У ненависти свой запах. Противный, кислый. Так пахнут капустные щи, если смешать их со вчерашним компотом. Или полы – старые, деревянные, с мозаикой грибка по плинтусам. И пусть сейчас ты на коне, тебя боятся, уважают и обсуждают, но от прошлого никуда не деться. Оно навсегда останется с тобой. Твоя прежняя, несчастливая и бестолковая жизнь… И никакие дезодоранты, духи и прочие ароматизаторы не способны вытравить ее запах. Запах поражения. Только хуже получается, когда в вонь нищеты вдруг вплетается аромат какого-нибудь пижонского «Хьюго Босс».

Это как клеймо. Сколько ни зарабатывай, ни пробирайся наверх, в высшее общество, кислый запах, пропитавший всю твою жизнь, навсегда остается с тобой. Он прячется, маскируется, но в самые неожиданные и счастливые моменты обязательно вырывается наружу. Обволакивает, туманит, пропитывает мозг. Остается одно: выполнить то, о чем думалось долгие годы. И надеяться, что этот кошмар, эта вонь наконец рассеется, как дым.

Никогда не забуду тот жаркий июльский вторник.

Закрывать глаза на проблему стало уже невозможно, и я, отпросившись с работы, отправилась к врачу.

Приговор пожилая докторица вынесла мгновенно: «Вы, милочка, беременны. – И уныло поинтересовалась: – Будете прерывать?»

Я честно задумалась. С одной стороны, мне беременность категорически не нужна. Карьера на пике, на Новый год мы собирались поехать кататься на горных лыжах, да и с мужем в последние месяцы отношения довольно натянутые. Но с другой… Я по церквям, конечно, не хожу – но бог ребеночка-то зачем-то послал. И у него – задержка у меня уже большая – наверняка и ручки с ножонками определились, и пальчики выросли.

Я тяжело вздохнула и выпалила:

– Нет. Прерывать не стану. Пусть остается.

– Что ж… Тогда запаситесь терпением, – сочувствующе произнесла врачиха.

Беременность действительно оказалась ужасной тягомотиной. То тошнит, то голова кружится, то на весь свет без всякой причины злишься…

Но месяц шел за месяцем, и к январю мы с малышом – я его называла Пузожителем – друг к другу уже приспособились. Я его гладила, разговаривала с ним и даже – в шутку, конечно! – советовалась по производственным и личным вопросам. А по жизни старалась следовать правилу: беременность – это ерунда, это не болезнь, это очень естественно. И хотела оставаться на баррикадах – то бишь на работе – до последнего дня. А что, в этом даже есть своя романтика, милая сердцу любой бизнес-леди: встретить первые схватки прямо в офисе. И отправиться в роддом не на пошлой «Скорой» и не в мужниной «девятке», но выпросить у шефини под такое-то дело представительский «мерс».

Но, как и положено офисному работнику, я знала: документы должны быть в порядке. И потому в тридцать недель беременности отправилась в женскую консультацию за декретным отпуском.

– Поздравляю. Ваш отпуск начался с сегодняшнего дня, – улыбнулась врачиха, выписывая голубой листочек больничного. И поинтересовалась: – Куда-нибудь поедете? Или дома собираетесь отдыхать?

– Вообще не собираюсь, – отрезала я и припечатала: – Не то сейчас время, чтобы на больничных отсиживаться. Без достаточных к тому оснований.

Докторша, конечно, взялась меня убеждать, что поздние сроки беременности – основание более чем серьезное, но я в ответ только ухмылялась и сразу из женской консультации отправилась на работу. И прямо на пороге офиса нарвалась. Столкнулась нос к носу с шефининой секретаршей Машкой и услышала сочувственное:

– Ой, Аленка, какой у тебя вид сегодня несчастный!

– А у тебя опять колготки поехали, – отбрила ее я.

Машка, расстроенная, нагнулась искать «стрелку», а я тут же двинула в туалет, к зеркалу. Смотреть, что там у меня за вид. Ну, и ничего страшного. Не Джулия, конечно, Робертс – та и во время беременности умудрялась выглядеть отчаянной красоткой, – но жить можно. Лицо, правда, стало круглым, как каравай. И глаза оттенены синевой. И губы подсохли – оттого, что все время пить хочется, а врачи больше литра в день запрещают. Но в целом ничего во мне не изменилось. Все тот же еще не старый, но уже высококлассный специалист. Личный пиар-менеджер нашей генеральной директрисы – не самая, между прочим, последняя фигура в компании. Ее, компании, почти что лицо – только огромное пузо «бизнес-картинку» портит.

