– Ничего не понимаю, наставник, – сказал я в растерянности, – вы не могли бы объяснить? Что не так?

– Да нет, всё так, – сказал Генрих. – Просто слишком уж рано это случилось, потому и странно.

Я заметил, что остальные тоже прекратили бои и с любопытством прислушиваются.

– Я объясню, – сказал Генрих. – Дело в том, что ты поставил щит, не создавая конструктов, просто волевым усилием.

– Как бы я мог это сделать? – удивился я. – Так ведь только Высшие могут.

– Где ты такую глупость услышал? – в свою очередь удивился Генрих. – Так любой Владеющий может. Ты разве не замечал, что я в вас камни швыряю без всяких конструктов?

– Мне обычно как-то некогда это замечать, – заметил я.

– Ну вот я тебе это сейчас говорю, – пожал плечами Генрих. – Разница только в том, что четвёртый ранг волевым усилием может поставить разве что пару щитов, а девятый ранг конструктов почти не использует.

– А что тогда могут Высшие? Я думал, что управление Силой без конструктов и есть признак Высшего.

– Не совсем так, – покачал головой Генрих. – Высшие управляют Силой на качественно ином уровне. Обычный Владеющий может волевым усилием выполнять ограниченный набор действий, по сути, только то, что он много раз делал с конструктами. Например, повторил построение щита десять или двадцать тысяч раз, и научился делать это волей. А Высшие управляют Силой свободно и могут делать что захотят, даже то, для чего никаких конструктов не существует.

Мне вспомнилось, как Алина создала точную копию эскимо для Лены.

– Я понял, что вы имеете в виду, наставник, – кивнул я. – А что насчёт моей жены – почему она должна была научиться этому раньше?

– Красивая очень, – усмехнулся Менски.

– Какая тут связь? – не понял я.

– Есть одна любопытная теория, почему женщинам лучше даётся управление Силой, и я склоняюсь к тому, что она верна. Вот ты не задумывался, почему женщины-Владеющие всегда красивые? Даже просто одарённые всегда гораздо красивее бездарных.

Я задумался, припоминая.

– Действительно, – с удивлением сказал я, – ни одной некрасивой девчонки у нас в школе не могу припомнить. А в Академиуме все студентки вообще красавицы.

– Дело тут в том, что все женщины очень зафиксированы на своей внешности. Если и есть исключения, то их очень мало. И они чисто подсознательно воздействуют на себя Силой, постепенно выправляя свою внешность в желаемую сторону. В результате волевое воздействие им гораздо легче даётся, потому что они буквально с малых лет его практикуют, пусть и не сознательно.

– Ну, моей жене это не нужно было, она с самого детства красивая, – заметил я, ощутив при этом пришедшее от Ленки чувство удовольствия. – Но вообще очень интересная теория, и здорово похожая на правду. Обязательно порасспрашиваю Стефу Ренскую насчёт этого, может, она ещё что-нибудь расскажет.

– Порасспрашивай, – хмыкнул Менски. – А насчёт того, что ты сделал – вот именно этого я от вас и хочу добиться к окончанию Академиума. Умения ощутить угрозу даже без колебаний Силы и способности мгновенно защититься от неё волевым усилием. Не у каждого это получается, но в вашей группе такие задатки есть у всех.

– Все Владеющие это умеют? – подала голос Ленка.

– В той или иной степени все, хотя уверенно начинают этим владеть обычно с пятого ранга. Седьмой ранг и выше владеет волевым построением практически в совершенстве. А девятый ранг практически невозможно убить физическим воздействием. Ну разве что массированным применением тяжёлой артиллерии. Про Высших и говорить нечего, достать их можно только чудом.

Мы с Ленкой сразу вспомнили покойного отца Эннио Гвидиче, руководившего нашим похищением, и переглянулись между собой. Нам повезло, что имперских Владеющих толком не учат. Вряд ли мы смогли бы что-то сделать, будь на его месте кто-то из наших.

– И всем вам из этого должно быть понятно, почему лучше не прямо атаковать конструктом, а использовать физические предметы. Если атаку конструктом легко почувствует и, возможно, отразит любой студент, опосредованный удар засечь гораздо сложнее. И даже если противник его засечёт, то далеко не всегда успеет защититься.

