– Там и без меня некромантов полно.
– Некромантов полно, годных мало, – настаивал Лодвейн.
– Мне плевать.
– Эверн предупреждал, что ты так скажешь.
– Стоило послушать и не лишать мастера Йорда времени на отдых.
– Сволочь ты, Тен-Морн.
– Мне. Плевать. Я хочу тишины.
– Если прогноз верен, а Нери в прогнозах еще никогда не ошибался, тихо не будет. От озера до поселка всего ничего.
Ине даже отвечать не стал, развернулся и пошел в дом, подхватывая меня, поэтому прощальный кивок вампира достался мне. И ворчание, что ноги окоченели и нос холодный, будто я ребенок, когда сам хрустел изнутри, как подтаявшая и вновь подмерзшая снежная корка. Кажется твердо, иди не хочу, но станешь и проваливаешься, и не угадать будет под ногами твердь или заметенная снегом трещина.
– Уйдешь?
– Пусть катятся в бездну. Хватит с меня. Я лучше отнесу тебя в постель, кресло не самое удобное место для сна.
Мне достался поцелуй и коварное “лит’маре”. Я даже возразить не успела. Но эта ночь, видимо, была не для сна. Или я просто привыкла, что Ине рядом и шевельнувшись и не найдя его рядом, окончательно проснулась. Тянуло. Было маятно, как когда хотел что-то сделать и забыл, и вспомнить не можешь, что именно.
Поселок за окном был будто нарисован грифелем на шершавом холсте. На дорожке внизу был виден каждый камушек, словно его обвели и полили глазурью. От луны светило белым и синим, а с заднего двора – жемчужно-лиловым. Очень красивый свет, спокойный. Такого цвета были выросшие на месте смерти Драгона незабудки. Везде обычные голубенькие, а эти…
Я не спеша оделась. Затеплила светсферу и прошла вниз, через столовую, кухню и коридор, неслышно открыла заднюю дверь. Я не хотела, чтобы меня видели, и дом спрятал, как прятал детскую наверху. Мне только нужно было касаться стены или вот косяка.
Облик Ине мерцал, дрожали в ночном воздухе серебристые росчерки невидимых крыльев, волосы, будто живые, метались вокруг лица, хотя ветра не было. У ног клубился мрак. Он стекал с острия кинжала, который мое сердце держал в руках параллельно земле. Навершие было скрыто. Фигура – несколько вписанных в окружность треугольников – охватывала островок с незабудками и именно в этом круге, не примяв хрупких стеблей, стоял тот, с кем Ине беседовал – тень.
Они оба были на пороге. Ветертой сторонысрывал с фигуры Драгона ошметки мрака, обнажая посвечивающие жемчужно-лиловым светом кости, оплетенные ржавой цепью, будто диковинным вьюнком. Дыры в груди было не видно, но я знала, что она есть. Глаза тоже тлели лиловым. Холина все еще можно было узнать. Лицо, половина лица, осталась прежней, вторая – голая кость со шрамами-звездами.
– …только в теории, – донесся до меня голос тени, словно запоздалое эхо Долины забытых голосов, и я невольно потянулась к горлу. Поводок не душил, он был как дыра в груди Драгона – я просто знала, что есть.
– Вода – идеальный гаситель. Даже если под озером есть темный источник, на который замкнется треугольник, – Ине звучал как ветер в прихваченных морозом травах, шелестел, похрустывал и шипел, словно снега бросили на угли.
Драгон рассмеялся. Точно так же, как я помнила, чуть запрокидывая голову. От его смеха ныло в ушах и делалось зябко. Я присела, скользя рукой по косяку.
Я тоже на пороге. Занятно…
– Север прекрасный учитель, но он практик. Вода идеальный гаситель, только это – как запереть молнию внутри статического щита с нулевой проницаемостью. Чем дольше молния под колпаком… У любой системы гашения и блокировки есть предел прочности, когда энергия внутри достигнет критической массы…
– Я понял, но опасность темного треугольника не в источниках опорах, а в его центре, фокусе, который будет не здесь.
– Неверно выбранный ведущий круга, а там будет круг, иначе такое не подавить, может натворить больше, чем если бы оно само рвануло. Догадайся, куда хлынет откат, если не выйдет сбалансировать систему?
– К самому сильному источнику…
– А это…
– Тот, что заперт под водой безднову прорву лет. Неверно выбранный? Опыта и силы разве не достаточно?
