Через пять дней после подтверждения известий о китайской катастрофе Клифф Хайнс вернулся из столицы Американской конфедерации Вашингтона.

– Бесполезно, Кей, – сказал он. Правительство даже не хочет смотреть на – Крамблер. Я сказал им, что он разлагает в порошок все неорганические вещества, а они посмеялись надо мной. И это правда, Кей: они отказались от попытки поработить Китай. Отныне каждый год в жертву будут приноситься сто тысяч наших граждан. Съедаться заживо, Кей! Боже, если бы только Крамблер уничтожал и органические формы!

Квота первого года – пятьдесят тысяч мальчиков и пятьдесят тысяч девочек, брошенных в пасть чудовищам ради спасения человечества, – едва не привела к развалу Конфедерации. Несмотря на строжайшую секретность, несмотря на смертную казнь за публикацию новостей о жертвоприношении, несмотря на то, что тех, кому выпал роковой жребий, выкрадывали из домов глубокой ночью, все стало известно.

На обширных пампасах на крайнем севере Аргентинской Республики, там, где соединяются Боливия, Аргентина, Парагвай и Бразилия, находилось место жертвоприношения. Тысячи акров белели костями тех, кого поглотили чудовища. Безмозглые, лишенные разума, не видящие, потому что даже чувства у них не различались, земные гиганты каким-то адским инстинктом осознавали, что это место их пиршества.

По какому-то негласному договору стражники, ежегодно приводившие жертв на съедение, оставались без охраны: огромная стена полулюдей-полуживотных уходила в укрытие окрестных лесов, а китайцев расставляли рядами. Смерть, которая была бы милосердием, была им недоступна. Земные гиганты жаждали живой плоти. И здесь, на месте, известном как Голгофа, ежегодно повторялось отвратительное жертвоприношение.

В тот первый год, когда избранные жертвы были доставлены к роковому месту, вся Америка сошла с ума. Обезумевшие родители атаковали офисы Федерации в каждом городе. Поднялся крик о том, что американцев испанского происхождения выбрали вместо тех, в ком текла более северная кровь. Гражданская война стала неотвратимой.

И год за годом эти сцены должны были повторяться. Юноши и девушки, от пятнадцати до двадцати лет, цветы Федерации, сто тысяч из них, должны умереть страшной смертью, чтобы спасти человечество. Теперь предстояло выбрать жертву второго года.

В своей лаборатории, удаленной в самое сердце дикой природы Адирондаков, Клифф и Кей неистово работали.

– Это последний шанс, Кей, – сказал Клифф. Если я не разгадаю секрет в этот раз, это будет означать еще один год задержки. Секрет растворения как органических, так и неорганических форм! Что это за таинственная сила, которая позволяет органическим формам выдерживать чудовищную бомбардировку W-лучами?

W-лучи были космическими лучами Милликана, заключенными в тюрьму и приспособленными для использования человеком. Они были в миллион раз мощнее, чем самое высокое известное напряжение электричества. Под его воздействием даже алмаз, самое твердое из известных веществ, растворялся в пыль, а самые хрупкие растения оставались незатронутыми.

Лаборатория в Адирондаках была открыта с одного конца. Здесь, на фоне больших лесных деревьев, было собрано любопытное разнообразие веществ: старые стулья, пара разбитых самолетов, большая неработающая динамо-машина, куча выброшенной одежды, разнокалиберная кухонная утварь на столе, газовая плита и куча всевозможного металлического хлама. В общем, все это напоминало свалку.

Огромная машина была установлена в гнезде в тяжелом бруске краолита – нового металла, сочетавшего в себе предельную прочность на разрыв с полной не плавкостью даже в электрической печи. Около шести футов в высоту, она выглядела не иначе как гироскоп на маятнике, с длинной и чрезвычайно узкой щелью, тянущейся по всему центру, но закрытой со стороны оператора сдвижной крышкой из того же краолита.

Внутри этой крышки, которая своим движением создавала поле электрических сил между плечами внутреннего магнита, W-лучи генерировались в соответствии с секретной формулой; скорость гирации, превышающая все известные на Земле, умножала их силу в миллиард раз, преобразуя их в волны короче самых коротких из известных физической науке. Как и все великие изобретения, установка имела простейшую конструкцию.

