В ее поведении была какая-то чистота. Его это выбивало из колеи, ибо чистота и Элоиза Сент-Джордж казались ему несовместимыми качествами.

– Ты хочешь что-нибудь сказать? – спросил он, устраиваясь поудобнее на мягком кожаном диване.

– Он довольно большой, – ответила Элоиза, – твой самолет.

– Мне нужно все иметь под рукой, когда я в дороге. Так же, как в домашних условиях.

– Ну естественно, – усмехнулась она. – Видимо, путешествия для тебя тяжкое бремя. Что до меня, я в жизни мало куда выбиралась. Хотя, конечно, моя мать нередко путешествовала с твоим отцом, и иногда они брали меня с собой. Твой отец крайне щедр, – добавила она с ядом в голосе. – Брал с собой не только ассистентку, но и ее дочь. Но, помнится, его самолет отнюдь не столь шикарен.

– Это правда, – ответил Винченцо.

Он не до конца понимал, что за игру затеяла Элоиза, и это его немного смущало. Беспокойство было для него посторонним чувством. Равно как и неспособность понять, что у человека на уме.

Винченцо многое знал об Элоизе. Всего через неделю после того, как она явилась в его комнату и пыталась соблазнить (признавалась в любви к нему, целовала), выяснилось, что она любовница его отца.

А он… Он считал себя святым из-за того, что отослал ее из своей комнаты, притом что очень хотел поддаться искушению. Желание овладеть ею было подобно зверю, рвавшемуся из клетки. Но даже тогда он понимал: Элоиза слишком молода. А самое главное, совсем не знала жизни вне дворца. Они вместе росли, и в каком-то смысле оба стали одиноки. Она думала, что влюблена в него, потому что была слишком невинна.

Потому он ответил ей отказом. Ответил, что им не стоит этого делать.

Каким же он был глупцом! И еще большим глупцом, потому что страдал, узнав, что она никогда его не любила. Просто хотела заполучить королевскую особу. Любую.

Но он выучил урок и научился быть жестоким.

– Выпей что-нибудь, – сказал он.

Стоило ему это произнести, как возле бара материализовалась стюардесса.

– Что пожелаете? – спросила она.

– Если можно, минеральной воды, – ответила Элоиза.

– Минеральной воды? – повторил он. – Прошу, не стесняйся продегустировать что-нибудь посерьезнее.

– Я нечасто пью.

И снова она его удивила. Он представлял другое. Женщины, которую он рисовал себе, похоже, не существовало. Он воображал Элоизу с фигурой ее матери, с ярким макияжем и изысканным вкусом по части одежды. По его мнению, во время полета она станет изображать смертельную скуку, активно поглощать содержимое его бара и требовать, чтобы он детально расписал, как именно ей оплатят потраченное время.

Но она выглядела иначе. Разговаривала иначе и вела себя совсем по-другому. Винченцо редко в чем-то ошибался, но с ней ошибся.

– Если ты пьешь только по особым случаям, то сейчас случай как раз особый. Мы с триумфом возвращаемся в Ариосту, разве не так?

– Не уверена, что возвращение в Ариосту можно назвать триумфом.

Винченцо дал знак стюардессе, и та наполнила шампанским два бокала. Она принесла их на подносе. Винченцо взял бокалы и один передал Элоизе.

– Ты не чувствуешь триумфа, Элоиза? Ты садовод. У тебя есть дом. Ну, по крайней мере, в чьем-то представлении это дом. Разве ты не довольна собой?

Винченцо поймал себя на том, что ему не терпелось узнать о ней больше. Он не провел детального расследования относительно ее жизни, прежде чем отправился ее искать, что ему было несвойственно. Обычно он всегда и ко всему готовился заранее, чтобы знать все ответы. Владеть ситуацией. Но не сомневался, что Элоиза Сент-Джордж не способна его удивить. Что она как мать. Яблоко от яблони. Так зачем что-то о ней узнавать?

– Мои достижения вряд ли способны внушить моей матери чувство гордости, – ответила Элоиза и пригубила шампанского.

Она будто бы удивилась вкусу напитка, и Винченцо подумал, что она либо правда очень хорошая актриса, либо действительно редко пьет. Он полагал, что дело все-таки в актерском мастерстве.

– Ты знаешь, какого я о ней мнения, – сказала она.

