– Не-не-не, – замахал руками Переверзев, – куда я ее заберу? У меня там жена новая, работаю я охранником на уважаемых людей. Да и зачем Глине со мной ехать?
Евгений, подслушивавший за дверью разговор двух негодяев, усмехнулся.
***
Глина удивилась, что Эмбрас отпустила ее из «Смарагда» с миром, и даже дала расчет. Истинную причину доброты Глина узнала позже, когда Евгений привез ее в квартиру. Жилище выглядело как поле боевых действий.
И кому было надо устраивать тут кавардак? – размышляла вслух Глина, бродя между разбросанными вещами и пытаясь найти хоть что-то, что могло бы ей пригодиться.
– Глина, – медленно, словно сомневаясь, сказал Евгений, – несмотря на то, что мы не слишком ладили,я расскажу, что слышал своими ушами. Ты меня не выдала, деньгами помогла, и я в долгу не останусь.
Глина вздохнула, села на подоконник и спокойно выслушала пересказ разговора Веревкиной и Переверзева.
– Тебе надо линять отсюда, подальше. Пересидеть, где тебя никто не знает. Какая-то контора на тебе имеет зуб. Кто они– не знаю, но название Веревкина называла – «Божья пчела».
Глина кивнула и попросила Евгения подождать её внизу. Она проверила: тайник с деньгами разбойники не нашли. Она выгребла все, что у нее было спрятано, собрала небольшой чемодан, заперла дверь, и попросила Евгения отвезти ее на Ленинградский вокзал. Прощаясь с девушкой, Евгений сказал: «Знаешь, есть такой колдун сильный, дядька Харитон, я слышал о нем краем уха. Живет на хуторе Западная Елань, то ли Вологодская, то ли Архангельская область. Может, к нему поедешь? Его крепко Пасечник боится».
***
Две недели Глина жила на съемной квартире 18 линии Васильевского острова, но спокойно не заснула ни разу. Постоянный шум за окном и шум внутри дома не давали ей отдыха. Иногда к ней приходил Валентин Прокофьевич, одетый в нелепый пиджак и трусы с сердечками. Он садился на край кровати и вздыхал, повторяя одно и то же: «Глупо как вышло, Глина. Ох, как же глупо».
Ткнув пальцем в первое попавшееся объявление, Глина договорилась о долгосрочном съеме жилья и переехала с Васькиного острова вглубь города, к станции метро Парк Победы. Она стала называть новое жилье Материком. Тут не было никаких дурацких каналов, рек и мостов. Сюда она запретила приходить Валентину Прокофьевичу. Об этом месте не знал Евгений. Эта часть Питера больше походила на любой другой нормальный город, стоит отойти от центрального проспекта и можно почувствовать себя в каком-нибудь Липецке.
Но нет, все-таки не Липецк и не Скотопрогоньевск, а просто улица Бассейная. Где еще могла она поселиться, потерявшая целую нитку бусинок, отборных белых бусинок? Глина тужила, даже возвращалась на прежнюю квартиру, и открыто и тайком, всё мысленно перевернула, руками обшарила – не нашла. Глина помнила, что бусы не аукаются и сами не заговаривают, но надеялась на интуицию и зоркий глаз. Не помогло.
Глина стала жить на улице Бассейной, но за это время ей удалось скатать только две бусины. Попросила девочку поиграть ее куклой в парке да нашла в парковом книгообменнике томик стихов Брюсова с закладкой из вышитого ситца. Две мелкие розовые бусины, почти жемчужного оттенка, мало, ох как мало. Случись что-то плохое – не спасешься. А вообще, Глина словно обессилела. Чем больше проходило времени с момента убийства врача, тем больше Глина падала духом. Она закуталась в уныние, как в кокон, и стала ждать, что всё пройдет само.
Постепенно она укреплялась в мысли, что все сделала правильно, что теперь наступит другая жизнь, совсем новая. Она стала много читать, смотреть фильмы, словно наверстывая упущенное. На Материке ей было уютно в старой, но отремонтированной квартире. Там хорошо спалось днем, да и ночи были в ней замечательно одинокими и спокойными. Глина полюбила выходить в одеяле на лоджию и пить. Она подогревала красное вино, добавляя туда корицу, апельсинные корки и имбирь. По всему этажу распространялись дивные ароматы. Глина садилась в изодранное кресло, единственную старую вещь в квартире. Кресло было тупое и рассказало Глине о том, как на нем рожала старая кошка. Девушка скатала алый шарик и положила в шкатулку. «Брошу при случае в стаю бродячих собак, действует лучше травматического пистолета или электрошокера», – с ухмылкой подумала она.
