— Как дела? — спросил так буднично, что я даже растерялась.
У меня тут муж пропал, следак грозится в тюрьму упечь, муж любовницы моего супруга закатывает истерики, а сама любовница мертва… и на все это такой простой вопрос «как дела»?
Почувствовала, как начиная трястись мелкой дрожью от распиравшего смеха. Только я могу оказаться в таком нелепом положении и услышать от несостоявшегося любовника «как дела?»
Пришлось все-таки взять себя в руки, не хватало, чтобы еще Макс подумал, будто что-то не так, или что еще хуже — будто я сошла с ума. Не хочу ни жалости, ни сочувствия.
— Нормально… — ответила я.
Немного подумала и уже более уверенно подтвердила:
— Да, нормально.
— Звучит неубедительно, ну и ладно. Вам нужно что-то?
— Кому нам?
— Тебе и старику?
— А… нет, спасибо! Как-то справляемся.
Мы немного помолчали.
— Слушай, а что с Ушаковым? Ты с ним связывался?
— Ушаков? А что с ним?
— Ну я же тебе говорила…
— Ушаков знать ничего не знает. Помнить не помнит. Поверь, он и про тебя не слышал…
Я с облегчением выдохнула, удивляясь, насколько легче стало на душе. Словно камень сняли, ей-богу.
— Ой, Макс… я даже не знаю, как тебя и благодарить.
Интересно, что же такого сказал Ушакову, что тот забыл кто я?
— Дай подумать… а все, придумал. Ты пойдешь со мной на свидание.
— Эм… прости, но…
— Я не сказал, что сейчас же. Как захочешь, так и пойдём.
— Спасибо, — выдохнула я и вновь чуть не разревелась.
Как бы там ни было, Богдан пока еще в моем сердце и мне хочется думать, что он… что я… что все, что произошло-какое-то досадное недоразумение, глупость, чушь.
Мда… это могло бы таковым оказаться, если бы не труп Лады. Как объяснить это? Поверить в то, что мой муж-убийца, оказалось самым трудным. Кем угодно я могла его представить, изменником, предателем, но не убийцей.
— Без проблем. Лиска… девочка моя, я же все понимаю. Помнишь, я говорил, что ты придешь?
Что-то кольнуло в груди от этих слов. Давно забытое чувство. Сколько же воды утекло с тех пор?
— Да, и ты оказался прав.
— Я всегда прав, милая. Все, давай приходи в себя, насчет следака не волнуйся. Живи дальше, наслаждаясь каждым днем и знай — мы все равно будем вместе. Я терпеливый.
* * *
Как бы тяжело порой не было, как бы ни казалось, что пережить что-то невозможно, но время не стоит на месте. Оглядываешься назад и понимаешь, что как-то пережил, прожил, перетерпел и даже немного подзабыл. И вот уже три месяца прошло со дня исчезновения Богдана и смерти Лады.
Машка вовсю готовилась к свадьбе, в июле планировалось пышное торжество, где меня ждали как почтенного гостя-свидетельницу. И как бы я не отбрыкивалась, друзья стояли на своем. Пару раз я ездила к ним в гости, столько же они приезжали в наш с Петрушей дом.
Старик мой совсем занемог и не было и речи, чтобы нам с ним перебраться куда-нибудь подальше от этого города, приносящего мне одни беды и разочарования.
Я так и не смогла продать особняк Вертелецкого, совесть не позволила. Все еще надеялась, что когда-нибудь он вернется и вновь поселится в нем. Конечно, уже без меня, но поселится. Это его дом, а мне, как известно, чужого не надо. Единственное, что немного напрягало, так это счета. Я решила, что года для возвращения будет достаточно. Если же нет, все-таки придётся его продать и положить деньги на отдельный счет. Домик в лесу тоже стоял бесхозный. Не знаю даже, что сейчас с ним стало-сил вернуться туда просто не было. Слишком много тёплых воспоминаний оказалось связано с ним.
Макс звонил каждую неделю, спрашивал, как дела и предлагал свою помощь. Про свидания больше не заговаривал, все больше болтая на отстраненные темы. Пару раз мы все-таки выбрались в кафе и в кино, но договорились, что это не больше, чем дружеское общение. Странно, но меня больше не тянуло к нему, как прежде. Да, он по-прежнему был привлекателен и всячески оказывал мне знаки внимания. Он не был больше груб, как прежде. Напротив, был очень мил и даже порой трогателен. Но в моей душе еще жив был образ другого человека. Во мне остро боролись два противоречивых чувства — обида и любовь. И хоть обида сейчас была намного сильнее, и, разумеется, я бы никогда не простила такого предательства Богдану, даже если бы он вернулся, все же нельзя просто так взять и вычеркнуть такие чувства из сердца.
