Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нет - ни земли, ни подводы... Ничего нет, потолок во тьме перед глазами полуоткрытыми - чуть плывет. Прикрывает глаза.

Глаза. Прямо у глаз - как сквозь легкую патину - лицо женщины, склоненной над ним, темноволосой, другой. Она вглядывается в незрячие, сном затуманенные щели его глаз, совсем близко, касаясь ресницами, вглядывается в глазное дно, как в разводы кофейной гущи на дне, читая... и медленно отдаляется, подрагивая губами, слова подбирая, перебирая беззвучно...

Его будит телефонный звонок. Ошиблись номером.

Мутный день. Не туман, а стоит отрешенно, будто воздух внутри него вымер. День стоит и не дышит, а он в нем сидит - где-то в пальце его ноги, безымянном, левой, как ему кажется, во внутреннем дворике, пьет кофе. Улица поблескивает вдали. Как ноготь, думает он, растет.

Странно, что же она хотела сказать? Хотела ль? Сказала б? Этот последний совсем заслонил для него тот, со скитом на мысе. Пьет, повторяя губами непроизвольно ее движенья.

Да, вспоминает он, вчера, засыпая, я думал - и тот, со скитом, исподволь проступает, - я думал, да нет, бредил, скользя, как по осыпи, в сон. О сне. О том, что вот бы туда перейти - жить, быть, женщину встретить - там, там любить ее, в небе паря, в огне не горя, время на поводке, как пса, выгуливать, дом построить - там, сына родить, дочь. А сюда - как в сон возвращаться, как в краткий сон - часов на пять, шесть. А может, со временем и не нужно будет. Такой, что ли, Муромец наоборот, на вторую часть жизни. Ведь если спросить себя, что называется, в лоб: а не может ли так оказаться, что мы за деревьями леса не видели, что истинная наша жизнь происходит там, в лесу сна, а здесь, по эту сторону, - лишь подлесок? Есть ли у нас достаточные основанья, чтобы сказать: нет, не может. Нет, у меня нет. Да, рождаемся и умираем мы по эту сторону. По эту? Не факт. То есть для нас - да. Для нас, глядящих отсюда. А смени угол зрения, перемести его в лес, например, сна: иная перспектива...

Так он думал, скользя в сон, о сне, о женщине. И вот. Мыс, скит, царь. Она. Монахиня. Потом лишь - свет, голый, тмящийся, без черт, без голоса, без имени, вполоборота... Странно.

И потом, на излете сна, другая, как птица в окно...

Нет, морщится он, покачивая головой, отставляя чашку, не фрейд-юнг, не таро, не притча. Это, он знает нутром, впрямую к нему развернуто - лицом к лицу. Кто? Что? Не видит.

Он послал ей записку: сегодня в три будет ждать ее в "Тамбоси" - том кафе, где они впервые... В три. Через тридцать три жизни она придет, когда ни "Тамбоси" не будет уже, ни земли.

Он идет по засыпанной листьями, заспанной улочке к метро. Брейгелевский мальчик на костылях стоит под яблоней, рот приоткрыт и, как на слабой резинке, ползет в угол, на затылке фуражка, размахивается костылем и лупит, как клюшкой для гольфа, по падалице - та разлетается с хрустом, вдрызг. Губы растягиваются, два заячьих зуба и глаз - прищуренный сверкунец.

Тридцать три. На деревьях она сидела эти дни, собирала оливы "on the trees". Greece, ему чудится. В Греции, что ли, она сидела? On tears? На слезах? Голоса ему чудятся, как ветерок волосы перебирает. На деревьях, значит, сидела. Одна. В небе. Собирала оливы. В банку. Цвета неба над нею - пустого. А потом оно наполнялось сумерками, как банка оливами. А потом она засыпала, как косточка, в этой оливе ночи. А кукла в небе между ветвей все висела, покачиваясь, прижимая к груди банку. А наутро она приставляла лесенку к следующему дереву, и так все дальше, в сторону моря... А теперь?

А теперь, говорит он ее голосом, на слух говорит, не разжимая губ, теперь я здесь, только приехала, вот сижу - в своей комнате, как в дыре черной. В черной сидит, на полу, как белый лотос, и глаза прикрыла. И будет сидеть до тех пор, пока эта черная не станет белой, а она - на полу - черным. Медитируя, просветляя черное белым, белое примиряя с черным. Серое, как ни клади штукатурку - набрызгом ли, с затирочкой... Тридцать три - минуты четвертого. Он расплачивается, выходит. Темнеет уже, огни.

Лицом в подушку, угол губ и веко - подергивается. "Нет, не этот, не это, - шепчет он морщась, - нет." Как рыба, то всплывая к этой пленке, светящейся над головой, полупрозрачной, то во тьму погружаясь, плывя колеблющимися коридорами между снами, выворачиваясь, выскальзывая из рук - не тех, не тех... Ему кажется - дело техники, ему кажется, он уже близок, вот, поворот, вот: царь.

Маленькая фигурка, пешая, со спины. За ним - кавалькада. Похоже, нагорье, невысокое, за ним довольно крутой спуск к реке, городу. Они у края, спускаются. Он идет следом за ними. Царь уже у реки, внизу, оборачивается. "Ну - дальше?" - как бы спрашивает его, вскидывая голову. Роли, похоже, переменились. Он указывает царю рукой: "Там". К церкви подходит царь, на крыльце - монах, говорят недолго. Царь отходит, поднимает лицо к нему, стоящему на горе: "Да?" - "Нет", - покачивает он головой. Царь возвращается. Идут всю ночь: царь, кавалькада, за ней - он, замыкая, вглядываясь во тьму по сторонам - этот поворот? Нет, нет... Вот он! Запоминает, продолжая идти. Светает, город вдали, над ним - зарево.

Входят: сгорел город, зола одна, как сухая листва, перешептывается, лисьи ушки огня прядают, пробегая - там, там...

Он украдкой выходит из города; не до него сейчас - им, там. Этот горчичный свет постепенно настаивается, и уже с каждым шагом становится ближе к тому, тогда. Вот он, уже показался вдали - мыс, скит, дверь. Стучит. Не заперта. Входит: тишь, полумрак, никого.

Он просыпается со стоном, пальцем не может пошевелить, кажется, там, где было его тело, - земля разошлась и сомкнулась, он чувствует - еще перед тем, как открыть глаза, - под ним не его кровать, и воздух не тот - с моря. Смотрит, медленно обводя взглядом часовню, тишь, ни души, луч стоит, утоньшаясь от пола к окну под крышей.

Вышел; тот же горчичный свет, чуть светлей, золотистей над морем. Деревце - одно - покачнувшееся над обрывом. Меленькое, пугливое серебро листвы. Ближе подходит, щурится против света: там что-то висит в листве, покручиваясь по часовой... Кукла. Синее платье, голая голова, рука подвязана к ветке. Море внизу. Такое же синее, голое, с серебром. Но тогда это небо горчичное, с золотом - не отсюда. Или море - не от этого неба.

3
{"b":"87280","o":1}