Медсестра вернулась с аккуратно сложенной стопкой перепачканных кровью и машинным маслом вещей и парой не менее грязных туфель и протянула их Марте.

Марта взяла обувь, а вещи запихнула в ближайшую мусорную корзину и поплелась обратно наверх. На душе снова было неспокойно.

Девушка не знала, чего ожидать от охотника из парка: вдруг он тоже заявится к ним домой или же подкараулит Мегги возле школы? Или после неудачной попытки убийства охотники залягут на дно? Догадки, догадки, сплошные догадки. Лишь в одном Марта была уверена — ни псих из парка, ни Коул, если сможет получить свободу, не пойдут в полицию.

Девушка вернулась в палату отца как раз вместе с лечащим врачом. Ещё несколько рекомендаций, подписей и кивков — и вот они уже полностью свободны. Марту, конечно, всё ещё смущал вопрос такой скорой выписки, но она не могла отрицать того факта, что отец выглядел более чем хорошо. Он просто не выглядел больным, а цвет лица и вовсе был куда ровнее, чем у неё самой. Создавалось впечатление, что это Марта попала в аварию, а Алистер Рудбриг неплохо отдохнул на местном курорте.

Они покинули больницу, но облегчения Марта не испытала. Скорее наоборот. Когда их окружали люди, когда они разговаривали, девушке было не так тяжело, как сидя на заднем сиденье такси, слушая лёгкие джазовые мотивы. Молчать рядом с отцом было поистине невыносимо. Наедине с ним, в полной тишине, Марта ощущала, как начинает сгущаться безграничная пустота там, где должен был быть семейный покой.

И Марта ненавидела эту пустоту, объяснить которую не могла, как бы ни хотела. Всё, что было связано с отцом, не откликалось в её душе ни малейшим трепетом. Словно там зияла пустая дыра.

Марта сделала глубокий вдох и отвернулась к окну. Она знала, что отец чувствовал то же самое. Сколько девушка себя помнила, они всё время балансировали на тонкой грани, с одной стороны которой была давящая пустота, а с другой — сжигающая ярость, граничащая с ненавистью. Но какой-то особой причины для этого, по мнению Марты, не было, как не было и какого-то переломного момента, после которого их отношения стали такими.

Такси остановилось возле их дома как раз в тот момент, когда Марте уже хотелось выть от гнетущей тишины. Всучив водителю купюры, она буквально вылетела из машины и, не став дожидаться отца, понеслась к калитке.

Но, вовремя опомнившись, остановилась, не дойдя лишь пару шагов.

Что, если отец не сможет преодолеть возведённый барьер? Ведь он был возведён её кровью, и, если задуматься, кровь отца лишь отчасти была похожа на кровь Марты. Достаточно ли этого было, чтобы он, как и Мегги, попал под защиту купола?

Сейчас, стоя за пределами барьера, Марта чётко видела его границы — едва уловимое золотистое свечение. И ещё ей определённо казалось, что ветер с той стороны купола был значительно тише: ветви розовых кустов не шевелились, словно замерли, в то время как здесь, снаружи, ветер гонял упавшие листья по дорожкам, а оставшиеся срывал с веток.

Отец вышел из такси и поплёлся к дому. Сейчас он выглядел несколько хуже, чем в больнице. Похоже, дорога утомила мужчину ничуть не меньше, чем Марту.

— Что стоишь, как статуя? Пошли быстрее. Мне холодно, — недовольно пробурчал он и прошёл мимо Марты.

Отец толкнул старую калитку, и та, поскрипывая, отворилась, предоставляя Марте ответ на терзающий её вопрос.

Марта поплелась за ним, плотно прикрыв калитку за собой, не оставляя врагам ни малейшего шанса.

Последние дни были тяжёлыми. Сколько ещё таких же тяжёлых дней ждало её впереди?

По крайней мере, теперь у Марты точно были две вещи — враги и сотни вопросов без ответов.

Стоило отцу только войти в дом, как на него тут же налетела Мегги, обвивая своими худенькими ручками его талию. Марта горько улыбнулась. Мегги не заботило то, что от её действий отцу могло быть больно — девочка стремилась ощутить тепло родного человека, с возможной смертью которого она уже смирилась.

