Человек с сублимированным либидо не способен произвести на свет ребенка, с сублимированной агрессией — усвоить пищу.
Восстановление в правах биологической функции агрессии есть ключ к решению проблемы агрессии. Однако очень часто нам приходится прибегать к сублимации агрессии, обычно это происходит в случаях крайней необходимости. Если человек подавляет агрессию (которая таким образом уходит из-под его контроля), как в случаях невроза навязчивых действий, если он сдерживает свою ярость, нам приходится искать отдушину. Мы должны дать ему возможность выпустить пар. Боксирование с грушей, колка дров или занятие любым видом агрессивного спорта, вроде футбола, порою способны творить чудеса27.
У агрессии с большинством эмоций есть одна общая цель: не бессмысленная разрядка, а, скорее, приложение энергии. Эмоции могут быть избыточным продуктом организма (т.е., у организма может появиться потребность избавиться от них), но между эмоциями и просто ненужными отходами имеется одно отчетливое различие. Организму необходимо избавиться от определенного рода отходов, таких как моча, и для него неважно, где и как это произойдет: между уриной и окружающим миром не существует биологического контакта1. Большей части эмоций, с другой стороны, необходим мир в качестве объекта своей направленности. Возможен выбор заменителя: например, поглаживание собаки вместо друга, поскольку нежные чувства нуждаются в разного рода контактах; но, как и другие эмоции, они не принесут удовлетворения в том случае, если окажутся бессмысленно выплеснуты наружу.
В случае сублимированной агрессии за объектом не приходится далеко ходить: проблема может оказаться крепким орешком, и вот уже сверло вгрызается в металл, зубья пилы режут дерево. Все эти занятия — прекрасные отдушины для выплеска агрессии, но они никогда не смогут сравняться с дентальной агрессией, которая служит нескольким целям: человек избавляется от раздражительности и не наказывает себя плохим настроением и голодовкой; он развивает свой разум и сохраняет при этом чистую совесть, потому что сделал что-то «полезное для здоровья».
Я утверждал, что агрессия есть главным образом функция пищевого инстинкта. В принципе, агрессия может быть частью любого инстинкта — возьмите, для примера, хотя бы ту роль, которую агрессия играет в преследовании сексуального объекта. Термины «разрушение», «агрессия», «ненависть», «ярость» и «садизм» используются в психоаналитической литературе почти как синонимы, и никогда нельзя сказать с определенностью, что подразумевалось: эмоция ли, функция ли это или перверзия? Хотя мы обладаем недостаточным знанием для того, чтобы давать четкие определения, тем не менее мы должны попытаться внести какой-то порядок в данную терминологию.
Когда напряжение голода усиливается, организм начинает выстраивать в боевой порядок имеющиеся в его распоряжении силы. Эмоциональный аспект этого состояния переживается вначале как раздражительность, потом как гнев и в конце концов как ярость. Ярость — это не то же самое, что агрессия, но именно в ней она находит свой выход, в иннервации моторной системы как средстве завоевания объекта потребности. После «убийства» сама пища еще требует разрушения; орудия разрушения, зубы, всегда находятся в боеготовности, но для того, чтобы совершить эту работу, требуются мускульные усилия. Садизм принадлежит к сфере «сублимированной» агрессии и, по большей части, встречаются смешанные формы с сексуальными импульсами.
Сублимация пищевого инстинкта оказывается в чем-то легче, а в чем-то и труднее, нежели сублимация полового инстинкта. Легче, потому что нетрудно найти объект для агрессии (все виды работы, в особенности ручной труд, сублимируют агрессию — неагрессивный кузнец или резчик по дереву парадоксальны). Труднее постольку, поскольку дентальная агрессия всегда требует объекта. Самодостаточность, которая порою обнаруживается в связи с половым инстинктом, невозможна. Существуют люди, которые живут половой жизнью без какого-либо объекта в действительности и довольствуются фантазиями, мастурбацией и ночными поллюциями, но никто не может удовлетворить инстинкт утоления голода без реальных объектов, без пищи. Фрейд дает этому факту убедительную иллюстрацию в виде истории о собаке и колбасе28, но и здесь он снова занимается «подыскиванием доказательств на случай», на этот раз не инстинкта утоления голода, а полового инстинкта и невозможности его фрустрирования.
