Она бросила меня.

Земля сотрясается у меня под ногами. Я вдыхаю всепоглощающий запах серы, а затем земля раскалывается, вздымая стену огня прямо в воздух.

Я горю.

Глава 21

Сейнт

Тяжелый аромат полироли для дерева и благовоний окутывает меня, как одеяло, принося небольшое утешение моей измученной душе. Солнечный свет пробивается сквозь щель в занавеске, ударяясь о решетчатую перегородку и отбрасывая маленькие блики на мое лицо. Это напоминает мне об Иден.

— Прости меня, отец, ибо я согрешил. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, прошел один день с момента моей последней исповеди, — слова слетают с моих губ, временно снимая свинцовую тяжесть, которая сидела у меня в животе с тех пор, как я покинул эту самую исповедальню двадцать четыре часа назад.

Священник испускает тяжелый вздох.

— Сынок, ты пробыл здесь последние четыре дня. Я могу даровать прощение только в той мере, что уже отпустил тебе. Оно не накапливается, — он устал прощать меня, устал слушать грешника.

Но я не прощен. Я чувствую, как грех гноится, разлагая мою душу с каждой минутой. Мне нужно божественное вмешательство, исцеляющее прикосновение руки Господа. Спасение. И оно требует истинного признания и очищения.

— Я не говорил о своем грехе, — выдыхаю я, ступая на натянутый канат между Господом и его посланником. Признаться в таком… Возможно, это то, чего Он хочет, — чтобы я раскрыл свой ужасный секрет, рискнул собой и продолжил свои страдания в тюремной камере.

— Бог, Отец милосердия, смертью и воскресением своего Сына примирил мир…

— Я убил человека. — Тишина. — Я убил его, потому что он причинил ей боль.

Я насчитываю восемь тяжелых ударов своего сердца о ребра, прежде чем священнослужитель, наконец, произносит:

— Ты раскаиваешься? — шепчет отец Максвелл с заметной дрожью в голосе.

Он, наконец, видит меня. Впервые он по-настоящему видим монстра, которого я прячу внутри себя. Я больше не просто странный мальчик, который посещал его церковь последние тридцать лет, или даже неунывающий человек, которого он знает. Это мерзкое чувство опасности, которое он испытывает, когда находится рядом со мной, то, о котором он всегда говорил, и которое он считал иррациональным, потому что я представал в его глазах набожным человеком, истинным католиком, все это, наконец-то, обрело смысл. Я — убийца, грешник, хищник, живущий среди своей добычи. И как это возможно? Один из его паствы. Предатель, лживый притворщик. Я почти слышу, как эти мысли щелкают в его сознании.

— Я не жалею, что убил его, — моя голова опускается вперед, и меня охватывает горе, но не из-за Эштона, а из-за моей души, которая теперь проклята. Я чувствую только тошнотворное разочарование от того, что Бог отверг меня, потому что я так сильно ошибся, и без его руководства я бы давным-давно обрушил все свои темные побуждения на его детей. Плохие парни отправляются в Ад.

— Тогда ты не можешь быть по-настоящему освобожден от греха.

— Я обречен на адское пламя, — бормочу я, озвучивая ту самую мысль, которая неотступно преследует меня.

Он прерывисто вздыхает, и этот звук похож на выстрел в тишине исповедальни.

— Да, если только ты по-настоящему не раскаешься в своей душе.

Вскакивая на ноги, я хватаюсь за занавеску, замирая на мгновение.

— Возможно, у меня нет души.

А без души какое на самом деле имеют значение Рай или Ад?

****

Запах серы даже сильнее обычного, он проникает в мои легкие до тех пор, пока я не начинаю задыхаться от него. Волны жара мерцают в воздухе, поднимаясь от сухой, как кость, поверхности под моими ногами. Столб давит мне на спину, веревка врезается в кожу на запястьях. В панике у меня перехватывает дыхание, и я вырываюсь из своих пут. Страх овладевает мной до тех пор, пока он не поглощает меня целиком. Пламя приближается. В любую секунду…

Я моргаю, и на фоне темно-серого апокалипсического неба мерцает вспышка света. Свет приглушается, как и всегда, пока я не могу разглядеть в нем какую-то форму. Ангел направляется ко мне. Ее струящееся белое платье не запятнано почерневшим пеплом, который ее окружает.

