Клем лишь покачала головой, когда Кеторин протянула ей склянки.

— Сейчас от них толку мало. Нужен полноценный обряд очищения. А такая доза зелья даже не ослабит воздействия.

— Всё равно влейте его в неё. Даже слабая помощь лучше, чем никакая.

Клем пожала плечами и открыла первый пузырёк. Коул держал Марте голову, чтобы та не захлебнулась, пока Клементина вливала в неё пузырьки один за одним. Однако единственное, чего они добились — белки девушки вновь приняли свой исходный цвет.

— В машину её, — признавая своё поражение, приказала Кеторин.

Коул кивнул и неуклюже поднялся вместе с девушкой на руках. Рядом с ним Марта казалась подростком — такая же маленькая и худосочная. А в бессознательном состоянии её вечно напряженные губы расслабились, и лицо утратило свою хмурость. Вот только чёрная кожа и такие же чёрные волосы портили всю картину.

Клем тоже поднялась на ноги, опираясь на стену.

— Подожди здесь, — попросила Кеторин и махнула рукой в сторону лежащих на полу людей и открытой двери. — Я пойду проверю, что там. Может, смогу понять, куда они исчезли.

— Нить? — с надеждой в голосе спросила Клементина и приложила руку ко рту, когда на неё напал очередной приступ кашля.

— На месте, — сквозь стиснутые зубы процедила Кеторин. Она понимала, что её злость не совсем правильная, но ничего не могла с собой поделать. И разум, внушающий, что Клем имеет полное право переживать за Люка, отца её детей и давнего друга, не мог перебороть сердце, которому хотелось придушить Клем за одно лишь упоминание его имени.

Кеторин была ревнивецей и не желала делиться своим. И Клем это понимала. Осознание шаткости их отношений всегда светилось в её глазах.

— Иди, я подожду, — кивнула Клем. — В моём состоянии выход на мороз в мокрой одежде сродни безумию.

Кеторин окинула сестру ещё одним взглядом, и ревность немного поутихла, вытесненная жалостью.

— Хорошо, — буркнула она и поспешила во внутренний двор, к эпицентру магического следа.

Вот только понять что-либо и найти хоть намёк на то, куда исчезли Люк и Мегги, Кеторин не смогла. Магическая волна, вызванная Мартой, оказалась сильнее и перекрывала собой то, что осталась от выплеска Мегги. И это было плохо, потому что, как бы Кеторин не напрягала своё зрение, она не могла пробиться через удушающую зеленовато-чёрную ненависть Марты, которая пропитала всё вокруг.

В одно мгновенье ей показалось, что она уловила отголосок чего-то иного, светлого и напуганного, но стоило ей повернуть голову — и отголосок исчез. Марта по своей дурости уничтожила возможность понять, что произошло с маленькой ведьмочкой, сила которой пробудилась под давлением негативных эмоций.

К сестре Кеторин вернулась ни с чем, если не считать воды, залившейся ей в ботинки. И они пошли к выходу, попутно обсуждая, что делать с Церковью. Оставлять всё, как есть, было категорически нельзя. Место нужно сравнять с землёй. И способ они выбрали самый что ни на есть банальный: газ, огонь, взрыв. Главное — вовремя уйти подальше.

Она проводила Клем к выходу и оставила её на лавочке, а сама вышла к машине, где их уже ждал Коул с охапкой сухих мужских вещей, за которые Кеторин была ему безмерно благодарна. Сам Коул уже успел переодеться, а, заглянув на заднее сиденье машины, ведьма убедилась, что и Марту он успел переодеть. На лице мужчины не было ни намёка на стеснение, что позабавило Кеторин. Думал ли он о том, что ему придётся когда-нибудь оберегать бесчувственную ведьму? Наверное, нет.

Похлопав Коула по плечу и лучезарно улыбнувшись, она спросила:

— Свыкаешься с ролью мужа?

— Что-то вроде того, — хмуро буркнул Коул, забираясь на заднее сиденье к Марте.

— Ты только не переусердствуй, — посоветовала ему Кеторин, прижимая охапку вещей к груди, даже не подумав о том, что те могут намокнуть. — Понимаешь, грань между отличным мужем, который решает вопросы жены, и маленьким комнатным тираном — очень тонкая.

— И? — Коул выгнул бровь, укладывая голову Марты к себе на колени. Девушка в себя не приходила и вряд ли придёт в ближайшее время. — Ты заделалась в семейные психологи?

