– М-м… нет. – Судя по сверкающим глазенкам, паршивец от души наслаждался моментом.
«Садист… О, черт бы тебя, садист…»
Даня потянулась к нижнему белью.
Оп!
Рука Якова резко ушла назад – дальше края подушки.
– Ты что творишь? – Прочистив горло, выпалила Даня. – Ты реально чьи-то трусы в кармане все это время таскал?!
– Не «чьи-то», а твои.
– Не факт, – заартачилась девушка. В этом отрицании притаился отголосок детского упрямства. «Это не я съела конфетку! Это не я запачкала скатерть!»
Видимо, уловив те самые детские интонации и вдоволь полюбовавшись на растерянную и поджавшую губы Даню, Яков прыснул.
«Насмехаться еще удумал?!»
– Это твои. Чужие я бы не стал таскать с собой.
«О, все, крыша упорхнула вдаль. Что за разговоры мы ведем? Что за бред мы с ним несем?!»
– Не узнаешь? Ты же сама их с себя стащи…
Хлопс! Даня прижала ладонь к губам Якова, прерывая компрометирующую речь.
– Еще хоть слово, и я тебя придушу, – прошептала она и потянулась к трусикам.
Неуловимое движение, и рука Якова, сжимающая девичью вещичку, ушла в сторону. Тяжело выдохнув от бессилия, Даня выпрямилась и убрала руку ото рта Левицкого.
– Прямо восхищает, что у тебя духу хватает играть со мной в игры, – вкрадчиво заметила она, краем глаза намечая себе цель и готовясь к следующему рывку.
– Такая злобная сегодня. А вчера была нежной.
– Ни слова! Предупреждала же, ни слова! Чего ты от меня хочешь вообще?!
– Прямо сейчас? Просто хочу убедиться, что ты ничего не станешь отрицать.
– Чего отрицать? Не было ничего такого, о чем в принципе стоит задумываться больше чем на три секунды!
– Было. – Яков с видом «а я маленькая бяка, а я маленькая гнусь» свободной рукой принялся расстегивать рубашку. – У меня следы остались. От укусов. Ах да, у тебя настроение все-таки переменчивое: от нежности прямо в дикость срывает, и…
– Предъяви, блин, мне моралку тогда в судебном порядке! – Даня поспешно прижала ладонь к руке Якова, не позволяя закончить дело и оголить грудь.
– Мне деньги ни к чему.
«Кто из нас сильнее болен на голову?!»
– Слушай, у нас ведь там… – Даня чуть не взвыла. Она взрослая женщина, а сейчас почему-то мнется, мямлит и не в состоянии задать наиглавнейший вопрос.
– Мы предохранялись.
«О, слава небесным, или какие там наверху силы обитают?!»
А как он это сказал! И ни черточки на смазливой роже не исказилось. Ни один мускул не дрогнул. Ни намека на стыдливость. А ведь при первой встрече его легко можно было спутать с подростком. А ныне – прям «я ответственный мужик и, когда надо, со всей ответственностью чехлю свое хозяйство».
От постоянной нервотрепки Даню уже слегка подташнивало. Радовало только, что одной проблемой стало меньше. Яков не стал бы врать по поводу таких серьезных вещей.
– Что тебе надо от меня? Хорошо, некоторые детали я частично вспомнила, хотя на это и потребовалось время. Но давай начистоту, Левицкий. Надеюсь, ты понимаешь, что произошедшее ничего не значит?
Глава 21. Лекарство от любопытства
Достаточно страхом упиваться. Не решаемых проблем не существует. Всегда можно найти выход.
Даня переместилась на край дивана и, приняв серьезный вид, сложила нога на ногу. Яков тоже поднялся и, настороженно поглядывая на нее, устроился рядом, при этом не спеша покидать належанное местечко. Его плечо прижалось к ее спине.
– Слышал меня?
– Да.
– Понял меня?
– Нет.
Вот и поговорили.
Даня прислушалась к звукам, слышимым из-за двери. Гул голосов доносился издалека. Пока все тихо, остальные заняты примеркой. Главное, чтобы Кира не пришел проверять, по каким причинам они так долго отсутствуют, до того, как она решит все дела с Яковом. Если вовремя не избавиться от его влияния, ситуация ухудшится.
