Его мышцы напряглись, и я поняла, что говорила вслух.

— Как я уже говорил, каждый хищник для кого-то является добычей.

—Я не могу представить себе зверя более ужасающего, чем ты, — честно сказала я ему.

Дело было не только в том, что он был безжалостнее или жестче голодного волка. Что-то в его поведении говорило о колоссальном усилии его сдерживания, как будто в один неподходящий момент этот хищный зверь, прикованный к его душе, мог спуститься с цепи на того, кто был достаточно неразумен, чтобы оказаться на его пути.

—Некоторые монстры создаются, а некоторые рождаются. Можно сказать, что я худший из обоих миров, — загадочно сказал он.

Я закусила губу, ломая голову над его словами, понимая, что тайна Александра Дэвенпорта опасна для такой женщины, как я. Женщины, которой нравились загадки человеческого мозга и странные сложности отдельной личности. Я хотела сесть на землю, скрестив ноги, и собрать грани разума Александра, словно пазл из десяти тысяч кусочков.

По моему опыту, если я могла понять кого-то, было почти невозможно ненавидеть его.

И, честно говоря, я не хотела ненавидеть этого человека. Не потому, что он заслуживал более теплых чувств, а потому, что эта ненависть была столь же губительна для моего психического здоровья, как и мое двухнедельное пребывание в темноте. Я не могла представить, что буду ненавидеть кого-то всем сердцем и видеть его каждый божий день в течение следующих пяти лет.

Каким человеком я буду в конце этого?

Как я могла перейти от пятилетней ненависти к будущему воссоединению со своей семьей? Как мне найти любовь в своем сердце, как мне узнать, как ее выразить?

Я боялась, что ответ будет заключаться в том, что я не смогу.

Если бы я позволила ужасной несправедливости моего положения разрушить мою способность любить, я бы потеряла элементарную грань того, кем я была, и саму причину, по которой я вообще это делала.

Из любви к моей семье.

Александр прервал мои мысли, чтобы передать мне бутылку шампуня.

Я глубоко вдохнула и вылила гель на руки, прежде чем нанести его на густые пряди его волос. Запах расцвел во влажном воздухе, так что я почувствовала, что он окружает меня.

Когда я закончила, он повернулся ко мне лицом, запрокинув голову обратно в водяной пар так, что пузыри покатились вниз по его точеной груди. Его глаза распахнулись, чтобы посмотреть на меня, когда я лопнула большой пузырь над его левым соском.

Пойманная, как маленькая девочка, я хихикнула, прежде чем смогла закрыть рот обеими руками.

Его глаза сверкали, но он не осуждал меня. Вместо этого его голос был шелковистым, когда он сказал: —Встань на колени и очисти меня своим языком.

—Мыло справится лучше, — возразила я, но мои колени уже размякли, растопив меня, как масло, на землю у его ног.

Он уже был тверд. Его длинная, покрытая венами длина пульсировала в такт его сердцебиению, гипнотизируя меня, пока я смотрела на него. Было странно находить что-то настолько чуждое мне, настолько совершенно привлекательное, но мне нравилась его толщина, когда я взвешивала его на своей ладони, и то, как его тяжелые яйца обрамлялись его худыми, сильными бедрами.

Я наклонила его эрекцию вниз к моему рту и не сводила с него глаз, когда я направила плоскость моего языка на вершину его ствола.

Его глаза почернели от возбуждения.

Что-то похожее на мурлыканье вырвалось из моего горла, прежде чем я смогла проглотить его. Было что-то невыносимо пьянящее в том, чтобы держать его нежнейший орган в моей руке, в том, чтобы доставлять такому сильному мужчине удовольствие.

—Скажи мне, что делать, — спросила я, играя пальцами с его стволом, лобковой костью и внутренней поверхностью бедер.

Его тело напряглось от удивления, прежде чем расслабиться. Одна из его рук скользнула мне на затылок и сжала в кулак.