Глина жила на Бассейной два месяца, словно восстанавливая силы. Сим-карту она сменила, дешевую телефонную трубку выбросила. Найти бывшую участницу «Битвы магов» было сложно, но можно. Глина надеялась, что просто «Божьей пчеле» надоест ее искать. Она не особенно тряслась за свою шкуру, но и легкомысленно себя не вела. Разложила в соцсетях отфотошопленные фотографии с видами на Кавказские горы. Пару постов кинула о том, как хороши нарзаны Кисловодска. Вот, мол, где Глина, ищи-свищи. На улицу выходила редко, в самом крайнем случае.
А через месяц она познакомилась с Тимом, соседом по лестничной клетке. Их квартиры были рядом, и потому лоджии не только смотрели на улицу, но и соприкасались.
– Я заметил, что моя соседка любительница глинтвейна, и мучает меня по ночам его восхитительным ароматом, – заметил однажды ночью сосед-бородач, перевесившись через перила лоджии. Разговаривать им мешала полупрозрачная пластиковая перегородка.
Глина не знала, что ответить на это и просто поздоровалась.
– Меня зовут Тимофеем Оржицким, можно Тимом, – сказал он и протянул большую ладонь, Глина вяло ее пожала и буркнула, что меня зовут Катей. По последнему паспорту она и была Екатериной Маликовой. Представилась, а сама подумала, что немолодой уже бородач, а всё еще Тимом кличут. Не дорос до звания Тимофея Батьковича.
Глина ему вежливо ответила, что как-нибудь в другой раз будет угощение, мол, поздно уже, да и глинтвейн весь выпит. Тимофей театрально вздохнул и ушел к себе, но почти сразу вернулся и сказал:
– Пускай всё выпито другим, но мне осталось, мне осталось, – и протянул ей потерянную связку белых бус. Они с гулким стуком ударились о перила, но не разбились. Глина ойкнула и встала с кресла. Сомнений не было, это были её бусы, выстраданные.
– Где нашел-то? – спросила она после дежурного «спасибо».
– Да, у двери лифта и нашел. Сразу подумал, что твои. Я тебя видел, когда ты в квартиру въезжала. На нашем этаже больше девчонок нет.
– Это мои, – коротко сказала Глина и сразу надела бусы на шею.
– Откуда они у тебя? – сказал Тим и зевнул, – необычные.
– Подарок, – с деланным равнодушием сказала Глина.
Больше говорить было не о чем, хотя Тимофею явно хотелось поболтать. Он снова повздыхал и пошёл к себе, а Глина осталась думать над тем, что к ней вернулись ее бусы, и теперь она под надежной защитой. И только под утро Глину словно ударило током: Тимофей видел бусы. Как?
На следующий вечер Глина отправилась на разведку. Она сварила глинтвейна, налила его в литровую керамическую кружку, захватила пакет с ванильными сухарями и нагло постучала ногами в Тимофееву дверь. Она была уверена, что он дома, так как слышала неясное бурчание за стеной. Тимофей был не один, а с каким-то волосатым типом, гораздо моложе его, примерно возраста Глины. Тип возился в ноутбуке и интереса к пришедшей девушке не проявил.
– О, как! – удивился Тимофей, – доставка еды приехала.
Он взял у Глины кружку и пакет, тут же поставил всё на низенький столик в полутемной комнате и пригласил следовать за ним.
– Знакомься, это Катя, моя соседка, – сказал он волосатому типу, – а это Олег, мы с ним э… работаем.
Глине было интересно, над чем они работают, но почти сразу стало ясно, что они верстают текст в какой-то мудрёной программе, и она облегченно вздохнула.
– Щас, пяток минут, и будем … – сказал Тимофей, извиняясь за свою занятость, и оставил Глину бродить по комнате. Девушка рассмотрела картинки на стенах, потом села на диван и стала трогать подушки. Одна ей сказала, что у Тимофея сегодня ночью сильно болела голова, и Глина сразу ее отложила, не успев скатать бусину. Ну, зачем ей такая дрянь? Вторая была в старой, но чистой ситцевой наволочке, вся сбитая в комок. «Эта уже будет поинтереснее первой», – подумала Глина. Тимофей в её сторону не смотрел, потому девушка взяла подушку и нагло начала ее щупать.