Я допускала, что когда-нибудь смогу попробовать новые отношения, но не сейчас. А будет ли это Макс или кто-то другой-не знала.
В начале мая мы с Петрушей покинули город с его выхлопными газами и отправились в деревню, где у моего деда просил посадки огород. После работы я обычно брала полотенце и шла на пруд, где никогда никого не было. Расстилала его на травянистом берегу и загорала до самого заката. Тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и журчанием воды, расслабляла и настраивала на лирический лад. Обычно я засыпала, перебираясь в тень березки и просыпалась, когда начинала замерзать.
Телефон с собой я естественно не брала, чтобы никто не отвлекал от медитаций и вообще не потерять.
Вернувшись в очередной раз домой, где Петруша вовсю колдовал над новенькой электрической плиткой, обнаружила с десяток, пропущенных вызов от Машки.
Петр что-то сердито проворчал, заметив мои поползновения к телефону и кивнул на стол, что могло означать «вначале поешь, потом все остальное».
Свежий воздух как нельзя лучше пошел ему на пользу, и дед расцветал прямо на глазах. Он не раз уже грозился навсегда перебраться в деревню и сейчас я понимала, что ему это просто необходимо. Ну а что? Свет, вода, электричество-все здесь есть. Единственная проблема — сложно с медицинской помощью. Но в городе у него кроме этой самой помощи вообще ничего нет, ни радости, ни желания жить. Так что лучше уж так… Сколько Петру отмерено неизвестно, но пусть он это время проживет в радости.
Так я и решила, нечего старика таскать туда-сюда. За лето обустроим и утеплим дом как следует и будем тут жить. В тишине и подальше от цивилизации.
После ужина перезвонила Машке, и та тут же ответила на звонок, будто сидела возле телефона. Так оно, кстати, и оказалось.
— Ну где тебя черти носят?! — возмущенно проорала она мне в трубку.
— Тсс… притормози коней. Какая муха тебя укусила?
— Трупы нашли! Вот какая…
— Какие еще трупы? Ты о чем? — не поняла я.
— Какие-то три скелетированных трупа нашли в лесополосе. Рядышком, как солдатики лежали. Судя по одежке не такие уж старые… Уж, не наши ли потеряшки?
— Да какие потеряшки?
— Тебе что, деревенский воздух совсем мозг размягчил? Те, что напали на вас на пляже.
— А… ты про них, — я почему-то даже не удивилась. И не испытала ни облегчения, ни шока. Вообще ничего.
— И так как вы не подавали заявление в полицию… с вами, ну то есть с тобой и Максом это никак не свяжут.
— Ушаков был в курсе.
— А позволь узнать, откуда бы ему быть в курсе, если вы не подавали заявление в полицию?
И тут я задумалась. А ведь действительно… тогда я не придала этому значения, он вроде по поводу Сашки приходил. А теперь вспомнила, что про нападение ему тоже было известно. Откуда бы?
— Ну я была в больнице. Но не спросила мужа, что они сказали врачам…
— Могло быть такое, что врача убедительно попросили молчать о том, что с тобой произошло? Да и вообще необязательно было объяснять. Может они вообще сказали, что ты упала с лестницы и ушиблась.
— Может.
И тут меня осенило. Надо узнать Макса, что они там в больнице наплели.
— Погоди пока звонить своему Максу. Нам пока неясно что и как.
— Да, а чего выяснять? Наверняка Богдан и рассказал Ушакову про нападение.
— Ну может, — не стала спорить Машка.
Немного помолчала, что-то грызя около трубки.
— Слушай, я тут приехать хочу ненадолго. Можно?
— Конечно! Спрашиваешь…
— Ну вот и славно. Завтра жди.
* * *
Всю ночь я проворочалась без сна, думая о тех трупах, что нашли недавно в лесу. Что, если это действительно те парни? Тогда все-таки кто-то из моих мужчин (тут я усмехнулась… надо же, «моих» мужчин) и прикопал их там? А вот кто из? Я не могла поверить ни в одну из версий и, наверное, меня бы сейчас устроило любое объяснение. Если бы мне сказали, что это стечение обстоятельства, инопланетные проделки, массовое самоубийство и самозакапывание — я бы всему поверила, если бы было кому убеждать. А пока убеждала сама себя — ни Богдан, ни Макс тут ни при чем.
