В траве нежно пели сверчки, а зелёные огоньки светлячков соперничали со звёздным небом. Воздух был напоен медовым ароматом ночных цветов. Я с трудом верил, что в такую чудесную ночь стал свидетелем жестокого убийства. Раздалось тонкое пение комаров, заметивших меня, и я влез обратно в машину.

Сейчас я поеду домой, лягу в постель, укрывшись клетчатым пледом, который Лиза подарила мне на день рождения и постараюсь забыться. А завтра пойду в полицию, всё равно они по ночам не работают.

…Будильник вырвал меня из кошмаров, преследовавших меня остаток ночи. Я поплёлся в ванную комнату и включил ледяную воду, чтобы смыть с себя прилипший, как паутина сон. Автоматическая кофеварка уже сварила мой утренний кофе, который я проглотил безо всякого удовольствия.

Я стал раздумывать, когда мне лучше всего пойти в полицию, представлял, как приду туда, и меня начнут расспрашивать о том, как это случилось. Заставят описывать бандитов, потом моё имя зазвучит по всему городу в связи с убийством Чарльза. А вдруг он был прав, и саблезубые с полицией одна банда?

После этой ужасной ночи я не знал, что и думать. Внезапно на меня напала робость, я решил, что лучше позвонить, нежели идти самому, а вдруг бандиты уже знают, кто я и следят за мной? В результате, я всё-таки, заставил себя взять телефон, чтобы звонить в полицию, но там было занято. И через минуту было занято и через десять. Что ж, придётся лично идти в полицию… Убитый Чарльз стоял у меня перед глазами, надо же, бедняга, сначала я сбил его, а потом и вовсе убили… хочется верить, что бандитов найдут и очень скоро.

 Я долго выглядывал из-за занавески, осматривая окрестности на предмет наличия саблезубых, но убедившись, что ничего подозрительного нет, вышел из подъезда.

Книгу и пластинку я решил взять с собой. По причинам безопасности, я также не стал выводить свою «Легенду» из гаража. Троллейбус доставил меня прямо к полицейскому управлению, но к моему удивлению двери были плотно закрыты. Я позвонил в специальный звонок. Приоткрылось маленькое окошко, из которого на меня уставились холодные глаза с вертикальными зрачками.

– Что вам угодно? – спросил полицейский, сверкнув клыками.

«Точно он из банды!» – мелькнула мысль.

– Извините, – пробормотал я и ретировался.

Нет, я не готов был сейчас идти в полицию! И решил отложить до вечера, после того, как встречусь с Лизой. Это придаст мне решимости.

В раздевалке, переодевшись в желтую с белым куртку, я глянул на себя в зеркало. Волосы торчали во все стороны, будто от ужаса. Пригладив вихры рукой, я закрыл дверцу шкафчика и увидел Олафа.

– Привет дружище! – он хлопнул меня по плечу своей клешнёй. – Ты слышал сегодняшние новости?

– Н-нет, – ответил я, запнувшись, – а что случилось?

– В нашем городе произошло убийство! Впервые за последние пятьдесят лет!

– Боже мой! – воскликнул я в притворном изумлении, – как такое могло произойти? И кого убили?

– Какого-то известного учёного-археолога. Соседи говорят, что это был замкнутый человек и почти ни с кем не общался. То-то будет для нашей полиции работёнка! Они же только украденные велосипеды всю жизнь искали или дебоширов, опившихся хотбломом успокаивали. Да-а…

– Это ужасно! – только и сказал я, раздумывая, как лучше сообщить Олафу о моём ночном приключении.

Тут нас вызвал шеф, Олаф пошёл вперёд, а я спрятал пластинку и книгу в сейф и отправился следом.

Шеф у нас был довольно нудный. Его абсолютно гладкое лицо, без единой вмятинки или морщинки удивительно походило на моржовую морду. А туловище было идеально яйцеобразным. Нигде ничего не торчало. Мы так его и называли, «Морж».

Он говорил всегда ровным голосом, без интонаций, а движения его плоских рук были выверены и скупы. Никто никогда не видел его возбужденным или расстроенным. В институте поговаривали, что его супруга была форменный крокодил и била Моржа скалкой, но убедиться в этом было нельзя, так как наверняка скалка соскальзывала с него, не причиняя большого вреда.

