Что бы ни произошло, это ему не нравилось.

Может, потому, что поучаствовать не довелось?

Нет, мысли свои я при себе оставила. А леди Орвуд и вовсе сделала вид, будто все это – совершенно нормально. И бледная, но спустившаяся к обеду Эванора, которая успела и платье сменить, и косу переплести. И такая же бледная и раздраженная Виктория. Она платье не меняла, а в пальцах вертела сухой листок. И… все остальное.

– Прошу. – Леди Орвуд вымученно улыбнулась. – День ныне чудесный, не правда ли?

– Несомненно. – Эдвин Дархард поспешно отряхнулся, и на губах его появилась улыбка. – Редко случаются дни столь солнечные и ясные, но ваше присутствие, дамы, способно скрасить любой день!

И эти слова будто сигналом послужили.

Заговорили сразу и все. Про погоду, про что-то еще, не менее важное. А Чарльз, наклонившись ко мне, тихо-тихо произнес:

– Я его видел.

– Кого?

– Змееныша. – Он шепнул это в самое ухо, и я едва не подавилась от неожиданности. Предупреждать же надо. А еще, судя по тоскливому взгляду супруга, ничего хорошего Змееныш ему не сказал.

Вот что за люди, а? Помер, так веди себя, как приличному покойнику положено! Но нет же…

– Потом расскажу, – пообещал Чарли.

– Кстати, от вашей игры меня стошнило, – светским тоном заявила Виктория Орвуд.

– Тори! – Леди Орвуд, кажется, настолько устала, что даже в ужас не пришла.

– Ай, мама, да все равно нас никто не примет как юных прекрасных леди. А вот ужасные… – Она слегка прищурилась.

– Виктория. – Голос отца был сух. – Будь добра вести себя прилично, иначе я решу, что ты слишком дурно воспитана, чтобы в принципе выпускать тебя из дома.

Глаза Тори нехорошо блеснули.

– Знаете, – Эдвин чуть поерзал, – а мне порой тоже невыносимо душно становится от всех этих правил… Иногда кажется, что я попал внутрь музыкальной шкатулки. У моей матушки есть такая, красным бархатом обита, а внутри леди и джентльмен в танце кружатся. Заводишь, и они кружатся, кружатся, пока завод не иссякнет.

Он потер лоб.

– Кажется, я тоже слишком много говорю… и простите вашу дочь, леди Орвуд. Это не ее вина. Это… кажется, мое эхо.

Эдвин поднялся.

– Я вынужден откланяться. Я…

Он хотел сказать еще что-то, но покачнулся и осел на пол. Надо же, оказывается, не только леди падают в обморок.

– Вот знаете, – Тори чуть наклонилась, – первое, что усваиваешь, если начинает кружиться голова или что-то… не так, то лучше прилечь. На всякий случай.

– Если на него вылить воду, он может очнуться, – заметила Эва и подала стакан с лимонадом. – Мокрое всегда такое гадостное! Я вот ненавижу, когда на меня что-то льют…

– Думаю, – Чарльз поднялся, – стоит куда-нибудь его перенести. И подальше. Он менталист.

– Тогда понятно. – Орвуд-старший, кажется, выдохнул с облегчением. И тоже встал. Эдди, подхватив менталиста-неудачника на руки, заметил:

– Я ему предлагал наверху нас подождать.

– В следующий раз прислушается. – Чарли явно не чувствовал себя виноватым. – Пожалуй, мы откланяемся. Прошу прощения, леди Орвуд, но… с учетом нестабильности этого весьма способного менталиста, находиться рядом с ним вам небезопасно.

– Благодарю. Думаю, нам стоит посетить магазины… какие-нибудь определенно стоит посетить. И да… чувствую, что голова немного кружится. Господи, как я устала от этого всего! Может, лучше все-таки на море…

Я открыла рот, но муж потянул меня к выходу, и потому спросить, что изменится на море, я просто-напросто не успела. Ничего, потом спрошу.

И еще скажу, что море нервы успокоит, конечно, но лучше принять успокоительное снадобье, так дешевле выйдет. Боже, ну и бред же в моей голове! А главное, мне так хочется им поделиться со всеми!

Я зажала рот руками, чтобы не сказать, что…

Не помню уже – что, но помню, что сказать хотелось. Нет, этого их Эдвина, несмотря на его благообразную физиономию, нужно держать подальше от нормальных людей. А то ведь этак наговоришь чего-нибудь не того.

