– Понимаешь, я не этого боюсь.

– Ну, что еще? – недовольно спросил Анохин.

– Семья у меня… жена, дочка…

– Знаю! Ну и что? – перебил Анохин. – Боишься, что ли, как бы я к жене не подвалил? Спи спокойно!..

4

Домой с работы ехали в автобусе. На душе у Маркелова было тягостно. Вся налаженная жизнь, все счастье семьи его висит на волоске. Любой неосторожный шаг квартиранта мгновенно разрушит все. А как неосмотрительно ведет себя Анохин! Вместо того чтобы не привлекать внимания людей, влез в разговор с девчатами-малярами, которые были в автобусе, и рассыпается перед ними. На черта они ему сдались! А тем только дай похохотать. Виталий Трофимович стал прислушиваться к разговору. Анохин зубоскалил так складно, смешно, что даже Маркелов заулыбался и посмотрел на него впервые со стороны. «Он парень приятный, – подумал Виталий Трофимович с каким-то облегчением. – Перебьемся как-нибудь две недели… Дома только не усидит он, наверно. Человек общительный! Сколько он за день обещал – «стольник»? Сотню в день – это полторы тысячи почти за две недели. Видно, опять кассу грабанул?»

Выйдя из автобуса, Анохин весело помахал девчатам рукой, потом увидел гастроном рядом с остановкой и потащил туда Маркелова. Купил коробку конфет, шоколадку и бутылку шампанского. Анохин был в хорошем расположении духа. Теперь, думал он, есть где переждать, пока не найдет новые документы. А потом можно будет вычеркнуть Анохина Степана Игнатьевича из списков и начинать новую жизнь.

Не успела открыться дверь в квартиру Маркелова, как раздался звонкий, чуть картавый по-детски голосок:

– Папа пришел!

Виталий Трофимович ежедневно слышал этот радостный возглас дочери. Но сегодня он воспринял его с грустью, словно перед разлукой, и подумал, что Лида поймет по его виду, что у него что-то неладно, и подтянулся, приободрился. Он пропустил вперед Анохина. Девочка разбежалась навстречу, но, увидев незнакомого человека, остановилась и оробела.

– Что же ты застеснялась, а? – ласково заговорил Анохин. Он поставил «дипломат» на пол и присел на корточки: – Ну, иди ко мне. Иди! Не бойся!

Девочка взглянула на отца. Он улыбался. Тогда она нерешительно подошла к Анохину. Он взял ее на руки, ласково приговаривая:

– Ну, вот и молодец!.. Как тебя зовут, а?

– Лена, – тихо ответила девочка.

– Аленка, значит! А меня – дядя Степа! Ну, вот и познакомились! Дядя Степа тебе конфеты принес и еще что-то, – Анохин присел с девочкой на руках возле «дипломата», свободной рукой откинул крышку, вытащил коробку конфет и отдал девочке, потом спрятал шоколадку за спину. – Что у меня в руке? А?

Коробку конфет Лена взяла с удовольствием и потянулась через плечо посмотреть, что он прячет в руке за спиной.

– Э-э, не подглядывать! – засмеялся Анохин.

– «Аленка»! «Аленка»! – вдруг звонко завизжала Лена.

– Смотри-ка, сразу угадала! – удивился радостно Анохин и протянул девочке шоколадку.

– «Аленку» она любит больше всего, – ответил Виталий Трофимович, снимая туфли.

Он достал тапки из шкафа, стоявшего в коридоре, и бросил на пол возле Анохина. Наблюдая за дочерью и Анохиным, он думал: «А говорят, что дети прекрасно чувствуют людей и никогда не пойдут на руки к плохому… Может, просто Лена у нас такая ручная? Вроде бы не к каждому она раньше шла. А с ним, ишь, сразу освоилась!»

Лида все не выходила из комнаты, хотя, вероятно, слышала, что он пришел не один.

– Лида, у нас гости! – позвал Маркелов.

Слышно было, как в спальне торопливо захлопнулась дверь шкафа, и Лида ответила:

– Я сейчас!

А Анохин продолжал разговаривать с Леной, которая с довольным видом крутила в руке шоколадку, а другой прижимала к груди коробку конфет «Ассорти».

– Похожа на тебя Аленка? – спрашивал Анохин. – Ну-ка, давай посмотрим… Смотри-ка! Прямо как с тебя написана!

Дверь спальни открылась, и вышла жена Маркелова, поправляя на ходу прическу. Она была небольшого росточка, полненькая, но нельзя сказать, чтобы чересчур, вся какая-то чистенькая, беленькая. Выйдя из комнаты, она заговорила виновато:

– Ой, извините меня! Я как раз переодевалась!