— Иден, — выдыхаю я.

Она останавливается передо мной и склоняет голову набок, ее глаза полны горькой печали.

— Ты сгоришь, Сейнт.

— Нет, — я качаю головой. — Пожалуйста. Ты можешь спасти меня. — Она делает шаг вперед, медленно протягивает руку и кладет ее мне на голову. Ее пальцы скользят по моей щеке, и это прикосновение потрясает меня до глубины души. — Ты можешь спасти меня, — шепчу я.

Она придвигается ближе, эти прекрасные зеленые глаза изучают каждый дюйм моего лица.

— Да. Я могу, — обхватив мою щеку, она наклоняется, и ее теплые губы касаются моих. Это все равно что стоять на солнце ясным летним днем. Запах серы исчезает, и вместо него я чувствую аромат цветов и скошенной травы. Тишина, каким бы чистилищем это ни было, сменяется перезвоном ветра и мягким шумом волн, набегающих на пляж. Я чувствую себя… благословенным. Ее губы крепче прижимаются к моим, а пальцы так нежно поглаживают мою щеку. — Я могу спасти тебя, — шепчет она, прикасаясь своим лбом к моему. Я чувствую это глубоко внутри себя. Только она может спасти меня.

Я просыпаюсь, и мне сразу же хочется вернуться туда, прямо в Ад — к ней.

Спаси меня, ангел.

Глава 22

Иден

Кажется, жизнь просто продолжает пинать меня, когда мне плохо, и, честно говоря, синяки начинают проявляться. Прошло три дня, а я ничего не слышала от Эша. Я полагала, он хотя бы пришлет мне смс с извинениями. Думаю, на самом деле ему все равно. Возможно, в конце концов, он просто хотел снова залезть ко мне под юбку. Дура я, что думала, будто ему на самом деле не все равно. Ведь всем было все равно.

Кроме того, прошло три дня с тех пор, как я в последний раз видела Сейнта.

Каждый вечер за мной приезжает машина, забирает меня и отвозит на работу в «Убежище», а моя машина таинственным образом исчезла. Я бы спросила его об этом, но не видела ни его, ни Джейса, если уж на то пошло. И в таких реалиях моя жизнь продолжается. Мой брат все еще числится пропавшим без вести. Я все еще одна. Ничего не меняется.

Я отрабатываю свою смену и иду домой, как и всегда. Водитель въезжает на парковку и останавливается, ожидая, пока я выйду. Это не всегда один и тот же парень, но никто из них никогда не разговаривает со мной. Интересно, было ли им приказано этого не делать, или они просто не хотят? В любом случае эта молчаливая поездка, кажется, усугубляет мое одиночество, лишь подчеркивая его. Одинокая девушка, которую избегают даже незнакомые люди.

Вылезая из машины, я захлопываю дверцу и направляюсь к своему зданию, а затем притормаживаю. Там, на парковочном месте прямо у дорожки, стоит моя машина, чью тускло-желтую краску невозможно не заметить в оранжевом свете уличных фонарей.

Прислонившись к пассажирской двери, стоит Сейнт. Его голова опущена вниз, скрывая лицо. Черные волосы подходят к его костюму, и он будто сливается с тенями, становясь одним целым с ночной темнотой. Тишина, кажется, цепляется за него, выводя из себя его неподвижность. Он всегда пугал меня, но сегодня будто в нем ощущается нечто другое — некая зловещая аура, которая заставляет меня дрожать.

— Сейнт? — мой голос дрожит, и я тереблю ремешок своей сумочки.

Медленно он отходит от машины и подходит ближе. Он останавливается в нескольких футах от меня, будто чувствуя мой страх и на самом деле уважая его. Он выглядит… по-другому. Под его глазами залегли темные круги, и он не так собран, как обычно.

— Ты… в порядке?

Его глаза встречаются с моими, и он выглядит… уязвимым. Я никогда не думала, что увижу Сейнта Кингсли таким уязвимым.

— Твою машину починили, — он протягивает мне ключ, и я делаю шаг вперед, забирая тот из его руки. Он починил мою машину. Я боюсь его, но когда смотрю в его глаза, мне почти жаль его. Он окружен людьми, но у него никого нет. Как и у меня.