Совсем не того.

В карете я руки убрала.

Как-то полегчало, что ли.

– И что это было? – уточнила я у мужа, который тоже сидел прямо-прямо и глаза выпучивши. Эдди и вовсе в доме остался. Надеюсь, его на откровения не потянет.

А…

– Я знал, что у него ментальные способности, но вот чтобы настолько выраженные… – Чарли поморщился. – Теперь голова болеть будет. Понимаешь, когда твой брат играл, то сперва вышли к Эдвину. Один его хороший товарищ вроде, и живой, но в себя не приходит. Его в сгоревшем доме нашли.

Чарльз поглядел на меня и тяжко вздохнул.

Ага, совестно? Про сгоревший дом я вот впервые слышу. Между прочим, нехорошо.

– Тот дом, в котором проводили аукцион, сгорел. И почти дотла. Только подвалы уцелели чудом. Хорошо, что я смог оттянуть энергию и перелить ее в камень. Вот как ты делала.

А кто-то мне еще твердил, что так небезопасно и вообще!

– Если бы не сделал, то полквартала выгорело бы! Это мой долг и…

– Ага. – Я поморщилась. Голова и вправду начала ныть. А она у меня почти никогда не болит. Еще там, дома, доктор говорил, что у меня здоровья с крепким таким запасом.

Прав был.

– Вот в подвале и нашли друга Эдвина. И ту девицу, распорядительницу. И еще алтарь. Я этому идиоту скажу, что если себя не контролирует, то нужно артефакт носить! Блокирующий, чтоб его!

– Скажешь, – успокоила я мужа. – Конечно. И в рожу дашь.

– Зачем?

– Я откуда знаю. Он же тебе дал зачем-то.

– А. – Чарльз погладил скулу. – Это я его сам попросил. Змееныш едва не вывел из круга… Нет, надо по порядку. Орвуды пытались призвать души, но не вышло.

– И вы решили позвать Эдди?

Ну да, в принципе, правильно. Я бы тоже так сделала.

– Тогда это показалось отличной идеей.

– А теперь?

– Я… мы не слышали, о чем он говорил. Он обещал рассказать позже. Главное, что сперва Эдвин увидел этого своего друга. А потом ко мне Змееныш явился. И сказал, что я тебя люблю, потому что у тебя Дар. Тот… проклятый.

– Ага.

– И мне бы помолчать стоило. Но я ему рожу набью. Менталисты крайне неустойчивые создания, поэтому обычно и держатся в стороне от людей. Если Дар выраженный. А у него, зараза, выраженный… Верно, когда твой брат играл, что-то нарушилось. Или Эдвин решил добавить немного легкости в разговор. Менталисты воздействуют и на эмоции.

– Но переборщил, и всех понесло.

– Точно.

– А его?

– Не знаю. Думаю, просто вычерпал себя, и все. Отойдет. А там и Орвуды с ним… побеседуют на тему.

Тут Чарльза откровенно передернуло: он явно представил себе эту беседу. И живенько так. Да уж. Но с другой стороны – сам виноват. Нечего к другим людям в головы лезть.

– Но все-таки то, что делает твой брат, это… Ты не обижайся, но это очень и очень странно.

А то я сама не знаю.

Бледный маг тонул в перинах. Его голова едва возвышалась над пуховыми подушками. А другие, совсем крохотные, едва ли больше кулака, но обшитые кружевом, поднимались над ним этакою мягкою горой. Того и гляди она от неловкого движения осыплется и погребет несчастного.

Мага даже жаль стало.

Он лежал тихонечко, только пальцы вцепились в одеяло. А на лбу выступили бисерины пота.

Но дышал.

Это хорошо, а то еще ненароком помрет, и кто виноват будет? На сей счет у Эдди сомнений не было.

– С ним… все будет хорошо? – шепотом спросил он у некроманта, который стоял подле кровати с видом, преисполненным скорби.

– Будет, – ответил маг, слегка поморщившись. – Уже. Только голова болит. Кажется, я позволил себе немного лишнего. Прошу прощения.

И глаза открыл.

Чернющие. Чтоб ему… Эдди бы шарахнулся, будь нервы послабее. А вокруг черноты расползаются красные ниточки сосудов. В левом один вон лопнул, и в глазу растеклось алое облако крови.