К нашему строю подошел какой-то капитан. Форма замызгана кровью и землей. Сам он был не большого роста, худенький. Видимо из-за полученной накануне контузии, он постоянно нервно крутил головой влево. Лицо морщинистое, в шрамах. На его голове, из-под фуражки пробивался кусок бинтовой ткани, скудно пропитанный кровью. Поприветствовав сопровождавшего нас комиссара, он пристально разглядывал прибывшее пополнение.
–Значит так, сейчас называю фамилии и те отправляются с капитаном Смирновым! – приказным тоном произнес комиссар.
– Сержант Денисенко! Шаг вперед. Сержант Колобанов, шаг вперед. Сержант Петровский выйти из строя! Вы направляйтесь в 23-й отдельный медико – санитарный батальон. Всё! Шагом марш!
После того как услышали свои фамилии, мы и другие бойцы стрелковых частей отправились за капитаном.
Оглядываясь по сторонам и вздрагивая от каждого разрыва, который эхом доносился где-то из-за холмов, я задавал вопросы у сопровождавшего нас капитана Смирнова.
–Товарищ капитан, разрешите обратиться?
–Валяй!
– Товарищ капитан, я на станции слышал, что Минск взяли, это правда?
Смирнов закуривает папиросу.
–Да… на минувшей неделе!
Он выдержал паузу, сделав несколько глубоких затяжек.
– Что ж они там, совсем охренели в штабах? Детей набирать стали! Вам по сколько лет то всем? Сразу в пекло бросают! – сминает рукой со злости недокуренную папиросу и швыряет на изрытую от разрывов бомб землю.
– Ну, вообще-то мы уже ни дети! Нам без малого двадцать лет будет. Навоюем не меньше остальных! – ответил я.
Капитан в голос засмеялся.
–Да я тебя умоляю, сынок! Навоюем?! Ни сегодня – завтра перебьют нас всех к чертям собачьим и поминай как звали. Ты вообще знаешь, какая средняя продолжительность жизни простого пехотинца, а? Сутки! Максимум двое!! А вы вообще медики! Для вас господь сорок секунд отмерил! Немец в первую очередь будет вышибать, что бы вы никого с поля боя вынести не смогли!
Насупившись от его столь обидных слов, я молча продолжил движение дальше.
Шли мы долго по изрытой белорусской земле. В этом походе, я думал о своей единственной и неповторимой Ксенечке и наши прогулки по набережной.
–Воздух!!! Всем в лес, быстро! – взвизгнул вдруг Смирнов, увидев сваливающуюся на нас кучку немецких пикировщиков.
Со стороны солнца заходила пятерка Юнкерсов и с ужасающим рёвом начала обстреливать колонну. Я в панике помчался в сторону леса, до которого было метров двести. Мы с капитаном успели добежать до опушки, но остальные ребята не смогли добраться.
Глядя на то, как наших ребят смешивают с землёй бомбами и пулеметами, я сбросил вещевой мешок, винтовку и ринулся к ним на помощь. Смирнов догнал меня, накинулся сзади и оттащил обратно в лес.
– Ты чего совсем дурак? Ты куда поперся? Ты видишь, что там творится?
– Ну как же так товарищ капитан? Там же Демьян, там же мои друзья! Я должен им помочь!
Мне удалось вырваться из его рук, но капитан, почувствовав, что я утратил над собой контроль, тут же заехал мне кулаком в морду, от чего я потерял сознание.
Очнулся от струек холодной воды бегущих по моему лицу. Капитан, приводя меня в чувства, поливал на лицо из своей походной фляжки.
–Ты прости сержант! Так надо было. Если б я тебя не задержал, ты бы сейчас лежал за компанию. (Держит мою голову рукой и продолжает поливать).
– Тебя как звать-то?
Насупившись от обиды, я сквозь зубы проворчал:
–Сержант медицинской службы Петровский!
–Да етит твою… по имени!
–Алексеем…
–А я Иван Алексеевич!
Протягивает мне руку.
Подняв глаза, я увидел его шрамы на лице, которые вместе с морщинами суживались в тонкую полоску от улыбки, и всё та же окровавленная бинтовая повязка на голове, которою некому было поменять.
Когда мы приводили себя в порядок после авианалета, я заметил, что от нашей колонны никого в живых не осталось. Полностью убедившись в этом, мы стали пробиваться к своим. Бродя по лесу около трёх суток мы с Иваном Алексеевичем наконец-таки вышли в расположение нашего стрелкового полка.
