В глазах Сашки появился нездоровый блеск, и он приблизился почти вплотную.

— Лиса, солнышко, поехали со мной, — жаркое дыхание на моей щеке, крепкие руки.

— Саш, перестань, — тихо попросила я.

Но он совсем меня не слышала.

— Уйдем, будем вместе. Ты и я…

Прижал к своему лицу, голос дрожал и срывался. Частое дыхание, жаркие поцелуи моих волос, щек, головы…

Я попыталась вывернуться, но он крепче схватил за руки, делая больно.

— Перестань! Слышишь, Сашка, ты дурак что ли?!

Я закричала. Закричала зло, с остервенением выдирая запястья из его цепких пальцев. Дернулась вперед, ударив лбом его по носу.

Сашка застыл, словно получил пощёчину, но в глазах появлялась ясность. Мотнул головой, будто прогоняя наваждение, закрылся руками и громко попросил:

— Уйди пожалуйста…

Я в последний раз посмотрела на него и развернулась, чтобы уйти.

— Я все равно тебя люблю. Прости меня за все, Лиса…

* * *

Сколько нам отмерено для счастья? Вы когда-нибудь задавались таким вопросом?

Я думаю, что где-то там есть такая чаша весов, где нам по граммам отмеряют время жизни, счастья, любви, боли, успехов и невезения…

Отмеряют за какие-то заслуги или поступки в прошлой жизни. Отмеряют скрупулезно и дотошно, высчитывая каждый миллиграмм. Иначе объяснить, почему кто-то всю жизнь проводит с золотой ложкой во рту, не видя горя и страданий, а кто-то с рождения обречен на муки, просто невозможно.

Ну или это простая случайность и все мои мысли на данный счет не более, чем бред.

В окно приветливо светило майское теплое солнце. Птицы щебетали на своем птичьем, а мне вдруг до одури захотелось с кем-то поговорить. Просто поболтать хоть о чем-нибудь. Все равно о чем, только бы слышать знакомый голос.

Набрала номер Юльки, но та не ответила даже после десятого гудка. Спит что ли…

У Нино телефон и вовсе отключен, наверняка на какой-нибудь встрече… больше звонить вроде некому… эх…хоть бы кота что ли завести.

Я поставила вариться яйцо, нарезала дольками банан, заварила кофе. С книжной полки достала Бронте, и, наверное, уже в десятый раз в жизни начала читать Джен Эйр.

Не знаю почему, но всегда, когда мне становилось в жизни особенно тоскливо и одиноко я читала этот роман.

Но в этот раз не сработало. Захлопнула книгу на двадцатой странице, съела остывший завтрак, быстро собралась и поехала на птичий рынок.

Проще, конечно, было по объявлениям посмотреть, но вдруг вспомнилось, как мы с мамой выбирали нашу Мышку на рынке. Мышка была серенькой с белыми лапками кошкой. Котенком, двух месяцев отроду.

Помню, как мы битый час ходили между рядов, присматривая питомца. И вот я увидела бабушку, которая стояла в самом конце ряда. Перед ней на коврике, постеленном прямо на асфальт, стояла картонная коробка, из которой раздавался еле слышный писк.

— Ма, мам, давай посмотрим кто там?

Мама кивнула, ей и самой уже не терпелось закончить смотрины и отправиться домой, где нас ждали папа с маленьким Пашкой. Их ведь кормить надо, а разве папа справится сам?!

Но и просто так уйти мы тоже не могли, животное мне обещали на день рождения, а разве можно обмануть ребенка? И вот мы уже черт знает сколько времени бродили по рынку, но мне, как назло, никто не нравился. Уж и не помню почему, но не нравился и все тут.

Бабушка при виде нас оживилась, слегка приоткрыла коробку, откуда тут же высунулась забавная мордашка с черным носиком-пуговкой и белыми усами.

— Миу, — сказал котенок.

Пушистый, со смешным хохолком на голове.

— Мам, это же Мышка, — сказала я.

— Нравится? — казалось, мама уже поверить не могла, что счастье так близко.

— Ну конечно, это же моя Мышка.

Бабушка довольно улыбалась, мама расплатилась с ней и я, счастливая до ужаса, понесла своего личного котенка домой в картонной коробке.