– Идеальный ведущий сам должен быть треугольником сил: доминирующий темный и две любые равнозначные опоры. Такие интуитивно находят баланс. Если их вовремя обучить. В противном случае – это просто неуравновешенный одаренный с хромающим контролем. Инквизиторы не любят смесков, черномаги опасны, нестабильны, но из них как раз и получаются идеальные ведущие круга. Отец мог бы много рассказать о комбинировании темных даров. Любой глава любой из первых семей. Крево, Нери, Двирен…
– Холин?
– Холин, – скалился костистый остов лица, а черные когти драли по горлу, но ошейник долга вплавился в суть, словно вся его суть и была – долг, добровольное рабство. – Семья превыше всего. Сын Эленар – идеальный ведущий круга: тьма, тень и эхо вечного пламени.
– Твой?
– О нет, все было бы куда проще, будь он моим. Он дитя рода. Я был только сосудом для ритуала, инструментом. Отец не должен был прикасаться к ней сам, он должен был поступить, как другие, и воспользоваться моим телом, чтобы быть с ней, но… У него всегда и на все есть план, а если план не удался, он не станет мстить или переживать, он проанализирует и составит десяток новых с учетом новых вводных.
– Зачем ты пришел за ней? Что тебе было нужно?
– То же, что и тебе, демон. Свет и тепло. Дом. Тишина. Прощение. Последнее я даже получил, – сказал он и посмотрел мне на дно души, ведь мы оба были на пороге и оба прикованы. – Спасибо, что пришла на мой зов, моя рыжая Эленар. Мне приятно видеть, как ты сияешь, и горько, что не для меня.
Ветер грани ударил, обнажив грудь с дырой, темный спекшийся ком распускался дрожащими бледно-лиловыми незабудками.
– Я увидел то, за чем пришел, – добавила тень и снова укуталась в обрывки тьмы. – Довольно.
– Я тебя не отпускал, – оскалился Ине, линии фигуры у ног Драгона вспыхнули алым.
– Я пришел не на твой призыв, мне не нужен призыв, чтобы посмотреть на нее, просто так было проще пересечь границу. Живи, Эленар.
Последнее прозвучало будто ветер в щели подул, в фигуре никого не было. Из нее тянуло стылой пустотой грани. Ине разомкнул рисунок острием клинка, линии впитались в него и вместе с ним исчезли, растворившись в живых тенях.
Сокровище. 1. Осколки
1. Осколки
Потом кто-то, не помню кто, сказал мне, что дом зарос снаружи каменными иглами, тонкими и хрупкими, как иней, но так плотно, что они были похожи на непроницаемый панцирь, кокон, а я не знала и толкала неподдающуюся дверь до изнеможения, кричала, звала, просила, руки разбила в кровь, потом устала, переползла от порога в гнездо у камина и лежала в подушках, хранивших запах горячего железа и лаванды, пока мир не перестал дрожать. Или пока я не перестала. А потом поднялась и пошла к детской.
Слушала, прислонившись к косяку, где часто сидел…
Гадала, зачем я все еще дышу, когда его…
Не понимала, почему я – все еще, а он…
Прикрыла глаза рукой, как отец показывал, и смотрела, как тянется вверх сверкающая башня из моей боли и камня, как на вершине холодный ветер жадно целует хрустально-серебряную чашу-колокол, увитую гранатовыми прожилками, похожими на вены, хочет ее опрокинуть, чтобы тишина пролилась в мир, но у него ничего не выйдет, а у меня – да. Только руку протянуть. Я и так почти касаюсь его. Еще немного и…
Я потянулась и поманила вниз лестницу с мансарды. Она скрипнула, мягко ткнулась в пол и продолжилась далеко вниз. Так же далеко, как тянулась ввысь башня с колоколом. Но вниз мне было рано. Сначала – наверх. Там – подарок.
Улыбаясь, я ступала своими босыми ногами туда, куда ступали его босые ступни и жалела, что меня тогда затошнило, и я не узнала, что же такое вопиюще безнравственное он планировал сделать со мной прямо на этой лестнице. Меня и сейчас немного… А ведь даже не видела…
Ловец лежал наверху, на стопке из старой одежды и одеяла. И я поняла, почему я – все еще. Он действительно оставил здесь свое сердце. Но сердца было не достаточно, нужно было кое-что еще.