– Что ж, – сказал Клифф, – тебе лучше вывести Сьюзи.

Кей вышел из лаборатории и направился в хижину на берегу озера, которую занимали двое мужчин. Из своего ящика перед печкой лениво выглядывал и похрюкивал дикобраз. Кей поднял дикобраза, разумеется, в коробке. Сьюзи по своей конституции была непуглива, но с дикобразами, какими бы гладкими ни были их иглы, обращаться надо осторожно.

Кей поднес ее к куче хлама и поставил на нее коробку. Он вошел в лабораторию. – Я могу сказать тебе, Клифф. Я бы не взял с собой Сьюзи, если бы думал, что у эксперимента есть хоть малейший шанс на успех, – сказал он.

Клифф ничего не ответил. Он склонился над колесом, настраивая микрометр. – Все готово, Кей? – спросил он.

Кей кивнул и отступил назад. Он тяжело сглотнул. Ему было неприятно жертвовать Сьюзи ради науки; он почти надеялся, что эксперимент провалится.

Клифф нажал на рычаг, и громоздкая макушка начала медленно вращаться вокруг своей оси. Быстрее, быстрее, пока не превратилась в сплошное пятно. Еще быстрее, пока не стали видны только ее очертания. Клифф нажал на рычаг с другой стороны.

Ничего не произошло, кроме помутнения воздуха в открытом конце лаборатории. Клифф коснулся ножного рычага. Верхушка стала становиться все более заметной, стало видно ее вращение; она стала работать медленнее, начала останавливаться.

Облако исчезло. Там, где были самолеты и прочий хлам, осталась лишь куча сероватой пыли. Именно она и создала облако.

Не осталось ничего, кроме этого бесцветного порошка на фоне деревьев.

Кей схватил Клиффа за руку. – Осторожно! – крикнул он, указывая на кучу. – Там что-то движется!

Так оно и было. Из кучи выскочил очень сердитый дикобраз – бесхвостый, с белой шкуркой, похожий на большую безволосую крысу. Клифф повернулся к Кею.

– Мы потерпели неудачу, – коротко сказал он. – Слишком поздно для этого года.

– Но иглы?

– Неорганический материал. Даже кости остаются целыми, потому что в костном мозге есть кровообращение. А у земных гигантов нет даже костей. В этом году они в безопасности!

Он опустился под дерево и в полном отчаянии уставился в небо.

– Смотри, Кей, у меня есть номер! – Рут Мид улыбнулась, протягивая Кей билет, выданный правительством, в котором был указан номер лотереи, предназначенный для каждого гражданина.

Сто тысяч молодых людей в возрасте от пятнадцати до двадцати лет будут выбраны в качестве жертвы, и Рут, будучи девятнадцатилетней, попала в рамки, но это был ее последний год. Через несколько недель правительство объявит номера тех, кто будет приговорен к смерти, по результатам второй лотереи.

И тогда, прежде чем они станут известны общественности, жертвы уже будут схвачены и поспешно доставлены на склады дирижаблей, расположенные в сотне мест, для отправки на страшную Голгофу в пампасах.

Вероятность того, что кто-то из людей окажется в числе тех, кому суждена судьба, была довольно мала. В моде было шутить над всем этим делом. Рут улыбнулась, показывая свой билет.

Кей уставился на него. – Рут, если с тобой что-нибудь случится, я сойду с ума. Я бы…

– С чего вдруг такая пылкость, Кей?

Кей взял маленькую руку Рут в свою. – Рут, ты не должна больше играть со мной. Ты знаешь, что я люблю тебя. А от вида этой штуки я почти схожу с ума. Тебе ведь не все равно, правда? И, поскольку Рут молчала, добавил, – Рут, это ведь не Клифф Хаймс, правда? Я знаю, что вы старые друзья. Я бы предпочел, чтобы это был Клифф, а не кто-то другой, если бы это должен был быть кто-то другой, но – скажи мне, Рут!

– Это не Клифф, – медленно произнесла Рут.

– Это кто-то другой?

– Это ты, дорогой, – ответила Рут. – Это всегда был ты. Это мог быть Клифф, если бы ты не появился. Но теперь он знает, что это никогда не может быть он.