Кеторин всплеснула бы руками, если бы они не были заняты.

— Что ты — это была просто шутка. Мои советы по отношениям нужно либо пропускать мимо ушей, либо делать что-то противоположное.

— Запомню, — устало ответил Коул и захлопнул дверцу, а Кеторин вернулась к сестре.

Ей пришлось помогать Клем переодеться, сама сестрица явно не справилась бы. И то, что Кеторин увидела под грязным балахоном, заставило всё внутри неё сжаться. Тело сестры представляло один сплошной синяк с разной степенью окраски: где-то фиолетовый, где-то уже пожелтевший, а где-то — ярко-красный.

— О Боги, — выдохнула она, натягивая через голову Клем огромный мужской свитер, стремясь как можно быстрее скрыть от глаз наглядное пособие для изуверов. Ей было тошно и противно, и тот факт, что люди, надругавшиеся над её сестрой, мертвы, не делал ситуацию легче.

Все тайны этого места ещё не были раскрыты, но Кеторин прекрасно понимала, что ответы на её вопросы спрятаны в Городе Кровавых Вод. Здесь, в Церкви, находилась рука чудовища, и Марта её сломала, а у Кеторин руки чесались свернуть шею этому самому чудовищу.

А ведьмы рода Чубоски привыкли добиваться того, чего хотят.

Она с удовольствием, полностью отдаваясь процессу, подготовила всё для взрыва. Благо, никто ей не мешал. Она даже великодушно пожертвовала своим огненным кругом — алмазом в её коллекции артефактов, — чтобы вспыхнувшее пламя невозможно было потушить, пока оно само не прогорит.

Уезжая, она ещё долго смотрела через зеркало заднего вида на полыхающий, словно солнце, костёр её ненависти. Небо окрашивалось красным и розовым, а искры летели в разные стороны.

И этот костёр, разгоревшийся в Церкви Охотников, был особенно красив. Красив потому, что на нём не горела ни одна ведьма.

Кеторин всегда любила символизм и пафос. Но пафоса нужно немного, как приправы в супе. Поэтому для себя Кеторин мысленно окрестила этот день завершением арки «Охотники и Неудачи». И этому потрясающему названию она могла дать десятки объяснений, но остановилась на одном: охотники в ближайшее время не станут их главной проблемой, а неудачи Кеторин собиралась вырвать с корнем.

Уже отъехав на приличное расстояние от полыхающей обители охотников, Кеторин вспомнила о мистере Рудбриге. Его кристалл, скорее всего, тоже разлетелся. Ведьма написала мужчине несколько строк с телефона Марты, пообещав в ближайшее время приехать и всё объяснить. На телефонный разговор она пока была не готова — уж больно легко ей было представить Алистера на коне и с мечом: бравый воин, который отсечёт ей голову за то, что она не уберегла его детей.

Кеторин хотелось верить, что пары дней в Шарпе ей хватит, чтобы подготовиться к разговору с отцом о его ведьмах.

========== Глава 50. Молчаливая служанка ==========

Фини стояла за стулом своей госпожи по правую руку от неё и улыбалась. Фини всегда улыбалась. Она не могла не улыбаться. Даже когда хотелось плакать от боли. Даже когда хотелось кричать от ужаса. Даже когда спала.

Причина была в нитях. В толстеньких жгутиках, которые всегда тянули уголки её рта вверх. Она могла нащупать их языком во рту, но не делала этого, потому что госпожа замечала любое изменение на её лице. А госпожа не любила, когда Фини хмурится.

Госпожа самолично, своими белыми руками, вшила Фини жгутики, потому что та была хмурым ребёнком, а госпоже не нравились хмурые дети.

Фини помнила день, когда стала горничной госпожи. Ей было семь. И помнила день, когда ей вшили жгутики. Ей было семь с половиной. В тот день госпожу очень расстроил её сын. Но королева Гертруда запретила госпоже наказывать своего мальчика, и потому госпожа наказала Фини.

Фини помнила боль. Фини помнила, как кричала. Фини помнила, как вырывалась. Фини помнила, что никто ей не помог. Фини помнила, с каким благоговением и восторгом госпожа лицезрела результат своих трудов. Она ласково похлопала Фини по щеке, запустив очередную волну боли и ужаса, и нежно произнесла: