— Исправим? Сомневаюсь, что это можно исправить.
— Можно! Веришь мне?
— Валяй, — пожала плечами Марта, и движение отозвалось новой вспышкой боли в изуродованных руках. — Сомневаюсь, что они могут выглядеть хуже, чем сейчас. Что вообще может быть хуже?
— Отсутствие рук? — логично предположила Джуди с робкой улыбкой на губах. — Если бы проклятие было законченным, ты бы осталась без рук.
— Ох, Джуди, — простонала Кеторин. — Не маячь перед глазами, пока я тебя не прибила.
Джуди ничего не сказала и, лишь бросив на Марту ещё один полный раскаяния взгляд, словно побитый щенок, спряталась за баром.
— Может, не стоило с ней так, — прошептала Марта так, чтобы её слышала лишь Кеторин.
Ей было жалко эту девочку-девушку. Возможно, оттого, что та выглядела так по-детски ранимой, но Марта не могла заставить себя на неё злиться даже в сложившихся обстоятельствах.
Кеторин смерила девочку уничтожительным взглядом и холодно ответила:
— Если я не буду с ней «так», то никто не будет — и в итоге она так и останется глупой девчонкой, которая сама же себя и сведёт в могилу.
Марта сначала хотела вступить в спор, но прикусила язык и решила промолчать. Ей нужна была Кеторин и помощь, которую та могла оказать, а значит, спорить с ней было опрометчиво. Чего доброго, ещё пошлёт куда подальше, а потом думай, что делать.
— Так что ты там собралась делать с моими руками? — переключилась Марта.
— О-о-о… всё просто. Сначала мы уберём всю жидкость из волдырей, затем смажем специальной мазью и, наконец, хорошенько всё забинтуем. Через пару недель будешь как новенькая, — объяснила Кеторин и, похлопав Марту по плечу, поднялась на ноги.
Это, казалось бы, безобидное движение вызвало волну боли, прокатившуюся по всему телу. Марта закусила губу, чтобы не простонать. Хотя смысла в этом особо не было: все присутствующие и так знали, что ей больно. Но в глазах Марты стоны были лишь дешёвым театральным представлением: облегчить боль не помогают, а ненужное внимание привлекают.
Через некоторое время Кеторин вернулась с льняным мешочком в руках и, вновь сев перед Мартой на колени, принялась раскладывать его содержимое на полу, воспользовавшись мешком, как подстилкой. Там оказался набор больших чёрных цыганских иголок, несколько рулончиков бинтов, марля и баночка с мазью, в тусклом свете отбрасывающая фиолетовые блики.
— Джуди, да включи же ты, наконец, свет! Я что, должна в полумраке этим заниматься?
Джуди ничего не сказала. Марта даже не знала, была ли та ещё за баром или скрылась где-то в жилых помещениях. Однако свет зажёгся. Оказалось, что на потолке прятались лампочки искусственного освещения. Марта зажмурилась — яркий свет больно резанул по привыкшим к полумраку глазам.
— Приступим, — сказала Кеторин, когда Марта распахнула глаза. — Я постараюсь не сильно тревожить. А ты не дёргайся — если жидкость из волдырей попадёт на здоровую кожу, ожог распространится.
— И зачем тебе только нужна была подобная… вещь? — недовольно буркнула Марта, предвкушая новую вспышку боли.
— На самом деле, это отличная штучка для защиты: швырнула нападающим в глаза — и побежала. Мало кто сможет тебя преследовать, когда глаза превращаются в месиво, — подмигнула Кеторин и достала иголку из набора. — Может, ещё рому? Ну, так, для храбрости.
Марта покачала головой. Ром ей был не нужен. Сомнительное удовольствие — в пьяном угаре наблюдать за своим и без того покалеченным телом. Наблюдая за приближением немыслимо огромной иглы, Марта нервно сглотнула. Да такой только обувь шить, а не человеческую кожу прокалывать.
— Ты их хоть обработала? — взмолилась девушка.
— Конечно! — театрально кивнула Кеторин.
— Буду надеяться, что ты не солгала.
— Надейся, — хозяйка «Ведьминой обители» расплылась в яркой улыбке и резко проколола один из больших волдырей.
— Чёрт! — взвыла Марта, чуть не согнувшись пополам от новой огненной волны, пронёсшейся по руке.
