Существо соскочило с кресла, в котором сидело, и протянуло к нему семипалую руку. Майк в ужасе уставился на жуткую ладонь. Пальцы были толще и длиннее человеческих, с твердыми, загнутыми концами, которые придавали им неприятный фаллический вид.

Такая рука была способна пробить мягкую плоть его живота и вырвать кишки. Мысленный образ вызвал у него тошноту и яркое воспоминание о смерти Чака Фоллетта. Майк попытался вырваться из хватки Джинкс, но она продолжала удерживать его, едва заметно напрягаясь от усилий.

Лицо твари исказилось, изобразив то, что на человеческом лице могло бы показаться усмешкой.

- Как грубо.

Его голос звучал словно из хирургически имплантированного голосового аппарата больного раком горла. От этого хрипа Майк заскрежетал зубами. Голос был жутким, словно провели гвоздем по меловой доске. Только в сто крат хуже.

Существо опустило протянутую руку и снова устроилось в кресле. Оно скрестило свои толстые ноги и посмотрело на Майка, то ли в задумчивости, то ли с насмешкой. Невозможно было понять, о чем думает существо. Шарообразная голова блестела и выглядела как деформированный пузырь стекла с чертами лица. Впечатление было настолько сильным, что Майк вздрогнул, когда эти черты зашевелились. Его тело было коротким и сегментировано, как у насекомого, голова, туловище и ноги выглядели так, будто их можно разъединить, как детали детского конструктора.

- Что ты за хрень? – пролепетал Майк.

Существо снова издало, как ему показалось, смешок.

- А что, разве это не очевидно? - Оно село прямее и наклонилось вперед. - Я... урод.

Оно снова издало свой коронный звук, и теперь Майк был уверен, что это был смешок.

Затем оно наклонилось к нему еще ближе.

- Хочешь узнать секрет?

Майк не хотел ничего, кроме как убраться отсюда, но решил не злить существо, поэтому просто кивнул.

Рот твари искривился, возможно в улыбке.

- Ты был избран. Тебе предстоит выполнить славную миссию.

Майк ждал продолжение речи, но когда существо не стало уточнять свою мысль, он спросил:

- Что выполнить?

Урод перевел взгляд на Джинкс.

- Просвети нашего нового друга, пожалуйста. А потом... - он снова засмеялся - потом я хотел бы посмотреть представление.

Майк нахмурился.

- Представление? - Он в отчаянии посмотрел на Джинкс. – Что черт возьми, это значит?

Джинкс смотрела в сторону.

- Это значит, что он хочет посмотреть, как мы трахаемся.

Майк застыл с открытым ртом.

- Что?

Джинкс посмотрела ему в глаза, и он понял, что она не шутит.

- Ты слышал меня, и мы сделаем это. Но сначала я должна тебе кое-что рассказать.

Она начала говорить, голос ее стал низким и грудным, как голос заговорщика, плетущего интриги. Поначалу он не мог уловить суть, все еще ошеломленный мыслью о сексе с Джинкс в присутствии этой штуки, - но вскоре, уловив пару пугающих фраз, полностью вник в повествование. Когда она закончила говорить, он лишь покачал головой и побормотал:

- Боже мой... ты же это не серьезно... Как мы сможем... ?

Но Джинкс уже начала раздеваться, и он снова замолчал.

Глава 9

Крейг одновременно испытывал изысканно интенсивные ощущения боли и удовольствия. Эти ощущения не сменяли друг друга - они сосуществовали, как единое целое. Наслаждение было таким, что он не хотел, чтобы двухголовая женщина переставала делать то, что она делала с ним. А боль была настолько сильной, что грозила превратить в пепел то немногое, что осталось от его рассудка, и развеять по ветру.

То, что с ним происходило, было настолько сюрреалистично, что часть его разума отказывалась принимать реальность происходящего, та часть, которая оставалась еще рациональной. Но остальная его часть просто отдалась ощущениям, как боли, так и наслаждения. Между стонами экстаза и воплями агонии, срывающимися с его дрожащих губ, он мог лишь думать об одном:

О, чувак, да это же семьдесят семь оттенков полного пиздеца.

