Но, не будем отвлекаться. В конце двадцатых чисел  ноября 1973 года я направился в приёмную УВД области. Зашел во второй подъезд, первый подъезд для сотрудников КГБ, и набрав номер отдела кадров стал ждать. Трубку на том конце поднял, как сейчас помню, старший лейтенант Трипутень. Объяснив ему суть моего вопроса стал ждать, когда он спустится  в приемную. Через некоторое время он появился, выслушал меня, задал несколько вопросов и, узнав, где я живу, порекомендовал мне обратиться в Советский  РОВД, для того, чтобы узнать есть ли там вакансии.

На следующий день я туда и поехал. РОВД, тогда находился на первом этаже, пятиэтажного дома, по адресу  Нефтезаводская, 25. Первым делом я направился в кабинет начальника уголовного розыска. Я же туда хотел устроиться и кто, как не начальник УГРО мог мне в этом помочь.

Постучав в дверь с табличкой «Начальник УР» и услышав – «войдите», я зашел в кабинет. За столом, который был явно мал хозяину, сидел мужчина, как я определил, под метр девяносто с размером пиджака 56, как минимум и с ладонями, как четыре моих. Я объяснил ему суть моего вопроса. Улыбнувшись, он сказал, что я зашел немного не по адресу и мне следует пройти в другой конец коридора в отдел кадров.

В кабинете, где располагался отдел кадров, я застал майора милиции, к которому и обратился, сославшись на старшего лейтенанта из УВД Трипутеня. Посмотрев мои документы, майор, как я узнал потом, его фамилия была Фарафонов, сообщил мне, что, к сожалению, вакансии в уголовном розыске сейчас нет, но есть одна не занятая должность  инспектора  детской комнаты милиции. Должность офицерская и тоже нужная и перспективная и т.д и т.п., – это он мне рассказывал вполне серьезно и я поверил товарищу майору, тем более, что деваться то было некуда. Получив направление на медицинскую комиссию, отправился в поликлинику УВД, не особо переживая за результат, все – таки год назад окончил институт физической культуры, да и в армии, по мере возможности, бегал и штангу поднимал. Вся процедура заняла месяц, и приказ о моем назначении на должность инспектора детской комнаты милиции был подписан 29 декабря. В этот же день меня представили личному составу РОВД и ДКМ.

За два дня работы перед Новым годом я усердно изучал нормативные документы регламентирующие работу в детской комнате милиции. Старший инспектор ДКМ Мария Ивановна Нечаева доходчиво объясняла мне, что да как. После празднования пришедшего Нового 1974 года я продолжил входить в курс дел. А дел у меня, на моем участке, который охватывал почти половину района плюс поселок «Береговой» и поселки «Чернолучье» и «Красноярка» (оба тогда относились к Советскому району) было не мало. На учете стояло более ста подростков и почти столько же неблагополучных семей. И пока были школьные каникулы, я изучал эти дела, чтобы хотя бы составить себе представление о «подопечных». Со всеми ими мне предстояло ещё  познакомится лично. Так прошло время каникул и время моего ознакомления с необходимой документацией.

В первый день начала третьей четверти, после обеда на прием пришла женщина и, как оказалось, по мою душу. Это была завуч близлежащей школы с заявлением о краже у неё норковой шапки прямо из кабинета. Фамилия её была Поляк.

Это сейчас норка обычный мех, из которого шьют и шубы и шапки, и которые носит половина женщин страны, а тогда норка была в очень большом дефиците, да и стоила дорого.

Пропажу шапки Поляк обнаружила на перемене, когда зашла в свой кабинет. Приняв заявление, стал подробно уточнять детали и выяснять есть ли неблагонадежный контингент среди учащихся. Таковых оказалось человек пять, но особое внимание завуч просила обратить на ученика шестого класса Виктора П. Этот Виктор, как оказалось, состоял на учете, и его дело было у меня, так как жил он на моей территории. Это упрощало дело, не надо было искать адрес жительства, да и характеристика на него имелась в деле.

Идти в школу смысла не имело, поэтому я отправился  по адресу, указанному в деле. Это оказалось пятиэтажное здание с квартирами малосемейного типа.

Виктора я застал дома. Он собирался куда-то уходить, но был остановлен моими вопросами о проведенном сегодня времени в школе. Так беседуя, мы продвигались по длинному коридору, и я заглядывал в укромные места с надеждой обнаружить шапку. Он уже понял зачем я пришел к нему и сделав выражение наподобие – «да как Вы могли подумать такое?» следовал за мной. Так мы поднялись на пятый этаж, и я увидел, что двери на чердак не закрыты. Забрались на чердак, и я продолжил высматривать закутки, параллельно беседуя – опрашивая Виктора. Когда мы прошли по чердаку в обе стороны я спросил Виктора:

«А где здесь выход на крышу?»

«А зачем Вам?» удивился он.

«Как зачем, будем и там смотреть, Как ты думал, это брат дело серьезное, тут нужен полный порядок и четкость в понимании всей картины, иначе это пустая трата времени» был мой ответ.

«Да нет там ничего» воскликнул Витька.

«А где есть?» задал я вопрос, сдвинув брови и сделав, как можно строже лицо.

На крышу я и не собирался вылизать, на улице все – таки зима. Но видимо перспектива с выходом Виктору тоже не понравилась, да и ходили мы уже больше двух часов, вот он и «поплыл».

«Так где?» задал я опять вопрос.

«Внизу под лестницей в соседнем подъезде» был ответ.

Спустились вниз и прошли в соседний подъезд.  Витька достал из под лестничного закутка газетный сверток. Развернув бумагу, я увидел норковую шапку, но в усеченном виде – отсутствовал подклад.

«Подклад – то где?»

«Я его отпорол и выбросил, хотел матери новый купить».

И когда он всё успел, времени – то прошло ничего.

Со свертком пошли в ДКМ составлять акт добровольной выдачи и писать объяснение. По пути зашли на мусорную площадку за отпоротым  подкладом.

На следующий день вернул Поляк шапку в «разобранном» виде и занялся вынесение постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. «Похититель» не дорос ещё до возраста, с которого наступает уголовная ответственность.  Напечатал на машинке постановление, подшил все материалы и отправился в райотдел утвердить у начальника уголовного розыска. О нём я уже говорил выше. Владимир Васильевич Корнеев был на месте и надо сказать был удивлен моему появлению вообще, а еще больше он удивился, когда я положил ему на стол материалы и скромно поведал суть дела. Постановление я вынес на основании ст.5 п.5 УПК РСФСР, а это такое же раскрытое преступление, только что в силу возраста несовершеннолетний остается на свободе. Сколько было потом раскрытых преступлений сказать не могу, не подсчитывал. Но, если честно, много.

Как говориться – «Кто молодец? Я молодец!»

 Судьбы

Реальные истории

Некоторые фамилии изменены

Надежда родилась в 1921 году под Парижем. Её отец, генерал царской армии, Владимир Николаевич Лопатов,  поняв, что смена политического строя в России не сулит ни ему, ни его семье ничего хорошего в начале 1918 года вывез жену и четырех дочерей в  Париж. Семья не бедствовала, но и не шиковала. Трудности имели место быть. Владимир Николаевич старался дать дочерям хорошее образование и постоянно доносил до них мысль, что их настоящая родина это России и её  надо любит, знать её историю и когда нибудь вернуться туда.  Особенно он это подчеркивал, когда началась вторая мировая. Фашизм старый генерал не принял на дух. Вспоминал Брусиловский прорыв, участником которого был сам и утверждал, что немцы сломают зубы в войне против России. А еще он рекомендовал дочерям вернуться в Россию.