—Соси и слизывай воду с моего члена в качестве ориентира. Проведи языком по венам, втяни меня как можно глубже в свое горло и дыши через нос, чтобы я мог почувствовать, как сжат и влажен твой рот вокруг меня. По сути, относись к моему члену как к своему собственному рожку мороженого. Его голос снова стал хриплым, и я знала, что причиной этого было то, как я лизала головку его члена, словно котенок кушал сливки.

Я насасывала, прижавшись к нему губами, а затем посмотрела на него, чтобы сказать: —Если я заставлю тебя кончить вот так, я хочу, чтобы мне разрешили написать письмо моей семье.

Рука в моих волосах болезненно изогнулась, и удовольствие, прежде пропитывавшее его черты, окаменело. — Ты снова пытаешься подняться с самого низа, Мышонок?

Его голос был угрожающим шипением, которое пронзало меня страхом, как иголка с ниткой.

Я не ответила, потому что это было неблагоразумно.

—Позволь мне перефразировать это для тебя. Если ты заставишь меня кончить достаточно сильно своим неопытным ртом, я не буду привязывать тебя и давать девятихвостого лиса в твою нежную задницу.

Я чувствовала, как мои глаза горят,словно раскаленные угли, когда я смотрела на него снизу вверх, но его не смутила моя враждебность, и, прежде чем я успела возразить, он двинул бедрами вперед, чтобы ввести кончик своего члена в мои приоткрытые губы.

Исчезла возможность узнать о его удовольствии, исследовать его так, как девственница могла бы иметь возможность изучать своего любовника. Я лишилась этой привилегии и взгляда на мужчину с каким-то подобием нежной души из-за своей наглости, и теперь я была всего лишь сосудом для его члена.

Рабыня.

Унижение от того, что меня так использовали, жгло мои кости и излучало тепло по всему моему телу, пока я не почувствовала, что налилась огнем. Тем не менее, это пламя не было сделано из стыда. Они текли по моей крови прямо к кончикам сморщенных грудей и вершинам бедер, где бушевали, как лесные пожары.

Меня это возбудило. Сосущие, влажные звуки, которые я издавала вокруг его твердой плоти, когда он качал мне в горло, то, как моя челюсть болела от борьбы, чтобы приспособиться к его обхвату, и боль, покалывающая мой скальп, когда он слишком сильно сжимал мои волосы обеими руками.

Это было слишком, все слишком горячо. Парящий воздух, брызги воды из душа и мужчина, возвышающийся надо мной и безжалостно использующий меня для собственного удовольствия.

Я почувствовала легкое головокружение от желания и замешательства.

Как я могла наслаждаться этим?

Прежде чем я смогла найти ответ на этот вопрос, руки Александра сжались в моих волосах, а ноги задрожали, когда он начал кончать. В отличие от первого раза, он вырвался из моего горла, так что первая струя его соленой спермы попала мне на язык. Я сглотнула вокруг него, затем ахнула, когда он выдвинулся дальше, сжимая свой гневный красный стержень в кулаке большой рукой. Я была ошеломлена и загипнотизирована, когда он почти яростно дернул себя за плоть, его сперма вылетела на мою щеку, шею и мою распухшую от похоти грудь.

Окрашенная грехом и погрязшая в постыдной похоти, я преклонила колени перед своим Мастером, чувствуя себя новорожденной и уязвимой, как котенок. Так что я была податлива, когда он наклонился, чтобы поднять меня на ноги, а затем прижал к холодной плитке душа. И только когда он прижался всем своим телом к ​​моему, а одна из его рук безошибочно прошла между моих ног, чтобы обхватить мой мокрый клитор, я вырвалась из забвения своего разума.

— Промокшая до нитки, — прохрипел он мне в ухо, проводя носом по моему горлу.

Я извивалась, когда он впивался зубами в плоть там, где моя шея соприкасалась с плечом. Его рука крепко обхватила мою киску, два пальца погрузились внутрь меня, чтобы мягко удариться о барьер моей девственности.

—Моя Красавица любит, когда ее Хозяин использует ее, — продолжал он, прижимая ладонь к моему клитору.

Мгновение, и я была на грани оргазма. Я тяжело дышала и морщилась, пытаясь сдержать невыносимый жар и необходимость прижаться к его руке для дальнейшего трения.