Слова Регины прогонялись в голове заезженной пленкой и никак не желали убраться в глубины подсознания вместе с прочим ненужным мусором.
Влюблена? Она? Как же. Единственной причиной ее увлечения этим белобрысым созданием могло быть лишь любопытство. Даню с детства тянуло к непознанному. Хотелось узнать все самой, прочувствовать на практике, выяснить детали. В детстве в плен ее неуемной жажды расширить кругозор часто попадали иностранные туристы. Другие люди из другой страны с другими системами взглядов. Жуть как интересно! Бедняжки, попавшие в поле зрения маленькой Даниэлы, были заранее обречены на пытку «вопрос-ответ-вопрос-вопрос-вопрос-стоять-бояться-у-меня-еще-вопрос». На свободу пленники отпускались только тогда, когда девочка начинала ощущать информационную сытость.
Нет необходимости говорить, что привлекали ее и интересные редкости: старинные книги, раритетные вещи. Она даже с тем парнем, что достал приставку с играми для братьев, встречалась ровно на одну неделю больше, чем с другими, только потому, что тот сумел вызвать у нее этим поступком любопытство. В общем, Даня была в какой-то мере заложницей своего всеобъемлющего интереса к уникальным вещам.
Вот и сейчас она ничуть не сомневалась в том, что со своим адским любопытством попросту перегнула палку. Яков Левицкий – личность уникальная, и Даня признавала это как неоспоримый факт. А еще его образ, внешность, стиль мышления, впечатление, которое он производил, настроение, которым заряжал одним лишь присутствием, – все это тоже было уникальным. Она никогда раньше не встречала подобных ему.
И разве удивительно, что удержаться ей не удалось? Разве странно, что она повелась на собственное любопытство? Разве плохо познавать непознанное?
Ведь она всегда так поступала.
Однако никогда не пересекала границы моральных принципов.
Почему же система дала сбой?
Потому что Яков Левицкий – вирус. Болезнь ее организма и вредоносное программное обеспечение, бесстыдно вторгнувшееся в код ее идеально выстроенной программы жизни.
– То, что произошло, ничего не значит. – Даня дернула плечами. Она всего лишь повторила то, что уже озвучивала ранее. Но почему-то вкус у этой фразы был до крайности поганенький. – Не знала, что алкоголь так разрушительно на меня влияет. Я вообще не собиралась прикасаться к нему. Никогда. Но силами сторонних лиц это случилось, и у меня помутился рассудок. А ты попал под раздачу. Официально приношу извинения.
– Зачем извиняться?
– Может, потому что жалею о содеянном? – недовольно пояснила она.
Воцарилось молчание. Плечо Якова по-прежнему прижималось к ней. Но Даня не хотела оборачиваться, чтобы оценить его реакцию. Не хотела и все.
– Даже в состоянии опьянения… ты не из тех, кто накидывается просто так. Было что-то еще.
– Что? – Даня чуть повернула голову, но полностью сосредоточить взгляд на Левицком не решилась.
– Чувства.
– И что это за поэтическая лабуда? Какие чувства?
– У тебя ко мне.
Из горла вырвался булькающий звук. Она будто попыталась разом проглотить крупную модель корабля и малость поперхнулась.
– Не спорю, твоя индивидуальность меня сильно подбешивает. И опять я повторюсь…
– Не так. – Напор плеча исчез. Даня даже занервничала. Но тут она ощутила тепло чуть пониже затылка. Он прижался к ней лбом. – Другие чувства.
– Других нет.
– Врешь. Разве ты станешь ложиться в постель с тем, к кому ничего не чувствуешь?
«Ха? Ха!»
Громко хмыкнув, Даня вскочила с места. Отменная реакция Якова позволила ему после потери опоры удержать равновесие.
– Шутишь, мальчишка? – Она насмешливо качнула головой. – Да раньше я только этим и занималась! А ты чего себе надумал? Неужели верил, что я монашкой была? Ты так-то не первый, дружок. Проснись и включись в реальность!
Внутри от собственной грубости Даню буквально перекорежило. Тошнота подкатила к горлу.