С тех пор Салман стал замечать, что ангельское откровение слишком склонно к чрезмерному прагматизму и расчетливости, ибо, когда верные обсуждали взгляды Махаунда по любому вопросу — от возможности космических путешествий до вечности Ада, — являлся ангел с ответом, и он всегда был на стороне Махаунда, утверждая без малейшей тени сомнения, что человек никогда не сможет путешествовать на луну{1617} , и будучи столь же уверенным во временном характере проклятия: даже большинство злых духов будет очищено в конечном итоге адским огнем и найдет свой путь в ароматные сады, Гюлистан и Бостан. Было бы совсем другое дело, жаловался Салман Баалу, если бы Махаунд принимал свою позицию после получения откровения от Джибрила; но нет, он только что сформулировал закон, и ангел подтверждал его впоследствии; итак, я носом почуял скверный запах от всего этого и подумал, что это, должно быть, благоухания тех сказочных и легендарных нечистых тварей, что носят это имя, креветки.

Рыбный запах начал овладевать Салманом, который был самым высокообразованным из ближайших соратников Махаунда в связи с превосходной образовательной системой, господствующей в те времена в Персии. Благодаря своей схоластической{1618} продвинутости Салман был назначен официальным писцом Махаунда, и потому на него пало бремя записывать бесконечно умножающиеся правила. Все эти откровения прагматизма, сообщил он Баалу, и чем дальше, тем тягостнее становилась моя работа.

На некоторое время, однако, ему пришлось отставить свои подозрения, ибо армии Джахилии выступили на Иасриб, решив прихлопнуть назойливых мух, досаждающих их караванам и создающих помехи бизнесу. Что за этим последовало, нет нужды повторяться, сказал Салман, но поразившая его затем вспышка самовосхваления заставила похвастаться Баалу, как он лично спас Иасриб от верного уничтожения, как сохранил он шею Махаунда своей идеей о траншее. Салман убедил Пророка вырыть огромный ров вокруг всего не огороженного стеной оазисного поселения, сделав его столь широким, чтобы его не смогли перепрыгнуть даже легендарные арабские скакуны прославленной джахильской кавалерии. Ров: с заточенными кольями на дне. Когда джахильцы увидели эту бесчестную процедуру неспортивного рытья канавы, присущее им понятие рыцарства и чести вынудило их вести себя так, словно никакого рва не было и в помине, и гнать лошадей прямо туда, к верной погибели{1619} . Цвет джахильской армии, люди наравне с конями, окончил свои дни пронзенным на заостренных кольях ограждений Салмана Перса: иммигрант не собирался играть с врагами в благородные игры{1620} .

— А после поражения Джахилии? — сокрушался Салман. — Ты думаешь, я стал героем? Я не тщеславен, но где были общественные почести, где была благодарность Махаунда, почему архангел не упомянул меня в своих посланиях? Ничего, ни слога, словно они тоже считали придуманную мною траншею дешевой уловкой, чужеземной вещицей, несправедливостью, бесчестием; как будто их мужественность пострадала из-за этого, как будто я оскорбил их гордость, спасая их шкуры. Я держал рот на замке и ничего не сказал, но я потерял много друзей после этого, скажу я тебе; люди ненавидят, когда ты делаешь для них доброе дело.

Несмотря на Иасрибскую канаву, верные лишились множества людей на войне с Джахилией. За время своих набегов они потеряли столько жизней, сколько и забрали. И в конце войны, presto, Архангел Джибрил проинструктировал выживших мужчин не брать в жены вдов, дабы, вступая в повторный брак вне своей веры, они не стали бы потерянными для Покорности. Ах, какой прагматичный ангел, изгалялся перед Баалом Салман. К этому времени он извлек бутылку тодди{1621} из складок плаща, и эти двое неуклонно напивались в угасающем свете. Салман становился все более болтливым по мере того, как понижался уровень желтой жидкости в бутылке; Баал не мог припомнить, когда прежде был свидетелем подобной бури словоизлияний. О, эти сухие откровения, кричал Салман, нам даже сказали, что это не имеет значения, если мы уже были женаты, что нам можно содержать до четырех жен, если мы только можем себе это позволить; в общем, представь себе, парни действительно велись на это.

Чем закончилось у Салмана с Махаундом: вопросом о женщинах; и о Сатанинских стихах. Послушай, я не какой-нибудь там сплетник, пьяно доверился Салман, но после смерти жены Махаунд совсем не ангел, понимаешь, о чем я? Но в Иасрибе он почти выиграл свое пари. Эти женщины там: они сделали его бороду почти седой за год. Пунктик с нашим Пророком, мой дорогой Баал, в том, что он не любит, когда его женщины могут ответить, он ищет матерей и дочерей, вспомни о его первой жене, а потом об Аише: слишком старая и слишком молодая, две его любви. Он не любит выбирать по своему росту. Но в Иасрибе женщины другие, ты не знаешь, здесь, в Джахилии, вы привыкли приказывать вашим женщинам, но там они не потерпят этого. Когда мужчина женится, он уходит в семью своей жены! Вообрази! Жуть, верно? И все время замужества у жены есть собственный шатер. Если она хочет избавиться от мужа, она переворачивает шатер в противоположную сторону, чтобы, подойдя к нему, мужчина обнаружил ткань там, где должна была быть дверь, и это значит, что ему дали развод, он ничего не может с этим поделать. Ладно, наши девчонки стали поступать так же, решили показать, какова их суть, так сразу бах, появляется книга правил, ангел начинает изливать правила о том, чего не должны делать женщины, он берется сдерживать их в тех отношениях послушания, которые предпочитает Пророк, послушание или материнство, ходи в трех шагах позади или мудро сиди дома и потирай свои подбородки. Как женщины Иасриба смеялись над верными, клянусь, но этот человек — волшебник, никто не мог противиться его обаянию; верные женщины делали все, что он от них требовал. Они Покорились: в конце концов, он предлагает им Рай.

— Так или иначе, — заметил Салман ближе к донышку бутылки, — в конце концов, я решил испытать его.

Однажды ночью персидский писец увидел сон, в котором парил над фигурой Махаунда в пещере Пророка на Конусной Горе. Сперва Салман воспринимал его не более как мечтательную ностальгию о прежних днях в Джахилии, но потом его поразило, что ракурс, с которого он смотрел во сне, был таковым архангела, и в тот же миг память об инциденте с Сатанинскими стихами вернулась к нему так ярко, словно он случился только вчера.