— Давайте с вами встретимся, скажем послезавтра, в шесть вечера, у ресторана Арагви, согласны? — спросила собеседника.

— Хорошо, встретимся там, до свидания, — в трубке раздались короткие гудки.

Странный и безликий разговор, не поймешь кто это был: женщина или мужчина. Страха перед разоблачением у меня нет, во первых есть железное алиби, во вторых — никто не поверит что такая милая девушка как я могу так зверски убить человека. И наконец третье: не будет никакого дела, в милиции этого фантазера привлекут за клевету и оговор, ну а в тюрьме он быстро распрощается с жизнью (повесится от угрызения совести). Черт с ним, гадать сейчас бесполезно, на месте решу что с ним (или ней) делать.

Уснула довольно поздно, долго ворочалась, в голове целых хоровод различных мыслей: кто, почему и что нужно делать. Толком ничего не решила, усталость взяла своё, около полуночи отрубилась. Во сне оказалась на яхте, стояла за большим деревянным штурвалом, рядом в полосатом, «морском» купальнике драила палубу Ланка. Подруга так эротично крутила задницей, наклоняясь, выгибаясь, что я не удержалась, подошла сзади и…. Гадство, ну какого хрена нужно переться утром, это же форменное издевательство. От злости хотелось зарядить поперек рожи, чтобы нос всмятку, а передние зубы навылет. Накинула шелковый халат с тигром, пора открывать дверь и посмотреть на этого идиота. Зря спешила, Настя уже запустила какого-то тощего хмыря, с дорогим кожаным дипломатом подмышкой. Визитер представился Даниилом Аркадьевичем Косторовским, музыкальным редактором фирмы «Мелодия». Наверное на них кто-то крепко надавил, раз сами примчались с утра, вернее послали своего человека. Насколько я помню, эта звукозаписывающая студия принадлежит министерству Культуры, значит Фурцева решила прогнуться.

Незваного гостя пригласила в кабинет, решила послушать что скажет, вернее предложит. Если честно, то не ожидала такого скупердяйства, вернее предполагала, но не до такой же степени. Мне предложили по двести рублей за песню, в итоге тысяча шестьсот, что согласитесь копейки. Пластинки выпустят огромным тиражом,

Министерство Культуры заработает миллионы, а мне суют чуть больше полутора тысяч, с которых ещё нужно заплатить подоходный налог.

— Вот что уважаемый, мне ваше предложение не интересно, за эти копейки я петь не собираюсь. Всего хорошего, — я встала из-за стола и показала рукой на выход.

Товарищ неверяще смотрел на меня, наверное думал что я сейчас от счастья захлопаю в ладоши. Популярности в Союзе у меня и так выше крыши, надавить им на меня нечем, так что все козыри на руках.

— Подождите, давайте поговорим конкретно, сколько вы хотите? — через минуту «родил» покрасневший Косторовский.

Озвученная мною цифра привела его в ступор, он стоял и хлопал глазами, рот непроизвольно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы.

— Это невозможно, — наконец выдавил из себя.

— Полностью с вами согласна, за ваш копеечный гонорар это невозможно. Прощайте, — проводила его к выходу.

Закрыла за товарищем Косторовским дверь, на секунду задумалась: не пройдет и пары дней, как он прибежит ко мне на полусогнутых. Контракты с западными студиями идут через «Международную книгу», а там есть чем надавить на «Мелодию», я же настоящий Нобелевский лауреат, ну и конечно связи.

— Оль, а не много ли ты с него потребовала, песни не книга, они столько не стоят, — спросила нахмурившись Настя.

Слава богине, в наш разговор сестра не вмешивалась, стояла и молча слушала. Руки передо мной не заламывает, мол «Как ты могла», потихоньку привыкает к моему методу добычи материальных ценностей.

— Не бери в голову, если не деньги, то получу что нибудь другое. В отличие от наших заслуженных и народных, я с левыми концертами выступать не собираюсь, я всё таки капитанша, настоящая офицерка милиции!

За это тут же получила два подзатыльника, Анастасия очень трепетно относилась к знаниям и прочей должностной мишуре.