– А что насчёт пуль? – спросила Дара.

– С пулями проще, – пожал плечами Менски. – У пули очень маленькая масса и очень высокая скорость, её легко определить как опасное воздействие. Скоро будем проходить стандартную защиту от пуль, в зоне боевых действий вы её будете держать постоянно. А вот с камнями и прочими предметами сложнее – нет стандартного щита от камней, потому что они все разные и могут прилететь откуда угодно, и с любой скоростью.

– Ну хорошо, наставник, – сказал я, – я сделал это. Что из этого следует?

– Из этого следует много боли, Арди, – ухмыльнулся Генрих. – Теперь камни в тебя всегда будут лететь издалека, и ты должен будешь чувствовать их, а не колебания Силы. Ну и волевое усилие будешь тренировать. Так, студенты, почему встали? У нас тут, кажется, бои происходят, а разговоры у вас будут на теории.

И от всей души пнул меня в живот.

– А всё-таки хорошо здесь, – с удовлетворением сказал я, усевшись на удивительно удобную лавку. – Даже не сознавал, насколько я соскучился по этому месту.

Сейчас в «Цыплёнке» было пустовато, и наш любимый столик в углу оказался свободен. Сессия с каждым днём становилась всё ближе, времени на подработки оставалось всё меньше, так что большинству студентов пришлось переместиться в более демократичные заведения. В «Цыплёнка» в это время ходили в основном мажорики вроде нас с Ленкой, да ещё ремесленники с алхимиками – у этих проблемы с подработками не существовало, и деньги у них водились всегда. Подобной стабильностью отличались только боевики, правда, немного с другого ракурса – боевики были вечно без денег. Проблемы с подработками у боевиков тоже не существовало за их полным отсутствием.

– Ну как вы тут жили без нас? – спросил я, когда мы, наконец, отправили прочь полового, отягощённого добром, то есть нашим заказом.

– Преподы лютуют, – с печалью ответила Дара. – Особенно Генрих, этот вообще как с цепи сорвался.

Они со Смелой красовались практически одинаковыми синяками, только что под разными глазами. Генрих своего добился, и договорного матча у них не вышло. Иван тоже был с синяком в качестве презента от Ленки, так что семья Сельковых выглядела удивительно гармонично, как и положено дружной семье, которая делит на всех и радости, и фингалы. Я машинально потрогал уже подсохшее, но всё ещё болезненное рассечение у себя над ухом и поморщился.

– А кстати, что он так окрысился на вас со Смелой? – полюбопытствовал я.

– Да мы просто на прошлом занятии не захотели друг с другом драться, ну и так, слегка поимитировали. А он заметил и взбеленился.

– Не очень умная идея, – хмыкнул я. – Не с нашими навыками Генриха дурить.

Дара тоже потрогала свой синяк и печально вздохнула. Оживились мы только когда половой начал выставлять на стол заказанные закуски.

– А вы-то как съездили? – спросил Иван, наваливаясь на мясную нарезку.

– Да так, – пожал плечами я. – Четверых человек зарезали, двоих повесили, я стал ливонским бароном. В целом скучновато съездили.

– Везёт же тебе, Кеннер! – поражённо сказал Иван, почти забыв о нарезке.

– Это ты называешь везением? – усмехнулся я. – Иван, по сравнению с тобой я жалкий неудачник.

Сельков от удивления подавился куском ветчины, который он как раз сунул в рот, и мучительно закашлялся.

– Это как? – наконец откашлявшись, с изумлением вопросил он.

– Ну давай посмотрим. Я родился в семье аристократки, и с самого начала предполагалось, что я стану главой аристократического семейства. Что изменилось? Да ничего – кем я был, тем я и остался. Стал порядком богаче, но это тоже нельзя целиком отнести на везение. Я просто сумел воспользоваться парой появившихся возможностей. Везения там было не так уж много, в основном я добился всего своим трудом, временами изрядно рискуя. Вот скажи, Лена – так это?