– Да прижмись ты уже, – буркнул некромант, косясь на меня через плечо мутновато-черным глазом, – то набросилась как взрослая, а тут взялась, будто никогда не… кхм…

После «кхм» я сдавила бока каланчи локтями, сцепила пальцы в замок, пиявкой прилепившись к спине, и почувствовала, как мышцы живота под ладонями подрагивают от беззвучного смеха. Пнула гада по пяткам, а он пнул Ведьму, и я возрадовалась, что у некроманта такая широкая спина. Сиди я впереди, уши бы продуло, потому что линялая кобылка рванула вперед со скоростью магмобиля.

Темнота подкрадывалась долго, а упала в одночасье. Заревом сиял такой близкий и одновременно недостижимый Светлый лес, но как не пришпоривали лошадь, добраться к границе эльфийского анклава до ночи не удалось – не хватило часов, что пришлось прятаться в овраге от отряда наемников. После того, как ведьма, попав обеими передними копытами в заросшую травой рытвину и упав на колени, едва не свернула ноги, а мы с каланчой наперегонки летели с нее, рискуя посворачивать шеи, свои и лошадиную, Ине решил идти пешком. Он все еще надеялся успеть. Только я не понимала, почему для него так необходимо войти на территорию Эфар именно сегодня.

Его тревога, передавшаяся и мне, сначала знакомо оттягивала шею невидимой бусиной, но с каждым новым шагом становилась все больше похожей на каменное грузило.

– Почему не пойти тенями, – задыхаясь от быстрой ходьбы, предложила я. – Как после побоища рядом с Эр-Сале. Ты же можешь. Ведьму оставим,, раз все так… серьезно. Демоны… – Я оглянулась на замыкающую шествие лошадь. – Демоны с ней, сама дойдет

На «демонах» темный, наконец, среагировал на мой голос – замер на полушаге и снова пошел, поведя плечами, будто лопаткам было неудобно под ношей или у него там крылья прижаты и тянет. Я была в шаге за ним, видела, как пальцы теребят хвост обмотанного вокруг запястья черного шнурка то пропуская его между, то пряча в ладони, то стряхивая раздраженно. Рука дергалась вверх, за спину, куда Ине перевесил снятый с хромающей лошади рюкзак, и вскользь касалась рукояти с цаплей. Последний аргумент… Так некромант называл эту свою дубинку.

– Нельзя, – не слишком внятно проговорил он, – нельзя, нельзя здесь.

Сразу я решила, что он не мне. И даже не «душечке», в черенок которой он вцепился как в спасение, до белеющих костяшек. Уже с час вот так. Принимался бормотать, дергал головой, будто отмахивался от кружащей возле уха осы. От него тянуло мраком и волнами такой тоски, что хотелось драть руками горло, потому что звука, чтобы выкричать из себяэто– мало.

Нить отсутствующей бусины сильнее вдавливалась в шею на затылке, моя кожа покрывалась мурашками и черными мелкими значками. Дрожащие бледные нити-паутинки, которые их словно связывали и на которых они сидели букашками, в густых сумерках были особенно заметны. Но вместо бледного золота, виденного мною во время вынужденного привала в овраге, мерцающие линии посвечивали алым, как и мои волосы.

Да, я нервничала. Мало того, я была почти что на грани истерики. Невменяемый темный – явление страшное и непредсказуемое. Но мне деваться было некуда, разве что тишком упасть на четыре и отползти подальше. Куда-нибудь в сторону эльфийских территорий. Вдруг отвлечется на очередной разговор непонятно с кем и не заметит.

– Нельзя здесь. Света много, изнанка вблизи мест, где эльфы столетиями живут, как свернутые лабиринтом соты.

Все-таки мне. Но лучше бы уж молчал, голос двоился, множился, менял тональности, будто невидимый дирижер подал знак оркестру и музыканты в одночасье бросились настраивать инструменты, и меня пронизывало диссонансом звучания, будто мы с ним струны, задетые одной рукой.

– На выходе из этих сот может получиться сотня крошечных Тен-Морнов и у каждого будет своя обуза, – пробился сквозь диссонанс знакомый шелест и потрескивание угольков. – Будет зудеть и зудеть, и зудеть, и зу… А может попробуем?

Он вдруг остановился, разворачиваясь ко мне лицом.

– Попробуем? – Ласково и неумолимо, как подкрадывающийся ужас.

