Трепетное касание ветра к щеке заставило меня зажмуриться. Теплая ласка пробежала по лицу, спустилась по шее, нежно обняла ее, будто шелковый платок, и мазнув по открытым ключицам испарилась, будто ее и не было.

Поведя плечами, я удобнее устроилась на перине из мягких трав, стараясь не подмять под себя шептушек, раскинувшихся небольшой полянкой прямо возле ног. Перешептываясь, они повторяли диалоги, которые были известны каждому живому существу, которое только могло разговаривать.

– Только горчица совсем не птица…

– Ты, как всегда, совершенно права…

– Какая ясность мысли…

Среди шероховатых, тонких голосков слышалась лира, льющая свою песню из недр серебристой рощи. Дриады, подхватывая мелодию, разбавляли ту своей легкой, но печальной песней.

Сквозь закрытые веки проникал оранжевый свет, грея мое лицо и грудь, он напоминал о том, что я жива. Руку защекотали пушистые бока труш, обитающих у ближайшего озера. Попискивающие зверьки пробежали рядом с головой, совсем не боясь меня.

В моем сне я была главной.

Размеренное дыхание наполняло мои легкие запахом диких трав и соцветий, я чувствовала водоем и рощу, ощущала влажный запах глины, которая покрывала горы поодаль от места моего покоя. Все тут было создано для того, чтобы дарить мне спокойствие. Все, кроме едкого, прожигающего взгляда, направленного мне прямо в лоб, будто наконечник стрелы.

– Долго будешь лежать? – процедил голос.

– А что же прикажешь делать? – улыбнулась я, не раскрывая глаз, – У тебя есть варианты?

– Не ерничай! – собеседник злился, – для начала ты могла бы проснуться, чтобы…

Не дожидаясь, пока Тлеющий вновь мне наскучит, я напряглась, и свиснув, подозвала к себе нимф.

– Ну уж нет, ты не посмеешь сделать это снова.

– Пока ты в моем сне, я позволю себе все, до чего додумаюсь, Фобос! – рассмеялась я, и приподнявшись на локти, игриво прищурилась, – мне казалось, ты любишь плавать.

Окинув взглядом полуголых водным нимф, спешащих к нему, он тяжело вздохнул, и сжав переносицу, медленно снял плащ.

– Ого, да ты никак в добровольный плен сдаешься, – прыснула я.

– Предпочту, чтобы плащ остался сухим.

Пожав плечами, я снова откинулась на спину, и вновь закрывая глаза, бросила:

– Все равно во сне, глупый…

Смех хранительниц смешался с музыкой природы, убаюкивая, утаскивая мое сознание дальше и глубже, туда, где я бывала редко. Сквозь надвигающуюся пелену сна донесся голос:

– Или приди в себя, или выпусти меня, пока чего дурного не случилось! …

Но было поздно, меня уносило в детство.

Родной, басистый голос отца, пропитанный хрипотцой, рассказывал мне в полумраке комнаты сказки с Испода. Он улыбался и по-отечески трепал меня за живот, когда в истории был забавный момент, и делал свой голос более серьезным и зловещим, когда нужно было меня напугать. По стенам скакали тени героев и принцесс, в покоях искрилась магия.

– И тогда белый кролик надел очки, и…

– Разве кролики носят очки, папа? – я сморщила нос, – никогда не видела кролика в очках…

Наигранно нахмурившись, отец задумчиво почесал короткую бороду, а после, махнув рукой, запустил в воздух сноп магических искр, превратившихся сначала в сгустки мерцающего тумана, а после, в кроликов.

Они были в очках.

Залившись смехом, я подскочила на кровати и попыталась рукой дотянуться до одного из животных, но описав дугу под потолком, кролик, размашистыми прыжками, скрылся за стеной.

– Видишь, крошка! Еще как носят, – оставив у меня на кончике носа теплый поцелуй, папа закрыл книгу, и положив ее на столик, поправил мне одеяло, – пора спать Дафна, завтра очередной тяжелый день.

После слов отца заныла напряженная шея, уставшая от упражнений мисс Лекс. Поджав губы, я позволила папе уложить меня спать, и теперь смотрела, как он, остановившись у входной двери, подмигивает мне.

