- А, да… как-то я об этом не подумал - винится Клаймич и начинает путанно мне рассказывать про некого Андрея - нашего рабочего сцены, сосед по номеру которого заметил непонятные отлучки коллеги в Сан-Франциско.
- Ты же знаешь, что всех в Москве на инструктаже строго обязали не ходить поодиночке в городе - директор замялся, тяжело вздохнул - а еще этот Прохор…
- Какой Прохор?
- Ну… сосед по номеру, который... Но ты заметь, Вить! Я ничего ему не приказывал, все это он исключительно по собственной инициативе… - Клаймич продолжает мяться, потом выдает - короче, он обыскал вещи этого Андрея и нашел там крайне подозрительные предметы.
- Порнографические журналы? Листовку ЦРУ с призывами к советским гражданам остаться в США? Что? Или прямо блокноты с шифрами?
- Нет, нет, что ты?! - директор опять пугается - Ничего такого. Просто у него в сумке лежит специфический инструмент, провода какие-то непонятные.
Тут то до меня начинает доходить. Этот бдительный дебил Прохор чуть не спалил человека Веверса, который должен установить радиомины в карстовых пещерах рядом с Новым Орлеаном. Радиомины, ясен перец, ему передадут в самый последний момент, дабы не засветить ценного спеца из Москвы. А вот всю остальную, совершенно безобидную технику он везет с собой. Но это для меня или для ФБР она не вызовет подозрений. А вот для соседа - очень даже вызовет.
- Ну, и в чем проблема? - делано удивляюсь я - Он же рабочий сцены, ему нужны инструменты.
- Но зачем же их в личных вещах их держать?! Ты же знаешь, что у нас все инструменты перевозят в трейлерах вместе с оборудованием и аппаратурой. Кстати - Клаймич посмотрел на часы на руке - фуры уже должны скоро приехать. После презентации надо будет заглянуть на стадион, проконтролировать разгрузку.
- Короче так, Григорий Давыдович. Скажите Прохору, чтобы он умерил свое любопытство и прекратил шарить в чужих вещах. И вообще держал язык за зубами. Еще не хватало, чтобы наши сотрудники начали следить друг за другом и стучать в КГБ. За всем подозрительным у нас присматривает Сергей Сергеевич. Остальные должны заниматься своим прямым делом, а не в шпионов играть. И чтобы до Союза больше никакой самодеятельности!
- Понял, понял - директор поднял руки в защитном жесте. Потом помолчал и посмотрел на меня проницательным взглядом - Только… мне надо что-то еще знать?
- Нет! - обрезал я - И давайте собираться. Нас уже ждут в магазине!
*****
…В автобусе народ опять спорил. Роберт доказывал Завадскому, что много чего из творчества наших ВИА - по сути плагиат.
- Вот, например, “Поющие гитары”. «Прощай, мама» - горячился барабанщик - Это же немцы! Песня «Goodbye Mama», Айрин Шир поет.
- Там на пласте автор указан, Зигель кажется - возразил Коля - так что все пучком.
- Ладно, пусть. Хотя я думаю Зигель не давал своего согласия советскому ВИА. А как быть с “Уходило лето” “Веселых ребят”? Это же “Cara mia” Баккара!
- Хм… Ну, да… аккорды то похожие
Коля вынул из чехла гитару, наиграл. Звучало действительно, очень похоже.
Дальше обсудили «В последний раз» - песня оказалась из испанского фильма «Выкорми ворона». Тут нас своей эрудицией впечатлил Клаймич. А вообще, “Весёлые ребята”, как оказалось, подобным плагиатом давно не брезговали! Народ тут же им припомнил еще и “Старенький автомобиль” содранный у Битлз. Многостаночники хреновы…
– «Люди встречаются»! - вспомнила Альдона - Вроде у финнов она была. Петер Поор пел.
- В Союз ее Янош Коош привез, уже переделанную венгром Гаваши в «Черный поезд» - авторитетно возражает Клаймич - а только потом Олег Жуков русский текст написал.
- А я слышал, что АББА “Солнечный круг” содрали! - вставляет свои “пять копеек” Глеб
- Короче, все хороши… - замечает Завадский - Вить, ты же советник по культуре Романова. Поднял бы тему!