– Думал, что знал, – ответил он. – Но я думал, что и тебя знаю.

– Я никогда не лгала тебе, Винченцо, – мягко произнесла она. – Что бы ты ни думал.

Ее взгляд был искренним, и эта женщина, сидевшая напротив него, совсем его не удивляла. Он создал образ Элоизы, надеясь изгнать из памяти девушку из своего прошлого. В воображении он сравнивал ее с ее матерью. Но если бы той ночью, когда она поцеловала его, на миг оказавшись в его объятиях, прежде чем он велел ей уйти, если бы тогда он попытался представить себе, кем она станет в будущем, то с легкостью увидел бы женщину, сидящую сейчас напротив него.

Он тут же задавил в себе эту мысль. Она была приятной, но все же мыслью, и не более. И он прекрасно знал, как мастерски умеют некоторые люди дурачить других. И хотя никогда не отождествлял себя с этими «другими», однажды Элоиза уже обвела его вокруг пальца. Больше такого не случится.

– Ложь или правда… Теперь все едино.

– Не для меня. Я не хочу общаться с человеком, который презирает меня.

– Тем не менее ты согласилась мне помочь. Зачем согласилась, если не хотела ехать? И если так меня ненавидишь.

– Я не сказала, что ненавижу тебя.

Его взгляд будто пронзил ее, и Элоиза покраснела.

– И напрасно, – произнес Винченцо.

– Почему? Потому что ты меня ненавидишь? Прости, что не отвечаю тебе взаимностью.

– Я не ненавижу тебя, Элоиза. Если бы ненавидел, то обошелся бы без твоей помощи. Но мне хотелось бы знать, каковы твои мотивы.

– Мне всегда казалось, – произнесла она, глядя поверх бокала, – что мы с тобой похожи, Винченцо. – Ты всегда был так же безразличен своему отцу, как я своей матери. Мы оказались пешками в их играх. И потому стали друзьями. Я, девочка из Америки, не знавшая прежде, что принцы бывают вне сказок. И ты, наследник трона своей страны. Ты был мне не безразличен. Именно дружба с тобой помогла мне выжить. А потому сейчас я с радостью готова побыть твоим другом.

Эти слова укололи подобно кинжалу.

– Другом, – повторил он.

– Только прошу, не вгоняй меня в краску, – попросила Элоиза. – Не будем говорить о том случае.

Вот теперь он был просто в ярости, и еще ему было немного стыдно. Он не такой. Он не из тех людей, что идут на поводу у эмоций. Он не такой, как его отец. И все же он не мог сдержаться.

– Ты имеешь в виду нашу последнюю встречу, когда я заплатил тебе? Или ту ночь, когда тебе было восемнадцать и ты…

Он взглянул на стюардессу и жестом велел ей уйти.

Женщина удалилась в помещение для обслуги.

– Ту ночь, когда ты так бесстыдно накинулась на меня?

– Ну конечно, я была такой бесстыдницей, – сказала она. – С моим-то огромным опытом обольщения. Поцеловала тебя, расплакалась и сказала, что люблю.

Отчасти Винченцо был удивлен, что она это помнила. Но на самом деле так и было. Впрочем, он в любом случае упомянул бы тот вечер. Так что, наверное, она просто решила идти в атаку первой.

– Я почти этого не помню, – солгал он. – На меня бросались многие женщины, Элоиза. Ты всего лишь стала одной из них.

Ее это явно задело, и на миг Винченцо пожалел о сказанном. Боль в ее взгляде не казалась поддельной. А если была неискренней, то Элоиза очень искусная актриса.

– Тогда все к лучшему, – ответила она, вновь пригубила шампанского и откинулась на диване, плотно сдвинув колени. На ногах ее были белые кроссовки, она ссутулилась так, будто хотела стать меньше. Закрыться в себе.

Минуту он пристально смотрел на нее. Голова ее была повязана красным платком, а волосы закручены в старомодный пучок. Светлая голубая рубашка с пуговицами была стянута в узел на животе, что ярко подчеркивало ее аппетитные формы и узкую талию. Брюки были красными, одного оттенка с платком. Она выглядела, как девушка из рекламы пятидесятых годов, в любой момент готовая к тому, что ею овладеют. Все, что ему нужно было сделать, – это расстегнуть ее рубашку. Вне всяких сомнений, она обладала внушительным бюстом. Так жаль, что рубашка застегнута.