После завтрака отправились на прием к Щёлокову, нужно отчитаться по нашей командировке. Рапорт вчера составила Настя, мне не доверила, сказала что он слишком серьезен. По дороге я его прочитала, что нужно запомнила, остальное дополню собственными словами. Для меня главное, это не забыть упомянуть про Василису Корякину, я ей обещала разобраться в её деле, а свои обещания привыкла выполнять всегда.

В приемной подошли к секретарю, та улыбаясь нас расцеловала, затем по селектору доложите министру.

— Подождите пару минут, сейчас Николай Анисимович закончит совещание. По секрету скажу, он очень за вас переживал, каждый день не по разу созванивался с генералом Свешниковым, — шепотом рассказала секретарша.

Про остальное сказать не успела, открылись двери, из кабинета начали выходить милицейские начальники. Все потянулись к нам, жали руки, спрашивали про здоровье. Не скрою было приятно, люди подходили не для показухи, многие за нас переживали. Только минут через пять мы вошли в кабинет, где нас ждал улыбающийся Щёлоков. Здороваться за руку не стал, крепко обнял, что было совсем не по протоколу.

— Добавили вы мне седых волос, сейчас даже не знаю, отпускать вас в следующие командировки или нет, давайте рассказывайте, — усадил нас за небольшой журнальный столик.

Кресла были удобные, с высокой мягкой спинкой, скорее всего югославские, у нас почему-то такие не делали. Минус был один: слишком низкие, как и столик, приходилось сидеть на самом краешке, сильно сжав при этом колени. Как вы понимаете, пришлось идти в форменном платье, как у Насти (Вера Петровна расстаралась, пошила для меня). Лучше бы сварганила новые брюки, старые мои тю-тю, пришлось из-за смолы выбросить, сейчас от этого страдаю. Конечно не всё так плохо, старая намного хуже форменного платья, только для меня рубашка с брюками была бы в сто раз лучше, опять же ноги не нужно сжимать.

Пока я предавалась мрачными мыслями о своем тяжелом «житие», секретарша накрыла столик, на нём появились конфеты, чай и пирожные. Подмигнув нам быстро удалилась, её ждал мой небольшой презент, в фирменном Ивсенлорановском пакете. Утром бросила в него набор косметики, колготки и чулки, кассету с моими «киргизскими» песнями. Не знаю как Анастасия, а мне хорошо известно, что от секретарш зависит слишком многое, так что жадничать не стоит, иначе скупость выйдет боком. Опять же нужно поддерживать имидж доброй и щедрой девушки, про мою меркантильность никто не подумает, я же блондинка, а они все такие не жадные.

За чашкой чая рассказали Николаю Анисимовичу про наши злоключения, он здорово впечатлился. Одно дело читать рапорт, другое дело слушать из первых уст, со всеми нашими переживаниями и подробностями.

— Скажу по секрету, можете крутить у себя новые дырки, представление на ордена подписано, так что скоро получите. Может у вас есть какие-то предложения? — спросил Щёлоков.

— У меня целых три! Первое, это новая форма, она показала себя отлично, как раз для работы не в кабинете, а в сложных полевых условиях. Второе, это оружие, был бы у меня пистолет, разговор с бандитами был бы короткий. В этот раз нам крупно повезло, второго такого везения может не быть. Что они с нами хотели сделать, повторять не буду, слишком мерзко становится на душе.

И наконец третье: нужно разобраться в деле Василисы Корякиной, девушку нагло подставили, а мы, то есть следственные органы, пустили всё на самотек, толком не разобравшись, — быстро, чтобы не перебили, оттарабанила я.

Щёлоков на минуту задумался, затем встал и подошёл к своему сейфу, вернулся с папкой, на которой лежала кобура.

— Держи свой именной, хотел как и обещал на день рождения, но жизнь вносит свои коррективы. Поздравляю товарищ капитан! — пожал он мне руку.

— Спасибо Николай Анисимович, то есть Служу трудовому народу! Ой, Советскому союзу! — отдала честь.

— К пустой голове руку не прикладывают, хотя блондинкам наверное можно, — засмеялся Щёлоков.

Я в ответ тоже, а вот сестра… сегодня точно получу от неё на семечки и орехи, не миновать десятка подзатыльников, нужно будет не забыть каску надеть.