Вот тему эту поднимать мне не хотелось от слова совсем. Романов теперь из “посвященных”, сам предъявит мне по полной программе. Поди Веверс уже дал ему расклад по мировым хитам. Хотя может, и нет. Так-то у Генерального и других забот - полон рот. Только-только задавили волнения в Грузии, впереди Олимпиада в Москве. Которую, кстати, бойкотировать теперь никто не станет, поскольку вторжение в Афганистан не состоится. Зато у нас первые секретари республиканских ЦК ушли в глухую оборону, не желая расставаться с властью.
Надо срочно менять тему разговора. Я достал блокнот, куда из айфона выписывал слова песен, полистал его, подбирая подходящий текст. Попросил у Клаймича ручку, сделал вид, что сильно занят. Творю я, отстаньте! У нас новый хит на подходе.
- Every breath you ta-ake
Every move you make…
Тихо напеваю я, прикрыв глаза. Народ тут же замолк, все с любопытством уставились на меня. И это отлично. Надо подтвердить легенду о гениальном сочинителе. Сейчас прямо на их глазах изображу Стинга, только немного хрипотцы в голос добавлю
…Every bond you break
Every step you take
I'll be watching you…
Альдона что-то собралась мне сказать, но Лада сделала ей страшные глаза. В салоне автобуса повисла благоговейная тишина. Даже водитель приглушил музыку в магнитоле.
Я начал отбивать рукой ритм на подголовнике переднего кресла:
Every single day
Every word you say
Every game you play
Every night you stay
I'll be watching you.
Эта песня Стинга выглядит, как признания сильно влюбленного мужчины. Все эти “Каждый твой вздох, каждое твое движение…”. Хотя на самом деле, она о безответной любви, о ревности, одержимости, о потере любимой и даже о последующей слежке за ней. Брак самого певца в момент написания “Every breath you take” окончательно рухнул, и Стинг писал исключительно о собственном душевном состоянии.
- Это снова про Веру песня? - нарушила молчание ревнивая Альдона, после того, как я закончил делать вид, что записываю слова - “Мне так холодно, я очень хочу тебя обнять…” Очень сильно!
За окном автобуса начал накрапывать дождик, погода в городе Ангелов внезапно испортилась. Капельки дождя ползли по стеклу дорожками слез, а мы намертво застряли в пробке, и что самое обидное - буквально за квартал до нужного нам места. Хоть выходи под дождь и дальше пешком добирайся до магазина.
- А какую клятву нарушила Вера? - удивился Роберт, но на него шикнули, и он прикусил язык. Музыканты тут же насели на меня с разными вопросами и требованиями выдать аккорды.
- Так, тихо! - я прихлопнул рукой по подлокотнику - Песня еще не готова, эта черновой вариант. Мне надо еще работать и работать над ней. Слова могут и поменяться.
- Уж, будь любезен - фыркнула Снежная королева - замени в тексте “несчастное сердце”!
Народ захмыкал, пряча улыбки. Наши сложные отношения уже давно не были секретом в коллективе. Как и ревнивый характер Альдоны.
- А кто вам сказал, что это вообще про Веру? - внес я очередную интригу, заставляя народ недоуменно переглядываться - К ней текст не имеет никакого отношения.
- Хорошо, а в каком жанре эта песня? - ко мне наклоняется Клаймич - Явно же не диско.
- Что-то типа софт-рока. А скорее даже в стиле новой волны. Сам пока не пойму. Но нам понадобится контрабас для записи.
- Ты серьезно: прямо сейчас, за пять минут сочинил эту песню?!
- Нет, конечно! - засмеялся я - Первые строчки я написал еще в Союзе, а потом дописывал потихоньку. Нам нельзя петь только диско - это сейчас угасающий жанр, особенно в США.
Я чешу в затылке. Не слишком ли сильно сказал? Вон в Европе вот-вот начнется настоящий бум на итальянское диско. Да, и немцы еще дадут жару.
- Тоже думал об этом - согласился Григорий Давыдович - группе желательно иметь широкий репертуар, насколько это можно.
- И собирать концерт надо, как конструктор под текущие музыкальные вкусы публики, которые в каждой стране разные - подхватил я, довольный тем, что директор со мной на одной волне.
- Это, конечно, будет космос… - задумчиво согласился Клаймич.
