Словом, типичный разговор двух типичных субъектов из серии «ты меня уважаешь».

Зам.министра обороны Владислав Ачалов, командовавший ВДВ до Грачева (его повысили в конце 1990 года), рассказывал мне много интересного об этом историческом рандеву. Приезд Ельцина в Тулу готовил он сам, но в последний момент Язов поручил принимать гостя Грачеву.

Все, что творилось во время визита, скрупулезно фиксировалось разведкой ВДВ. Подробный, едва ли не поминутный отчет вкупе с фотографиями лег потом на стол Ачалову и Язову.

«Ельцин напился до беспамятства, – говорит Ачалов. – Творил черт знает что. Разделся догола и бегал в таком виде. Фотографии президента в неглиже сохранились у меня до сих пор: еще в 1993 году я спрятал их в надежном месте».[17]

Тульские гуляния оставили глубокий след в сердце Грачева. Он понял, что если Ельцин придет к власти, настанет и его, Грачева, звездный час. Но рисковать понапрасну Павел Сергеевич тоже не хотел: лучше быть действующим командующим ВДВ, чем отставным генералом.

Сомневаюсь, чтобы он успел предупредить Ельцина о планах Крючкова и Язова. По крайней мере, никаких свидетельств на сей счет нет. Это уже потом, в разгар событий, Грачев сделает свой выбор и переметнется в стан демократов.

Тем временем число будущих заговорщиков множится. К перечисленным выше товарищам присоединяются премьер-министр Павлов, шеф МВД Пуго, спикер союзного парламента Лукьянов, главком сухопутных войск Варенников. То есть практически все первые лица государства.

Хотя бы уже поэтому именовать их путчистами – довольно затруднительно.

Что такое переворот с юридической точки зрения? Свержение конституционного строя. Захват власти.

Но члены ГКЧП не только не собирались ничего свергать, а, напротив, хотели этот самый конституционный строй сохранить. Да и что могли захватывать и. о. президента, премьер, спикер и три силовых министра? Власть, которая у них и без того имелась?

Ничто не мешало Крючкову с компанией ввести ЧП в любой момент. На время отсутствия Горбачева все полномочия находились в руках вице-президента Янаева. Парламент – Верховный Совет СССР, – ведомый Лукьяновым, наверняка одобрил бы любые их действия.

Но они почему-то решают отправить к Горбачеву делегацию, дабы уговорить его отсрочить Союзный договор и ввести в стране чрезвычайное положение.

Час от часу не легче. По такой логике путчистами следует признать и Гучкова с Шульгиным, которые, как известно, в феврале 1917 года убедили Николая II отречься от престола.

18 августа Болдин, Бакланов, Варенников и Шенин едут в Форос, на президентскую дачу (она же объект «Заря»), и битый час уговаривают Горбачева подписать указ о введении ЧП.

Вообще, разговор этот происходил довольно странно. Начнем с того, что каждая из сторон описывает его по-своему.

Горбачев утверждает, например, что на все предложения он ответил решительным отказом, покрыл соратников матом и назвал авантюристами.

«Авантюристы» же – в частности Болдин – уверяют, что под конец разговора генсек, наоборот, с доводами их согласился. Особенно тревожило его, будут ли распространяться меры ЧП на действия ельцинского руководства. Услышав утвердительный ответ, Горбачев якобы махнул рукой: «Шут с вами, делайте как хотите!» «И даже, – уверяет шеф президентского аппарата, – дал несколько советов, как лучше, с его точки зрения, ввести чрезвычайное положение».

Кто из них говорит правду – понять трудно. Однако существуют некие узловые детали, которые обе стороны признают. Так вот, детали эти заставляют задуматься о многом.

Ну, допустим: на прощание Горбачев пожал всем визитерам руки.

Нормально, да? Тебя пришли свергать, а ты чуть ли не обниматься лезешь.

Дальше. Все виды связи, как известно, с 15 часов 18 августа на даче были отключены. Но… только в самом дворце. В домике охраны связь оставалась. Более того, уже после отъезда парламентеров Горбачев сделал оттуда пару звонков.