– Украду тебя завтра на прогулку у озера, поиграем в прятки… – прошептал он, и приложив палец к губам, зашептал, – только тише, это тайна! Не выдай все маме…

Губы против моей воли расползлись в широкой улыбке, и уткнувшись лицом в подушку, я постаралась скорее уснуть, чтобы прогулка с отцом оказалась ближе.

Казалось, что я падаю в глубокую кроличью нору без дна, цепляя руками события и людей, которых я не помнила, или хотела бы позабыть. Мелькали лица, удивленные или смешные, гримасы и руки, что пытались схватить. Я бежала по темному лабиринту с болью в ноге, сжимая до онемения ладоней шелк платья, а вот уже ощущаю спиной твердость деревянной скамейки во дворе Скворечника. Я улыбалась Фобосу, смеялась с Деметрой, воровала с Деборой повидло с королевской кухни, держала за руку Стефана. Невероятный водоворот образов смешивался в одну неприятную кашу, но вновь рассеивался. Уступая место какому-то короткому воспоминанию, чтобы затем снова переплестись с другими, заставляя меня сходить с ума.

Я держала на руках крошечную Викторию, и поражалась тому, насколько чудесные и чистые ее глаза, которыми она так завороженно смотрела на мир вокруг, и на меня – свою старшую сестру.

И сразу же я падала дальше, в объятия полыни, ускользая из рук запаха в заросли жасмина, где совсем недавно кто-то покурил. Образы родных дурачили, перетекая из одного в другой, заставляли мою голову кружиться.

Капли засохшей зеленой крови, мертвая девушка с пробитой головой, теплый бок улулы, несшего меня далеко-далеко от происходящего ужаса.

Но кошмар не прекращался.

Все воспоминания начали подергиваться черной пеленой, мрак простирал свои щупальца к самому сокровенному – ломая, искажая, пачкая. Пальцы, уже даже не испачканные Тьмой, а из нее состоящие, вдруг сжали мои щеки до боли, а голос похожий на шум Большой Воды, ласково прошептал:

– Очнись.

Головокружение достигло своих пределов, мое тело дернулось и рывком вытащило меня в реальность, где я сразу же согнулась пополам в приступе тошноты.

Давясь горькой желчью и слезами, я держалась за холодную каменную стену, потому что онемевшие и замерзшие ноги отказывались подчиняться. Непослушными пальцами убрав со щеки прилипшую прядь волос, я обернулась, стараясь рассмотреть в темноте хоть-что.

Позади была деревянная лавка, возле которой, выбиваясь из мрачности пейзажа, стоял хрустальный кувшин с водой. Только сейчас сообразив, как же сильно хочется пить, я быстрым шагом сократила расстояние до тары, и буквально за минуту осушила ее до дна. Судя по горечи во рту, меня опоили зельем, которое на время блокировало мою магию, а это было тревожным знаком.

Тревожило в общем-то все, что случилось за последние… Я споткнулась об мысль, не в состоянии понять, сколько я была без сознания. Последнее мое воспоминание было о том, как меня выводили из погребальной, когда отец собственными руками опутал мои ладони магическими узами. Поморщившись от нарастающей головной боли, я выбрала единственную верную стратегию – ждать.

После сна в голове было пусто, в Искре и того хуже, казалось, что ее вообще вынули из моей груди, а двигаюсь я лишь по инерции.

Желудок болел, я не ела какое-то количество дней, и воды моему организму было мало.

Поджав под себя ноги, я забралась на скамью, и посильнее запахнувшись в камзол, обняла свои плечи. Через стенку раздался шорох, затем несколько шагов, и резкий звук от чего-то упавшего, больно ударил по ушам. Послышался женский голос и ругань, услышав которую, я недоверчиво прищурилась.

– Мила? – тихо спросила я.

Звуки прекратились так же резко, как и начались, однако через минуту я услышала в ответ недоверчивое:

– Ваше Высочество? …

Тяжело выдохнув, я ледяными пальцами потерла лицо, и устало спросила:

– Почему ты тут?

На этот раз тишина затянулась, но спустя время ее голос приблизился, и она стыдливо призналась:

– Я была с королевой, когда она… ну вы понимаете…