– Ничего, ничего… – почему-то смутившись, пробормотал Анохин.

От звука голоса Лиды у него на душе стало как-то тепло и покойно. «Понятно теперь, почему Маркелов не хотел, чтобы я у него жил!» – подумал он.

– Лида, это мой товарищ по техникуму. Он из Белгорода… Недели две у нас поживет…

– Конечно!.. Места хватит! – проговорила Лида, подходя знакомиться.

Анохин назвал себя, все еще чувствуя неловкость, словно он в грязных сапожищах ввалился в комнату на ковер. Девочка отдала матери конфеты, а потом и сама потянулась к ней.

– Проходите в комнату… Я сейчас поесть приготовлю, – сказала Лида и взяла девочку, потом обратилась к мужу: – А у тебя на работе как? Все наладилось?

– Куда там! – хмуро махнул рукой Маркелов. – Завтра, в субботу, работать…

5

Анохин вошел в комнату и остановился на пороге, удивленный. Такой комнаты он еще никогда не видел наяву: только в мечтах да в кино. Она, казалось, сама излучала приятный голубоватый свет. На стенах был нанесен колер какого-то необычного голубого небесного цвета, окно закрывали нежные капроновые шторы, портьеры были того же голубоватого цвета. На полу лежал большой ковер, в углу на тумбочке цветной телевизор. Высокая, под потолок, импортная стенка с резной инкрустацией на дверцах. Софа с накинутым на нее ковром у противоположной стены. Над софой третий ковер, поменьше. В одном из отделений стенки серебрился панелью японский магнитофон. Два глубоких кресла возле журнального столика со статуэткой, изображающей купальщицу, которая с берега пробует ногой воду: не холодна ли?

– Проходи, что ты остановился? – пригласил Маркелов.

Он заметил, какое впечатление произвела комната на Анохина, и это приятно отозвалось в груди. Они сели на софу. Но Анохин тут же поднялся, прошелся по ковру туда-сюда, словно пробуя, хорошо ли ходить по нему, потом остановился напротив книжного шкафа и окинул взглядом корешки книг. Здесь были в основном собрания сочинений зарубежных классиков. В комнату вбежала Лена, и Анохин повернулся к ней.

Маркелов молча наблюдал за дочерью и гостем. Он заметил, что Анохин возится с Аленкой не от скуки, а потому, что это нравится ему. И еще заметил Маркелов, что глаза Анохина, когда он разговаривал с девочкой, становились печальными и влажными. «Э-эх, дружок, видать, надоело шататься. Тянет к семье, к деткам!» – подумал Виталий Трофимович. Он встал, включил магнитофон и обратился к дочери:

– Леночка, спляши! Спляши дяде Степе…

Девочка посмотрела на Анохина. Он отпустил ее.

Она выбежала на середину ковра, остановилась и хлопнула ладошками в такт музыке, потом стала притопывать ногами, вдруг ловко повернулась на месте и стала плясать.

– Молодец ты какая! – воскликнул Анохин.

А девочка все плясала. Споткнулась и села с размаху на ковер. Довольный отец подхватил ее на руки и стал целовать.

– Скажи дяде, кем ты будешь, когда вырастешь?

– Артисткой, – картавя, ответила девочка, повернувшись к Анохину.

– Ах ты, артисточка моя! – вновь стал целовать дочь Маркелов.

Лида позвала на кухню. За столом разговорились. Лида расспрашивала Анохина о его жизни, о семье. Маркелов нервничал. А Анохин врал, что развелся с женой, что у него тоже дочка есть, только чуть-чуть постарше Леночки.

– Жили мы с женой вроде хорошо, – теребил Анохин бумажную салфетку и говорил медленно, словно заново переживая прошлое. – Лучше, наверно, некуда! Дочка родилась… Я, когда уезжать из города собрался три дня дежурил в телефонной будке возле тещиного дома, ждал – не выведут ли ее гулять! Посмотреть хотелось, хоть издали… Все было хорошо, пока жена на другую работу не перешла. Полегче, говорит! Я уж не заметил, как подружки у нее новые появились. Грубая она какая-то стала, недовольная всем… Я хватился, а изменить уж ничего нельзя… И разошлись… А развелись – все из рук валиться стало… В комнате тоска заедает, а выйдешь погулять, куда ни повернешься, вспоминаешь – там сидели, здесь гуляли, там целовались! Глупость всякая в голову лезла – витрину разбить или с милиционером подраться, чтоб в тюрьму попасть… Потом решил уехать… Может, здесь, где устроюсь…