Кеторин быстро подхватила марлю и принялась промакивать жидкость, начавшую выделяться из прокола. Марта до последнего надеялась, что там окажется то прозрачное вещество, которое выделяется из сорванной мозоли. Но нет: то, что медленно сочилось из маленького прокола, было отвратительного болотного цвета, и, что ещё хуже, от него плавилась марля. Марта с ужасом наблюдала за поднимающейся тоненькой струйкой дыма. Эта мерзость была в ней, у неё под кожей, и, что бы Кеторин ни говорила, Марта была уверена — без последствий не обойдётся.
Девушка зажмурилась и откинула голову на стену, жалея о том, что отказалась от рома. Смотреть на такое на трезвую голову не было никакого желания.
Кеторин продолжила своё нехитрое дело, прокалывая волдыри один за одним и собирая выделяющуюся жидкость. А Марта старалась не двигаться и не смотреть. Она всё думала о болевом пороге и возможности привыкнуть к боли настолько, чтобы просто перестать её ощущать. Она даже пыталась внушить себе, что ничего не чувствует — так сказать, абстрагироваться от боли. Но ничего не получалось: каждый прокол, каждая огненная волна — всё было, как в первый раз, хотя Марта и знала, чего ожидать.
Кеторин пару раз уходила за новой марлей, так как та слишком быстро приходила в негодность: от неё оставались жалкие обугленные ошмётки, пропитанные слизью. Марта даже видела, как тлел деревянный пол, когда Кеторин откидывала испорченные куски ткани. Как сама ведьма не боялась получить ожоги, для Марты так и осталось загадкой.
— Такое хорошее зелье потеряли, — причитала она, пока работала. — Знаешь, а я ведь не смогу изготовить его повторно — потратила последний порошок из кости носорога.
— Я, знаешь ли, как-то совсем не опечалена этим фактом, — сквозь зубы проскрежетала Марта, когда Кеторин проколола очередной волдырь.
— Ты просто не понимаешь. Раньше у меня был знакомый контрабандист, который поставлял мне этот порошок. Точнее, он поставлял кости, а я их уже перемалывала. Но пару лет назад его посадили. Я, конечно, в подробности не вдавалась, но он вроде пытался провернуть что-то незаконное, и его на этом поймали. Вот он и сидит теперь — а мне мучайся!
— Как интересно! — саркастично ответила Марта, изучая деревянные панели на стене.
— Ты бы так не говорила, если бы знала, насколько это полезный ингредиент и как тяжело его достать. Я свои запасы как зеницу ока берегла. И посмотрите — спустила всё в трубу. Так, ладно, этот последний — и можем бинтовать.
Марта посмотрела на свои руки. Что ж… теперь они не походили на жабье брюхо, но даже более-менее симпатичными назвать их было нельзя. Руки были покрыты пластами мёртвой кожи и замысловатыми кругляшками, расходящимися в разные стороны. Марта даже облегчения не испытала, хотя и радовалась тому, что под этими кругами не осталось отвратительной слизи. Только теперь она заметила, что те волдыри, из которых Кеторин откачала жидкость, больше не горели. Да, они болели, но как болит мозоль или открытая рана — того жжения, которое сопровождало каждое движение, больше не было.
Марта даже подняла и опустила руку, чтобы убедиться, что ей не показалось и всё действительно так.
Кеторин открыла баночку с мазью и принялась втирать ту в многострадальную кожу Марты. Там, где мазь соприкасалась с кожей, распространялись холодок и лёгкое онемение.
— Так быстрее заживёт. Думаю, ты сможешь спокойно пользоваться руками, но не перенапрягай их и постарайся пока не использовать свою силу. Не знаю, как зелье отреагирует на магический след, — пояснила Кеторин и, взяв бинт, принялась обматывать раны.
— Ты же сказала, что это мазь…
— По консистенции — мазь, по назначению — зелье. Знаешь, зелье — это обобщённое понятие, которое делится на тысячу подвидов. Хотя, возможно, с тысячей я всё-таки перегнула…
Вскоре руки Марты были перебинтованы на манер высоких перчаток. Всё бы ничего, но девушка не могла даже представить, как заявится домой в таком виде. Отец скорее всего ничего не скажет, но вот Мегги… Она придёт в ужас!