Морщась, Алистер Рудбриг опустился на колени и прижал к себе Мегги. Никто не проронил ни слова. Но Марте показалось, что в этот момент ей стало нечем дышать — настолько другим было это молчание по сравнению с тем, что было в такси. Тишина, окутавшая сестру с отцом, была идиллией. Идиллией, недоступной Марте. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга. На короткий миг они словно стали единым целым.

Глубоко вдохнув и стараясь не нарушить воцарившийся покой, Марта разулась и поспешила на кухню.

К тому моменту, как Алистер вошёл на кухню, держа свою младшую дочь за руку, Марта уже успела заварить крепкий чай, поставить чайник на стол и как раз ополаскивала чашки после утреннего чаепития.

В последние дни кухня стала чем-то вроде оперативного штаба. Именно эта мысль появилась в голове Марты, пока она наблюдала, как отец и Мегги занимают свои обычные места у стола.

Девушка ещё не сказала отцу о том, что раскрыла Мегги их семейную тайну, а теперь гадала, как преподнести ему эту новость… вместе со всеми остальными, не менее приятными.

Марта села за стол и налила себе чашечку крепкого чая. Хотя, пожалуй, в этот момент она была бы не прочь выпить что покрепче и разграбить отцовские коллекционные запасы.

Алистер налил и себе чаю, а затем, выразительно изогнув брови, посмотрел на Марту.

— Как у вас дела, девочки?

Что ж, пора начинать говорить. Марта отхлебнула горячего чая, и тот обжёг язык. Девушка чертыхнулась, подскочив со стула, после чего налила себе полный стакан воды, залпом осушив его. Затем наполнила ещё один стакан и, не дав себе времени на раздумья, выпалила:

— Мне пришлось рассказать Мегги о магии.

Глаза Алистера Рудбрига округлились. Неверящим взглядом он некоторое время смотрел на Марту и хлопал ресницами, а затем медленно перевёл взгляд на Мегги, которая кивнула в подтверждение слов Марты.

— О… — всё, что смог выдавить из себя Алистер Рудбриг.

— У меня не было выбора, — затараторила Марта. — Мы были в парке. На нас напали. Мегги… Мне нужно было применить силу, чтобы защитить её. И она видела, как я использую магию. Мне пришлось рассказать…

— Успокойся. Я понял, — перебивая её сбивчивую речь, Алистер поднял руки в примирительном жесте. Казалось, он ещё не до конца осознал случившееся, но старался это сделать. — Расскажите мне всё с самого начала.

И Марта рассказала. Всё, как есть, начиная со звонка с места аварии и заканчивая сегодняшним утром. Она сознательно умалчивала о своих эмоциях, лишь пересказывая факты, стараясь их систематизировать, чтобы рассказ не был похож на бредни обезумевшей женщины. В те моменты, когда Марта рассказывала о Коуле, лицо Мегги удивлённо вытягивалось. Но и здесь девушка постаралась обезличить свой рассказ, стерев ластиком страх и безысходность, которую испытывала в те моменты. Ни сестре, ни отцу не стоило знать о том, насколько сильно её обескуражило всё происходящее.

Когда Марта закончила, всё, что Алистер Рудбриг смог сделать — это с суровым лицом и нахмуренными бровями протянуть сдавленное «О-о-о». Что ж, Марта и не ожидала от него всплеска эмоций. За эту составляющую в их семье обычно отвечала Мегги, которая в этот момент, на удивление, тоже обескураженно молчала. Марте даже показалось, что она видела, как в маленькой головке её сестры вращаются шестерёнки, пока та пыталась переварить всё услышанное.

— Он, наверное, голодный, — прерывая тишину, буркнула Мегги. Не такой реакции обычно ожидаешь от ребёнка, которому только что рассказали о теоретическом убийце в подвале. — Уже обед.

— Ты права, Мегги. Скорее всего наш гость уже успел проголодаться, — вставил своё слово отец. — Да и неплохо было бы узнать, насколько он теперь благоволит нашей Марте.

Слово «гость» неприятно резануло по ушам. Коул не был их «гостем». Он был врагом и пленником, но никак не гостем.

— Налей ему чаю в термос и быстренько приготовь что-нибудь поесть. Пора навестить нашего друга.

Теперь ещё и «друг». Марта скривилась и отвернулась к шкафчикам, ища на полках старый термос. Похоже, отец старательно избегал называть вещи своими именами. Девушка перелила остатки чая в термос и быстро поджарила яичницу.