Паря в ЛЭМе над свободным левым рабочим местом, Хэйз отключился от линии связи и придвинулся к шкафу в задней части кабины. Среди прочих личных вещей астронавты пронесли на борт маленький магнитофон и несколько кассет с записями любимых песен. Никто, конечно, не надеялся, что на пути к Луне на музыку найдется время, но после сброса ЛЭМа, который бы доставил на корабль груз лунных камней с Фра-Мауро, они собирались насладиться песнями. Сейчас же «Водолей» все еще был пристыкован к «Одиссею», грузовой отсек был пуст, но «Аполлон-13», неоспоримо, летел домой, и Хэйз собирался послушать музыку. За терминалом КЭПКОМа Ванс Бранд слушал треск по каналу связи. Но тишину нарушил не беспокойный голос временного командира, а вступительные аккорды «Эры Водолея» - первой песни, которую попросили записать астронавты. По всему залу управления операторы слушали ее и улыбались друг другу. Было слышно, как Фрэд Хэйз слегка подпевал.

– Эй, Фред, у тебя там наверху женщина что ли? - вызвал его Бранд.

– Для меня нет ничего невозможного, - засмеялся ему в ответ Хэйз.

– Ну, раз у тебя хорошее настроение, то позволь мне его поднять еще выше, - сказал Бранд, - Кое-кто только что принес отчет по ресурсам. Вы потребляете от 11 до 12 ампер в час. Это на пару ампер ниже, чем запланировали парни из ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ, так что все идет хорошо.

– Понял, - прозвучал голос Хэйза на фоне музыки.

– И, кроме того, по нашим прикидочным графикам, вы на расстоянии около 44 тысяч миль от Луны. ДИНМИКА мне говорит, это означает, что вы вошли в сферу притяжения Земли и начинаете ускоряться.

– Я так и думал, что пора ее пересечь, - сказал Хэйз.

– Принял, - ответил Бранд.

– Мы на пути к дому.

– Это точно.

Хэйз немного убавил громкость магнитофона, оставил его парить в воздухе позади себя и переместился по направлению к окну. Если уж они на самом деле пересекли невидимую сферу между Землей и Луной, он хотел бросить прощальный взгляд назад. Обзор не должны были загораживать опоры ЛЭМа, направленные к Луне, тем более что окна тоже смотрели в ту сторону. Учитывая спящих товарищей и тишину в кабине, за исключением металлического звука из магнитофона, обстановка обещала быть приятной. Но внезапно все изменилось.

Как только Хэйз достиг окна, корабль потряс до дрожи знакомый удар. Он выкинул вперед руки, ухватившись за переборку, и застыл в полете. По существу, звук был таким же, как и при ночном ударе в понедельник, хотя и, несомненно, тише. Ощущения, по существу, были такими же, как и при ночном сотрясении в понедельник, хотя и, несомненно, менее сильными. Если Хэйз не ошибался, а он был в этом уверен, звук шел не от сервисного модуля, а с другого конца пары «Водолея» с «Одиссеем». Он шел прямо у него из-под ног - из посадочной ступени ЛЭМа.

Хэйз с трудом глотнул. Это, должно быть, разрыв предохранительной мембраны бака гелия. Когда Земля предупреждает тебя о возможном прорыве, а моментом позже твой корабль грохочет и трясется, то, скорее всего, эти события взаимосвязаны. Но инстинктивно Хэйз, который лучше других на борту знал «Водолей», чувствовал, что это не так. Разрыв предохранительной мембраны так не звучит и так не ощущается. Осторожно подлетев к своему иллюминатору, он глянул через него и увидел нечто новое. Подобно тому, как сорок часов назад Джим Лоувелл обнаружил истекавший мимо его окна газ, теперь Фред Хэйз, пилот ЛЭМа, был встревожен аналогичным выбросом снаружи своего окна. От посадочной ступени «Водолея» поднималось толстое белое облако снежных хлопьев - ничего похожего на туманную струю гелия из предохранительной мембраны.

– Так, Ванс, - сказал Хэйз максимально ровным голосом, - Я только что слышал небольшой глухой удар, звучащий снизу из посадочной ступени, и видел откуда-то оттуда снежный ливень. Я сомневаюсь, - сказал он с некоторой надеждой, - что это похоже на гелий сверхкритичной плотности.

Бранд замер в своем кресле.

– Так, - сказал он, - Мы поняли, что у тебя глухой удар и снежные хлопья. Мы здесь все обдумаем (ПРИМ.ПЕРЕВ.- разговор состоялся в 97 часов 13 минут полетного времени).

Это мгновенно взволновало всех людей в Центре управления.

– Ты слышал этот разговор, - с терминала УПРАВЛЕНИЯ спросил Дик Торсон офицера по реактивному движению своей команды поддержки Гленна Уоткинса.

– Слышал.

– Посмотри, как там сверхкритичный?

– Без изменений, Дик, - сказал Уоткинс.

– Без?

– Без. Он все еще растет. Так что это был не он.

– УПРАВЛЕНИЕ, это ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, вызвал Джерри Гриффин с директорского терминала.

– Слушаю, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, - ответил Торсон.

– Готово объяснение этого удара?

– Нет, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ.

– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это КЭПКОМ, - вызвал Бранд.

– Слушаю, КЭПКОМ, - ответил Гриффин.

– Кто-нибудь знает, чем был вызван удар?

– Еще нет, - сказал Гриффин.

– Мы можем им вообще что-то сообщить? - спросил Бранд.

– Сообщите, что это был не гелий.

В то время как Бранд переключился на канал связи с кораблем и Гриффин приступил к опросу своих операторов по внутренней директорской связи, Боб Хеселмейер просматривал экран терминала ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ. Пробежав глазами по индикатору кислорода, гидроксида лития, углекислого газа и воды, он остановился на батареях, четырех драгоценных источниках посадочной ступени «Водолея», которые, работая вместе, едва обеспечивали энергией истощенный и перегруженный корабль. Индикатор батареи номер два постепенно опустился ниже положенного уровня и продолжал падать, как столь знакомое воспоминание о датчике кислорода во втором баке «Одиссея».

Если датчики не врали, то что-то замкнуло в батарее лунного модуля, как коротнуло в баке сервисного модуля в понедельник ночью. И если это было замыкание, то эта батарея, как и тот бак, скоро выйдет из строя, сократив на целую четверть электрическую мощность, которую Хьюстон и «Грумман» расписали до последнего знака после запятой. Показатели на экране были слишком предварительными, чтобы Хеселмейер сообщил о них Гриффину. И если Хеселмейер не передаст их Гриффину, Гриффин не передаст их Бранду, а тот не сможет передать их Хэйзу.