Не может быть ни малейшего оправдания выделению полового инстинкта в качестве единственного объектного инстинкта. Агрессия по меньшей мере настолько же привязана к объекту, как и половое влечение, и она может точно так же как и любовь (в случаях нарциссизма или мастурбации) сделать своим объектом собственное «Я». Они могут быть «ретрофлексированы».
Глава 3. Ретрофлексия и цивилизация
Наши беды начались с появления Моисея. Ни одна религия не содержит такого грандиозного количества предписаний, регулирующих потребление пищи, как религия Моисея. Некоторые из них, вроде запрета на свинину, оказались впоследствии рационально обоснованы научными открытиями; но тем не менее вполне возможно, что Моисей разработал свои пищевые законы потому, что сам был большим привередой, и либо обобщил свои антипатии, либо хотел быть уверенным, что церковная десятина (10 процентов от урожая, которые получали священники) придется ему по вкусу.
Кроме того, существует иррациональный фактор, который осложняет ситуацию. Евреи различают два вида пищи: «молочную» и «мясную». Это соответствует разделению на пищу «сосунка» и пищу «кусаки», чье желание съесть свою мать должно быть остановлено. Таким образом, дентальная агрессия, хоть и не запрещается в целом, строго ограничивается и регулируется, оставаясь невыраженной. Эта невыраженная агрессия, должно быть, и способствовала сопротивлению евреев своему лидеру.
Всякому привилегированному классу приходится опасаться агрессии со стороны угнетаемого класса, и Моисей по праву рассматривал такую агрессию (которую он сам бессознательно подстегнул своими пищевыми установлениями) как личную угрозу. Когда напряжение агрессии подавляемого класса становится слишком сильным, правители обычно направляют ее на какого-либо внешнего врага. Они разжигают войну или находят козла отпущения в каком-то другом классе, расе или иноверцах. Моисей, однако, использовал другой трюк: ретрофлексию. Примитивные племена молятся своим фетишам о ниспослании помощи в преодолении бедствий, и если их молитвы не приносят должного результата, фетиш выбрасывается «за ненадобностью». Древние греки вели себя подобным же образом, но их боги обладали слишком большим авторитетом для того, чтобы им можно было дать отставку и, кроме того, их было слишком много. Таким образом, если кто-то чувствовал, что один бог не оправдывал возложенных на него надежд или обманывал его, он переключался на другого и становился его клиентом. Чтобы не стать объектом такого вероломного поведения, диктатор Моисей, спроецировав свой образ на Иегову, объявил его единственным богом. Однажды он пришел в ярость, когда во время его отсутствия евреи сотворили себе бога-соперника, Золотого Тельца, бога, которого они могли увидеть и потрогать — и поклонение которому, хотя и не в открытую, совершается по сей день. Чтобы сохранить за собой лидерство, Моисей применил хитрость: ретрофлексию агрессии.
Ретрофлексия означает, что какая-то функция, которая исходно была направлена от индивидуума к внешнему миру, меняет свое направление и обращается в противоположную сторону, к ее инициатору. Ее примером может послужить нарциссист, человек, который вместо того, чтобы направлять свою любовь вовне, влюбляется в самого себя29.
Во всех тех случаях, когда какой-либо глагол используется с возвратным местоимением, можно поискать ретрофлексию; если человек разговаривает «сам с собой», то он делает это вместо того, чтобы разговаривать с кем-то еще. Если девушка, разочаровавшись в парне, убивает «себя», то она совершает этот поступок из-за того, что желание убить его ретрофлексируется, отражаясь от стены ее совести. Самоубийство — это заменитель убийства, суицид заменяет гомицид30.