Эпизод 6: «Знакомство»
В ночь на восьмое июля мы прибыли в Могилёв, в расположение штаба 331-го стрелкового полка. Там ожидал пополнения некий полковник Литвинов, который при нашей встрече был крайне недоволен тем, что пришло не войско, а всего лишь остатки.
–Капитан, я тебя за каким чертом посылал? Где пополнение? И где вас носило всё это время?
– Товарищ полковник, нас не носило! – ответил Смирнов, стирая платком пот со лба. – Пополнение в количестве шестидесяти двух человек я забрал на станции. По дороге, мы были атакованы звеном Юнкерсов. Там все и остались лежать… В живых остались только мы с сержантом. Всё, больше мне сказать нечего!
– Ну да, ну да. Бешенной собаке и семь вёрст не крюк!
Полковник переключился на меня.
–Ну, сержанта то я вижу. Фамилия боец?
– Санинструктор сержант Петровский!
– Хм…ну орёл! Ты школу-то давно окончил? Вылитый ботаник! (усмехнулся он) – Ладно, времени нет! Ты сержант, бери своё личное дело в руки и дуй в санчасть, знакомиться со своим новым командиром. А ты Иван Алексеевич останься, покумекать надобно еще!
–Слушаюсь, товарищ полковник!
Отдав честь, я немедленно удалился из штаба.
Зайдя в полуразрушенный госпиталь, с подгорелой и еле висящей на одном гвозде вывеске, я прочел адрес: улица Хмельницкого дом 12А. Чуть дальше, я зашел в первый попавшийся кабинет и увидел там стоящего у настенной карты командира, лет тридцати на вид. Он был крупного телосложения, и не выпускал изо рта свою роскошную курительную трубку.
–Ты чьих будешь боец?
– Я санинструктор сержант Петровский, товарищ военврач!
– А один что? Где ещё люди?
–Не осталось более никого, товарищ военврач! Нас по пути в часть разбомбили…
Выслушав мой доклад, он прислонил свою трость к большим напольным часам, забрал из рук моё личное дело, присел за стол и вскоре продолжил:
–Я твой непосредственный начальник, военврач второго ранга, Октябрьский Алексей Петрович, начальник госпиталя 331-го стрелкового полка. В личном деле записано что, недоучившись в Саратовском медицинском институте, завершил обучение после третьего курса?
–Так точно!
–Специальность выбрал уже небось? (Вытряхивает в пепельницу прокуренный табак из трубки)
– Хирургия, товарищ военврач!
–Ну, добре! Вижу парень хороший! Только уж интеллигентный больно. Дуй в триста пятый кабинет и принимай дела, а то раненых много. Дел за гланды.
–Понял товарищ командир. Разрешите идти?
– Свободен!
После разговора с Алексеем Петровичем, я проследовал в указанное им место. В кабинете меня ожидал лейтенант с оторванной по локоть рукой. Гимнастёрка порвана, золотые танковые петлицы, пришпандоренные на его черном воротнике, окрасились в темно-вишневый цвет от стекающей по лицу крови. Его культя была уже небрежно сформирована. Вдобавок ожог помог осуществить гемостаз. Вся это «красота» была перевязана давящей повязкой, насквозь пропитанная кровью и грязью.
Сбросив вещи на пол, я тут же сориентировался на месте. Достал из шкафчика перевязочный материал, инструменты, лотки, и начал перевязывать. Придерживая второй рукой свою культю, он неимоверно корчился от боли. Я вкалываю ему обезболивающее и принимаюсь проводить первичную хирургическую обработку, по окончании манипуляций, отпускаю. Потом был второй, третий, четвертый и т.д. Цельных пять часов прошло. Полуразбитые часы, висящие на стене, точно показывают без четверти восемь. А раненые всё прут и прут. В кабинет вваливаются два бойца с тяжелым дыханием.
Приволокли за собой товарища, который стонал от боли держась за плечо. Под разорванной гимнастеркой виднелись две аккуратные дырочки, видимо осколок от разрывного снаряда. Он не молодой уже, лет пятидесяти на вид. Посматривая жалобно то на меня, то на приведших его ребят, он выжидал от нас каких-либо действий. Один из бойцов начал его успокаивать, что мол, кость цела и самое главное, а мясо нарастет. Он даже слегка успокоился, но потом его лицо стало несколько поддёргиваться, после чего, его рот приобрел страшную напряженную улыбку. Судороги схватили всё тело, и он начал выгибаться дугой, опершись пятками и затылком в пол. Громко стонал. Я кинулся чтобы его как-то разжать, но увы…