После гибели родителей и Пашки Мышку вместе со мной забрала бабушка. А вот когда и она умерла, и меня отправили в детский дом, Мышка стала никому не нужна. Я так и не узнала, что же стало с ней потом и куда она делась. Скорее всего кошку выпустил на улицу кто-нибудь из жильцов, или органы опеки, когда приехали меня забирать.

* * *

Я шла вдоль мяукающе-кукарекающе-хрюкающих рядов и вспоминала.

Так странно, вот выйди отсюда за ворота, пройди десять метров и увидишь совсем другую жизнь. Современную. С торговыми центрами и высотками, с ультрамодными ресторанами и уютными кофейнями. А здесь, на птичьем рынке жизнь будто замерла. Все такие же бабушки с картонными коробками, старые ржавые лотки под навесом, мужички в потрепанных трениках и страшный гомон животных и птиц, от которых очень скоро начинает болеть голова.

Так, свинки, хомяки, крысы, кролики и шиншиллы мне не нужны. Собаку не хочу по идейным соображениям. Ненавижу вставать по утрам, и уж тем более в любую погоду топать с животиной на улицу.

Нет-нет… хочу котенка, маленького и пушистого, с серой шерсткой и белыми лапками.

Через час мне, наконец, повезло. В одном из тупиков на складном стульчике притулился мужичок неопределённого возраста с корзинкой возле ног. Корзинка, накрытая какой-то тряпкой, постоянно шевелилась, из-под нее периодически выглядывала беленькая лапка. Мужик то и дело засовывал лапку обратно и по-доброму ругался на животину.

— Кто у вас там? — я подошла поближе.

— Знамо кто, котейка. Только он махонький еще и урод.

— В смысле урод?

— Дак у него хвоста нет. Такой родился, — вздохнул мужик и показал забавного малыша в корзинке.

Серый, лапки белые, котенок был таким хорошеньким, что у меня и мысли не возникло бродить по рынку дальше. Надо брать.

— Да кто ж его такого возьмет? Вот стою, мучаюсь, и выкинуть жалко. Жена говорила, топи, а мне совестно.

— Из-за того, что хвоста нет? — ахнула я, — А себе чего не оставили?

— Да у внучки аллергия, она с нами живет. Кошку соседям отдали. А этого брать никто не хочет. Говорю же, урод.

Мужик снова вздохнул, видно было, что жаль ему кота.

А я была полна возмущения, что из-за отсутствия какого-то хвоста котенка и уродом назвали и брать отказываются. Ну что за люди?!

— Пол какой? — я наклонилась погладить малыша, и он тут же протянул ко мне свои лапки.

— Мальчик… вроде мальчик, — неуверенно протянул хозяин.

— Давайте вашего горемычного,

— Тыща, — не растерялся мужик, видя, как сильно мне понравился котик. Да и я уже держала кота на руках и ни за что на свете не отдала бы его обратно.

— За беспородного?! — я деланно возмутилась, скорее так, для удовольствия. Понятное дело, что для меня деньги невелики, но рынок есть рынок. Здесь не поторгуешься, считай зря пришел.

— Ну… — он развел руками и сам уже засомневался в цене.

Я вручила ему две тысячи, мужик тут же замахал руками.

— Внучке на гостинцы, — я улыбнулась и покрепче прижав кота под ветровкой, потопала домой.

Дома я вырезала верхнюю часть коробки из-под телевизора, постелила туда мягкий плед и посадила нового жильца.

— Ну что, дружок, вот тебе новая квартирка. Нравится?

Он обнюхал свою новую подстилку. Вначале неуверенно, потихоньку перебирая лапками прошелся от начала и до конца коробки, помял мягкими подушечками плед, мурлыкнул от удовольствия и свернулась калачиком.

— Значит, нравится. Так… как бы тебя назвать? Барсик?

Кот недовльно помотал мордочкой.

— Не Барсик… может Борис?

Котенок даже чихнул от возмущения.

— Будь здоров. Ну какие там еще кличик у котов, а? Я-то за девочкой шла, а ты парень. О, вспомнила. У подруги одной кота звали Локи.

Кот внимательно посмотрел на меня и мяукнул.

— Нравится? Ну что ж… будешь ты Локи. А что, коротко, но ёмко.

Мыш снова мурлыкнул. Видимо имя пришлось по вкусу.

— Это еще что… — весело сказал я новому боевому товарищу, — вот я тебе подушечку подарю мягкую, вообще не слезешь с неё. Локи внимательно на меня посмотрел и кивнул, будто понимая, что я ему говорю.