать пламя и теперь пристально изучал Хизаши.

– Он мерзкий. И лжец.

– С чего ты это взял?

– Он специально поселил нас в самой ветхой хибаре, чтобы показать, как в деревне все плохо. А вот сам Ито-сан не бедствует. Как и вся деревня, насколько я могу судить.

Мадока перестал копошиться, раскладывая тонкий вонючий футон подальше от сквозняков, и подошел к очагу.

– А ведь Мацумото прав.

Они переглянулись, и Хизаши нехотя кивнул ему.

– Ограждение.

– Именно, – Мадока пояснил специально для ничего не понимающего Араты, все еще стесняющегося принимать участие в общих обсуждениях. – Забор вокруг деревни довольно новый, построен на совесть, ворота крепкие, а караульные больше похожи на солдат, чем на крестьян.

– Откуда у бедной деревеньки столько средств на охрану, да и зачем она им понадобилась? – продолжил Хизаши. – Разве не лучше было бы потратить деньги на тот же рис для всех голодающих?

– Но зачем деревенскому главе нам лгать? – удивился Кента.

– Чтобы выпросить скидку?

– Оплату все равно берем не мы, а люди из местного управления Дзисин, так что давить на жалость нет смысла.

– Может… – вдруг подал голос Арата и смущенно замолк.

– Говори уже, смелее, – подбодрил его Кента.

– Староста мог и не лгать о бедности. Просто… Ограда вокруг деревни могла быть нужна из-за угрозы войны или… Или если деревенские готовились защищаться от чего-то другого.

Мадока ударил кулаком по раскрытой ладони.

– Да! А потом у них не вышло, и они пригласили нас.

Хизаши громко фыркнул:

– А ты не такой идиот, каким выглядишь.

– Ребята, прекратите, – попросил Кента. – Мы должны быть командой, в этом смысл задания, которое нам поручили.

– Я бы предпочел работать в одиночку, – ответил Хизаши. – На крайний случай, тебя бы вполне хватило для подстраховки.

– В одиночку работают только мастера, а мы и года не отучились.

Разговор прервался стуком в дверь. Куматани впустил в дом юную девушку с завернутым в узел бэнто.

– Меня зовут Ито Марико, – она низко поклонилась, не поднимаясь с колен, – отец послал меня накормить вас и ответить на вопросы. Пожалуйста, спрашивайте.

Горячий рис гораздо больше интересовал Мадоку, нежели детали загадочных событий в Суцумэ, и он голодным взглядом уставился на Кенту.

– Хорошо, – кивнул тот, – сначала поужинаем. Марико-тян, присоединишься?

Она замотала головой, и пока они раскладывали рис по глиняным мискам, с любопытством изучала колдунов, о которых наверняка слышала много пугающих историй. Ее взгляд нет-нет, да останавливался на шее Куматани, которую оборачивала нитка агатовых бусин. Вероятно, в женских глазах это делало Кенту интересным, и Марико терзалась от любопытства и одновременно стеснения. Хизаши больше по вкусу были ее неподдельные эмоции, нежели переваренный рис, утративший весь свой вкус. Разве что саке было отличным. Марико подсела к нему поближе и подлила еще.