Мягкая ладонь и пальцы женщины так приятно обхватывали его налившийся член, и то, как она медленно поглаживала пульсирующий ствол, было самым возбуждающим, что он когда-либо чувствовал. Ему нравилось трахать Хизер, но ничто из того, что она когда-либо делала для него, не было так приятно.

Это было странно, потому что на самом деле это была всего лишь мастурбация. Он подозревал, что такие сильные ощущения были в основном результатом манипуляций его сознанием этим существом. Но осознание этого не уменьшило его удовольствия. Она также, казалось, властвовала над его оргазмом, держа его на грани семяизвержения, но в то же время, не давая ему кончить.

И он не возражал.

Это помогало компенсировать отвращение, которое он испытывал к тому, как мерзкий язык уродливой головы все время проскальзывал в окровавленную глазницу, после того, как она принудила его выколоть себе левый глаз. Еще хуже были моменты, когда этот покрытый коростой рот внезапно плотно смыкался вокруг глазницы и высасывал из нее кровь и остатки стекловидного вещества.

Майк старался удерживать взгляд своего оставшегося здорового глаза на красивой головке, со струящимися светлыми волосами и лицом кинозвезды, но время от времени мельком следил за тем что делает уродская головушка. Та в основном ухмылялась и гоготала.

Это продолжалось, казалось, часами, хотя на самом деле не более получаса. Затем женщина ослабила контроль, сжав его пенис в последний раз, и он кончил, протяжно и хрипло закричав в экстазе. Когда эйфория достигла пика и быстро угасла, нахлынула боль, и теперь она была еще сильнее, настолько лютая, что он взмолился о смерти, только бы не чувствовать ее. Крейг снова закричал, на этот раз в невыносимой агонии, и не мог остановиться.

Женщина наблюдала за ним некоторое время, наслаждаясь его болью. Ему хотелось вцепиться ей в горло, но она, казалось, читала его мысли и только рассмеялась еще громче. Налюбовавшись страданиями своей жертвы, красивая головка приблизилась к его лицу. Рот широко раскрылся, полные, знойные губы растянулись, превратившись в тонкие линии, и Крейг подумал, что ее лицо треснет. Этого не произошло, зато случилось гораздо худшее.

Она сблевала ему на лицо. Он задыхался и пытался отпрянуть от ее рта, но не смог. Женщина придвинула свой рот еще ближе к пустой глазнице, и ее снова вырвало на него. Крейг почувствовал, как густая, вязкая слизь стекает по его лицу. Теперь всю его физиономию покрывала желеобразная жидкость, исторгнутая из ее желудка, и когда она начала запихивать эту слизкую жижу ему в глазницу, он едва сам не проблевался.

Но произошло неожиданное.

Боль начала утихать.

Странно. Чем бы ни было это рвотное желе, оно, похоже, обладало анестезирующим эффектом. Он даже почувствовал легкое онемение там, где она стекала по его щеке и, оседая на губах, попадала в рот. Теперь, когда боль отступила, он наконец-то обрел способность мыслить. И с первым проблеском разума парень отважился спросить:

- Кто ты? Что ты такое?

Двухголовая женщина достала салфетку из маленькой черной сумочки и промокнула блевотину со рта и подбородка хорошенькой головки, делая это так изящно, словно удаляла с губ остатки вина на званом ужине. Она открыла компактное зеркальце, осмотрела себя, затем, похоже удовлетворенная своим отражением, улыбнулась и убрала зеркальце. Только сейчас Крейг заметил, как удивительно мало блевотины попало на тонкое черное платье женщины - только редкие капли, которые она небрежно смахнула.

Красивая голова рассмеялась.

Уродливая же нахмурилась и зашипела.

Чертова сука.

Глаза красотки расширились, а губы искривились в разочаровании.

-  Крейги. Это так... не... вежливо. - Она цокнула языком и погрозила ему пальцем. - Ты хочешь знать, кто я? - Она хихикнула. - Что ж, я расскажу тебе. Но сначала, кажется, стоит преподать тебе урок хороших манер.

Крейг нахмурился.

- О чем, во имя сладкого траха, ты говоришь?