…Пузожитель смотрелся в зеркало вместе со мной. И в животе так плясал, что у меня аж зубы клацали. Пришлось его погладить по тому месту, где, как я полагала, находилась спинка, и сказать:

– Ну все, малыш, не скачи. Уже идем. У нас с тобой сегодня особенно много дел.

Я всегда думала, что ребеночку вместе со мной работать нравится. Но сегодня вдруг мелькнула очень для меня непривычная мысль: «А хорошо ли моему малышу на работе? Не повредит ли ему, что я весь день за компьютером? На быстросупах – или, если повезет, выбираюсь на бизнес-ланч в ближайший грузинский кабак!.. Постоянно нервничаю, согласовываю, бегаю!.. Может, не зря супруг пугает, что ребеночек мне еще отомстит и будет в отместку за такую несознательную беременность всеми ночами орать как резаный?»

«Сегодня, как с работы вернусь, весь вечер буду лежать, – пообещала я малышу. – И яблочное пюре себе, то есть тебе, сделаю. И даже протертый суп. Хочешь?»

Малыш снова торкнулся – как мне показалось, недовольно и недоверчиво: какие, мол, протертые супы? Сплошное вранье, все равно весь вечер будешь за бумагами сидеть…

А я прямо из туалета направилась к начальнице – нашей генеральной директорше. Сообщила, что с сегодняшнего дня я официально в декретном, но только в наших с ней отношениях это ничего не меняет.

– Вы по-прежнему можете на меня рассчитывать, Анастасия Сергеевна. По крайней мере, до тридцать восьмой недели.

– И в Нижневартовск с нами полетишь? – ухмыльнулась шефиня.

В Нижневартовске через три недели намечалась презентация новой линии нашей кухонной мебели.

– Конечно, полечу, – пожала плечами я.

Интересное кино: я на подготовку этой презентации столько сил угрохала, а мне теперь предлагают в Москве остаться? Чтобы все лавры моим двум замшам достались?!

– А выглядишь ты неважнецки, – вдруг сменила тему начальница.

Я не выдержала и, плевать на субординацию, взорвалась:

– Да что вы все специально гадости говорите? Нормально я выгляжу и чувствую себя прекрасно!

– Придумали уже, как назвать? – огорошила меня еще одним неожиданным вопросом шефиня.

– Анастасом, в вашу честь, – буркнула я под нос.

– Что-что? – настороженно переспросила она.

– Нет, – говорю, – еще не придумали. Муж хочет Васькой, а у меня Васька – в школе сосед по парте был. Дебил из дебилов.

– Хорошее имя Богдан, данный богом, – задумчиво протянула шефиня.

Нет, только не это! Как ни дорожу я своей работой, но Богданом своего ребенка не назову!

– Да, имя неплохое, – задумчиво сказала я вслух, еле удерживаясь, чтобы не поморщиться.

– Впрочем, у тебя еще будет время подумать, – оборвала меня Анастасия Сергеевна. – В «Тропиках». – И шваркнула о стол какой-то пестрой бумажкой.

– Где-где? – опешила я.

– Ты едешь в дом отдыха. На неделю, в Подмосковье, за счет нашей фирмы. Это тебе подарок – за безупречную работу и в честь начала декретного отпуска.

– Но как же… ведь у меня… – врать не буду: я растерялась. Неожиданные премии, оказывается, могут озадачить куда больше, чем нагоняи.

– За завтрашний день, будь добра, передай девочкам все дела. А уезжаешь ты послезавтра.

– Но я ненавижу дома отдыха! – наконец обрела я дар речи. – Там же тоска смертная!

– А тебе сейчас полезно потосковать, – пригвоздила директриса. И задушевно, совсем не по-начальничьи, а по-женски, добавила: – На тебе ведь лица нет, так вымоталась! Еще не хватало, чтобы ты преждевременно, по моей вине, родила. Никогда себе этого не прощу.