Пальцы Ине, отпустили шелковый шнур и так же, как его до этого, принялись теребить вытащенную из моей косы полыхающую огнем прядь, потянули.

От радужки остался только тонкий серебристый ободок. Бездна, глядящая оттуда, была как раз тем, что он описал – свернутые лабиринтом соты. Сотни глаз. Сотни мерцающих алым звезд. И голод.

– Попробуем-м-м… Какой вкусный сполох…

Элле’наар!..– забилось во мне. Как живая встала сцена в ритуальном зале Холин-мар: свечи, мороки, кровь. Тогда кричала я, теперь…

Элле… наар…– задыхалось, таяло.

Нельзя. Нельзя думать. Мои ладони легли ему на неуловимо, но чуждо изменившееся лицо, как на покрытое инеем стекло. Холодно и сразу – обжигает.

– Потом. Потом попробуем, И.. Ине. – Кажется, я впервые назвала его по имени вслух. Мне страшно было смотреть в глаза и я смотрела на тонкую стрелку между бровями, не морщинку, место где она бывает, когда Ине хмурится. – Ты сам сказал, здесь нельзя. Да и поздно.

– Поздно… – как в полусне, эхом отзывался он, забавляясь моими волосами. Я старалась не шевелиться. Что-то подсказывало – дернусь, случится… Не знаю что, но случится.

– Мы устали. Остановимся. Где-нибудь.

– Где?..

– Где-нибудь… там, – я убрала занемевшие ладони с его щек и не глядя махнула рукой на темнееющую в стороне купину низких деревьев с пелериной мерцающего тумана. – Разведем огонь.

– Огонь… – завороженно произнес… ло… ли… Голос поменялся, будто в колокол ударили. – Свет опалил их снаружи, а тьма выжгла…Огонь… От огня будет свет, а от света – тень…

– Тепло. От огня будет тепло.

– Тепло… – выдохнул он, по его телу пробежала дрожь, пальцы больно сжали мои волосы, а из оттаявших было глаз снова смотрела бездна.

– Ты чей, светлячок? – вкрадчиво урчал ужас. – Кто играет с тобой? М-м-м? Я… Я… Я… тоже хочу поигра-а-ать.

Это «я», произнесенное будто несколькими голосами одновременно, было только началом.

У меня хрустнули позвонки, когда то, что сидело сейчас в некроманте, дернуло мою голову назад за волосы, задирая подбородок в темное небо, покрытое молочными разводами с проблесками звезд. Мелькнули блики на когтях взметнувшейся руки, острое обожгло горло и перед тем, как у меня перед глазами потемнело от боли в груди и резко накатившей слабости, я четко увидела на пальцах вибрирующие стяжки из первозданной тьмы и мельчайших алых капель – мой поводок.

Глава 19

Меня спасла тварь. Она стремительной тенью бросилась на самую легкую добычу – на лошадь, а Ведьма, тонко и громко взвизгнув, отскочила, толкнув меня крупом на некроманта. Я ударилась о его грудь лицом, схватилась, но даже будучи спиной к происходящему и не видя почти ничего от пятен в глазах, едва не ослепла.

От вспышки силы заныло под грудью и заложило уши. Я охнула, окончательно слабея коленками, но Ине уже прижимал к себе, не дав сползти на землю. А я каким-то животным чутьем поняла – он. Не кто-то другой. И едва не разрыдалась. Но носом в рубашку с курткой похлюпала, не погнушавшись вытереть свои слезы облегчения об эти самые рубашку с курткой.

Некромант, только что размазавший уже неопределимо, какую, тварь ровным и очень тонким слоем, озарив сиянием окрестности на пару километров вокруг, застыл в нерешительности. Будто я при нем впервые сырость развела. Да, в прошлый раз я не прижималась, но и он меня тогда так не пугал, только немного напомнил о неприятном, а тут целое представление в лицах. «Золотко» бросил, Ведьма колотится в сторонке и головой трясет – наверняка ослепило посильнее меня. Я тоже колотилась, даже зубы постукивали. Да и сам Ине. Или это меня так трясет, что и его трясет?

Рука темного на моей спине пришла в движение. К ней присоединилась другая. Он обнимал, чуть поглаживая, и меня отпускало.

– Прости, огонек. Я повел себя как самонадеянный болван. Слишком привык быть один. И с тобой все иначе. Сложнее… сдерживать себя и… Испугалась?