– Друзья, мы получили новый заказ от правительства, – сказал шеф, растопыривая усы ровно на два сантиметра с каждой стороны. – Это большие субсидии и ответственная работа. Я должен сообщить вам, что, наконец, мы имеем весь генетический материал, позволяющий приступить к созданию «Суперчеловека». Материал будет распространён во всех лабораториях, для всех институтов мира. Каждый из вас имеет возможность стать создателем нового человечества. К-хе, к-хе, простите за патетику. Но каждый пойдёт своим путём. Удачная работа будет вознаграждена такой премией, о которой вы даже не мечтаете. – Тут его усы улеглись на место, что означало – «аудиенция окончена».

Сотрудники высыпали в коридор, толкаясь и смеясь. Мы с Олафом тоже были возбуждены, потому что ждали этого момента четыре с половиной года! Эта радость вытеснила у меня из головы все остальные мысли.

День прошёл в хлопотах, связанных с получением материала, подписыванием множества бумаг, короче, всей это бюрократической возне, сопровождающей любого учёного в любом институте мира. И уже вечером, когда переодевался, вспомнил о том, что так и не рассказал Олафу о случившемся. Но было уже поздно и Олаф с Бертой укатили к её родственникам в гости. Ну что ж, значит, так тому и быть.

Я достал пластинку и книгу, положил их в сумку, потом, подумав, снова вернул в сейф. Мне стало страшно, что саблезубые вычислят меня и отберут то, за чем охотятся. Не хотелось даже думать, что при этом они сделают со мной.

Зазвонил телефон.

– Генри, привет! – раздался нежный голосок Лизы, и я представил, что её глаза такие же большие, как у оленихи и с такими же длинными ресницами. У девушки, имеющей такой голос, глаза должны быть только такими.

– Здравствуй Лиза! Как прошёл твой день? У меня есть для тебя новость! – сказал я.

Мне не терпелось сообщить ей о том, что мы приступаем к работе над «Суперчеловеком». Она знала мою мечту и всегда переживала за то, что генетический материал набирается так медленно. Но, разумеется, я не собирался ей рассказывать мои ночные приключения. Её чувствительное сердце не выдержало бы эту историю. Лучше я ей расскажу, когда всё закончится.

– День прошёл нормально, правда, я не выспалась. Снились какие-то кошмары. Даже не хочу вспоминать! Давай, ты заедешь за мной через полчаса, и съездим в какое-нибудь кафе, поужинаем?

– Хорошо, – сказал я, – только у меня машина что-то забарахлила, я приеду на такси.

– О, такая новая машина и уже барахлит! Ты должен обратиться в сервис. – сказала Лиза. – Ну ладно, жду через полчаса. Целую!

Через полчаса я был у библиотеки, где моя невеста проходила практику после окончания университета. Она вышла на ступени старинного здания, больше похожего на храм Аамана и растерянно смотрела по сторонам, не зная, откуда я подъеду. Она была такая маленькая и такая трогательная в своём светлом, цвета слоновой кости платье с кружевами, что я захотел схватить её на руки и крепко-крепко прижать к сердцу.

Это был единственный в мире человек, любивший меня и любимый мной. Лиза – это всё, что у меня есть. И если я смогу дать ей глаза, как у оленихи, я сделаю для этого невозможное!

Я подбежал к ней и схватил за руку. Проявлять нежности на людях считалось неприлично. Особенно, пока мы жених и невеста.

– Здравствуй Генри! – По голосу было слышно, что она улыбается, – что это у тебя волосы так торчат? Дай причешу! – она достала из сумочки расчёску, которой только её густые волосы расчёсывать, и попыталась навести на меня красоту.

– Олаф мне посоветовал отличное кафе, – сказал я ей, покорно подставляя голову под острые зубцы расчёски. – Оно в Западном парке, рядом с озером. Ты же любишь сидеть у воды.

– Обожаю! – сказала Лиза, пряча орудие пытки обратно в сумочку.

Через двадцать минут таксист, едва помещавшийся в автомобиль, указал нам на спрятанное в зелени плетущегося винограда маленькое кафе с названием «Гвоздичный рай». Мы вошли внутрь и устроились на веранде, действительно выходившей на озеро, по которому дрейфовали плоты со столиками. Белая лодочка с рубиновыми гвоздиками, нарисованными на бортах, сновала от лодки к лодке, развозя заказы.