Он позвонил, например, Аркадию Вольскому. Но исключительно для того, чтобы предупредить: по радио скажут, что Горбачев болен, но ты-то знай, я здоров! Вольский ничего не смог понять. Цирк какой-то!

С тем же успехом, когда в твою квартиру ломятся бандиты, вместо «02» следует набирать Мосгорсправку.

Почему Горбачев не позвонил Бушу, Колю или Миттерану? (Кстати, «красный телефон» для прямой связи с президентом США заблокирован не был.) Почему не связался, в конце концов, с тем же Ельциным.

Одним этим звонком он мгновенно опередил бы заговорщиков и разрушил все их планы. Но вместо этого свергнутый Михаил Сергеевич преспокойно отправляется ужинать, заказывает марочные вина, а потом идет всей семьей в кинозал: смотреть какой-то приключенческий боевик.

А связь ведь была не только в доме охраны. Она оставалась и в президентских машинах, припаркованных в гараже. Гараж, правда, по указанию начальника Службы охраны КГБ Плеханова опечатали. Но сорвать с ворот бумажку с лиловым штампом – сущая пара пустяков…

На своей первой же пресс-конференции после того, как вырвется он из застенков , Михаил Сергеевич выдвинет еще более странное объяснение собственной пассивности. Якобы 17 августа – сиречь за день до приезда парламентеров – узел правительственной связи на его даче был разрушен специально присланной группой специалистов КГБ.

Об этой версии, впрочем, никогда больше он не вспоминал. И правильно делал. Потому что уничтожить узел спецсвязи – чисто технически – попросту нереально. Эту многотонную махину можно только демонтировать и вывезти, чем никто, понятно, не заморачивался.

Да и как в таком случае Горбачев мог звонить в Москву: тому же Вольскому или, например, первому зампредсовмина СССР Щербакову (Щербаков говорил об этом сам)?

Идем дальше. Рядом с Горбачевым оставались верные телохранители: двадцать здоровяков. Табельного оружия, кстати, ни у кого из них не отобрали: напротив, они еще и взяли в руки автоматы. Но генсек реальным страстям предпочел отчего-то страсти киношные .

«Если бы Михаил Сергеевич хотел изменить свое положение! – пишет начальник его личной охраны Владимир Медведев. – Ребята были у меня под рукой. В моем подчинении были резервный самолет “Ту-134” и вертолет. Технически – пара пустяков: взять их (путчистов. – Авт .) и в наручниках привезти в Москву. В столице бы заявились, и там еще можно было накрыть кого угодно. Было еще только 18-е…»

«У охраны были контакты с пограничниками, моряками, которые охраняли безопасность президентского отдыха, – подтверждает вице-президент Янаев. – И те несколько раз предлагали вывезти Горбачева куда угодно и связать его с кем угодно».

Странно? Еще как!

Но Горбачев на это отвечает: «Заговорщики как раз этого и добивались. Чтобы можно было открыть стрельбу и пристрелить меня».

Нет, он точно пересмотрел лишку боевиков. Да если б хотели его пристрелить, кокнули б как миленького безо всяких поводов, а потом инсценировали все, что угодно: и попытку к бегству, и сопротивление.

Но в том-то и штука, что никто убивать его не собирался. Ни один из членов ГКЧП подобной ответственности на себя никогда бы не взял. Все последующие события покажут, сколь трусливы и нерешительны были эти люди.

А вот еще один горбачевский пассаж. «Неужели я, президент СССР, мог полезть через забор? Чтобы повиснуть штанами на ограде?»

Не знаю, как там принято у президентов, но если бы лично от меня зависела судьба многомиллионной страны, я бы полез через забор, не раздумывая. Или хотя бы отправил на волю кого-то из надежных охранников – донести миру всю правду. (Лети на станицу, родимой расскажешь, как сына вели на расстрел.)

Не доверял он охранникам? Хорошо, но оставался еще зять Анатолий: уж он-то вряд ли повис бы штанами на ограде.

Территория объекта «Заря» была столь обширна, что затеряться на ней – труда просто не составляло. А значит, пожелай Горбачев, прорвать изоляцию можно было вполне.