Е. Б. Глушаков Белый плотник © Глушаков Е.Б., 2024 © Издательство «ФЛИНТА», 2024 * * * Грани света Всё начиналось издали. С намёка. Сперва – лишь слух о Боге – небыль, миф: Всё было Бог – и чем трава намокла, И чем терзал сухую падаль гриф. Бог чудился и в идолах, и в страхах, Казался и ужасен, и жесток, В прах уходил и возникал из праха, И средоточьем зла казался Бог. В умах незрелых без конца дробился На множество стихий, обрядов, тел: Бог ручейка, бог солнечного диска, Бог – землепашец, кормчий, винодел. И лишь в накате миропониманья, В одно собравшем тысячи причин, Бог посетил разумное сознанье Как Царь всего, над всеми Господин. И властвовал не грубо, не предметно, Но потаённым Духа естеством. История и жизнь – все грани света – На Нём сошлись и растворились в Нём. И Он уже не прочил наказанье, Грозя уничтожением всего, Но о спасенье даровал познанье, На крест подвигнув Сына Своего. И людям, как всегда: тугим – на ухо, На сердце – гордым, на глаза – слепым, Послал в поводыри Святого Духа, Чтоб узкий путь Любви открылся им. Юная грань Ледоход Закаты – словно алые заплаты На голубом весеннем пиджаке. Не ужиная, прямо из-за парты, Заслышав ледоход, бежим к реке. Учительница увязалась с нами, Худая, как апрельская сосна. Живёт без мужа. Синька под глазами. А здесь, в деревне, каждый год весна. Мы с хохотом гоняемся по льдинам, Летим на теневой упор моста. Учительница, в платье очень длинном, Слепящим снегом балует уста. Недаром все зовут её невестой! Вот и сейчас, крамольно весела, Стоит и машет над рекой небесной Обломком почерневшего весла. Смеётся, большеротая, и машет, И, вскинув руки выше каланчи, Одна кукует на пустынном пляже И ловит золотистые лучи. Нахальный ветер тянется к подолу. И лезет обниматься старый вяз… Учительница, вот окончим школу – Мы целым классом женимся на вас! С откоса сбегает лето
И осами, и шмелями Жужжит горячо трава, Покуда не расселяли, Покуда у них – права. А солнце – на переплавке И жжётся под стать горшку, И рыжие томагавки Способны снести башку. Любым ветерком раздето, Одето цветком любым, С откоса сбегает лето В сиреневый росный дым. И шляется по задворкам, Где старые фонари, Где воет собака волком До утренней до зари. Но, если ударят ливни В причаленный к небу плот, Оно, соскользнув по глине, Утяток в пруду спугнёт. Подсолнух На жаре среди раздолья сонного, Где лугам приснился сеновал, Золотые головы подсолнухов Пыльными ладонями ломал. Расправляя погнутые венчики, Трогал пальцем жёлтую пчелу. В сотах круговых чернели семечки, А не мёд… Гадал я – почему? И не молоком доилось облако? Синий колокольчик не звенел? Позвоночник трубчатый подсолнуха Мне служил тогда как самострел. Счастью у подсолнуха наученный, Разрывая сорных трав кольцо, Не дружил ни с ветром я, ни с тучами, К солнцу поворачивал лицо. Весёлый мальчишка Разлеталась кисточка на шапке, Раскидались руки на ходу, Из-под ног шарахаются шавки… Это – я по улице иду! Даже не иду – скачу вприпрыжку, Даже не вприпрыжку, а лечу… Вы встречали озорней мальчишку? Мне любая шалость по плечу! Мне до звёзд и высоко, быть может, Невелик росточком… Что же, пусть; Но зато упрям – в ночи погожей Назови любую – дотянусь! Вот как счастлив я и весел вот как, Что и ветер запросто со мной. В даль метёт листву моя походка. Кисточка взлетает за спиной. Осень раскрутилась каруселью Красных лип и жёлтых тополей… Улыбнитесь моему веселью, Радости порадуйтесь моей! Закройщица Клава Полночь – закройщица дальних провинций (Вся-то провинность, что вечно в дожде), – В сиром пруду за оградой больницы Белыми нитками шьёт по воде. Пересыпает малиною травы. Озеро стелет на низких местах. Нежный затылок стеснительной Клавы Ягодой метит в росистых кустах. |
