Конечно, с высоты сегодняшних политтехнологий, его приемы не отличаются разнообразием, но тогда для Москвы все это было в новинку.

Первый секретарь ездил в общественном транспорте вместе с обычными гражданами. Давился с ними в переполненных автобусах. Средь белого дня спускался в метро.

Он демонстративно вставал в очереди в магазинах, посещал поликлиники и химчистки.

В Ельцине москвичи увидели столь любимый в народе образ народного царя, борющегося со злыми боярами. (Недаром все без исключения предводители крестьянских бунтов выдавали себя за наследников трона – от Лжедмитрия до Пугачева.)

О нем слагались легенды и мифы. Говорили, например, что Ельцин одним мановением руки заставляет вороватых торгашей доставать из подсобок желанный дефицит и продавать его простым трудящимся. Везде, где ни появляется он, разом торжествует справедливость, мздоимцев и казнокрадов снимают, а тем, кого неправедно зажимают, первый самолично раздает награды.

И ведь так нередко оно и бывало.

Корреспондент радиостанции «Маяк» Александр Рувинский вспоминает, как в «Останкино», на встрече Ельцина с журналистами, ему прислали из зала записку: почему у нас работает спецбуфет для начальства? Реакция была мгновенной.

«Он… публично принимал извинения от руководства Гостелерадио. Буфет тут же закрылся. После отставки Ельцина в конце того же года он был восстановлен».

Огромную роль в создании его имиджа сыграли регулярные встречи Ельцина с общественностью. Опять же, не в пример Гришину, этот уральский увалень мог разговаривать с людьми без бумажки, отвечать на любые, пусть даже нелицеприятные вопросы.

В начале 1987 года в доме политпросвещения состоялась его шумная, вошедшая в историю встреча с пропагандистами и агитаторами. Зал был набит битком – по свидетельству очевидцев, людей собралось не меньше тысячи. Вместо обычного косноязычного доклада, Ельцин сразу же предложил задавать ему вопросы, на которые отвечал шесть часов кряду.

«Записки посыпались водопадом, их было несколько сотен, – рассказывает участник той встречи Михаил Антонов. – О чем его спрашивали? Обо всем. Какой у него оклад, какая семья, когда можно ожидать жилье очередникам, которые ждут его уже много лет, когда улучшится снабжение Москвы продуктами питания, как его встретили товарищи по Политбюро? Почему-то больше других запомнился вопрос: в каком ателье Ельцин заказывает гардероб? Он ответил, что носит только отечественную одежду, которую покупает в магазине, а ботинки на нем купленные еще в Свердловске (назвал и цену – очень умеренную), и очень ими доволен.

Из ответов Ельцина следовало, что в Москве неразрешимых проблем нет, было бы желание у руководителей улучшить жизнь населения. Так, отвечая на какой-то вопрос о неполадках в торговле, он сказал: неужели так трудно построить легкие торговые городки, куда подмосковные хозяйства могли бы привозить свою продукцию? Действительно, скоро появилось множество таких городков, но после отставки Ельцина они пустовали.

Уже на следующий день вся Москва говорила об этом выступлении Ельцина. У всех на устах была будто бы сказанная им фраза: «Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой; не могу глотать импортные лекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка».

Знали бы, набившиеся в этом зале люди, какой издевкой будут звучать лет через десять эти красивые слова об осетрине и аспирине! Но…

Грех не вспомнить здесь пушкинские строки:

«Ах, обмануть меня не трудно,

Я сам обманываться рад».

Это было чем-то сродни наваждению. Эпидемия поголовной любви к секретарю МГК накрыла столицу, и немногочисленные здравые голоса терялись в гуле оваций.

Когда замечательный писатель Юрий Поляков написал одну из лучших своих повестей – «Апофегей» – ее долго не решались печатать. И не то чтобы художественные достоинства повести вызывали сомнения. Вовсе нет! Но слишком прозрачными были поляковские намеки и аналогии.

В одном из героев «Апофегея» – 1-м секретаре Краснопролетарского райкома партии Михаиле Петровиче Бусыгине по прозвищу БМП – без труда угадывался образ Ельцина.

По сюжету БМП приезжает в Москву из провинциального городишка Волчьешкурска и обрушивается на райком, «как ураган “Джоанн” на курорты Атлантического побережья».

Засучив рукава, он принимается устанавливать свежие порядки, разгоняя старые проверенные кадры – тех, «кто не хочет работать по-новому».

Он ходит по магазинам, интересуясь, «куда девались мясо и колбаса», закрывает спецбуфеты и проводит многочасовые встречи с восторженным населением, раздавая автографы. Его боятся аппаратчики и боготворят простые жители.

Как ни странно, при всем этом назвать БМП персонажем положительным – просто не поворачивается язык.

«Он упивается властью, – устами главной своей героини ставит диагноз автор. – Это плохо кончится… Людьми может управлять только тот, кому власть в тягость».

Уже потом, когда «Апофегей» увидел свет, Ельцина часто спрашивали о его отношении к повести.

«Это провокация и гнусные происки партократов», – неизменно ответствовал он, и в эти минуты сходство его с вымышленным БМП становилось особо заметным…

Впрочем, для достижения всенародного признания одних только встреч и хождений в народ явно недоставало. В конце концов, скольких очевидцев, зрителей мог охватить один, пусть даже и очень моторный человек? Ну, тысячу, две. Даже – десять. Для девятимиллионного города – песчинка.

Газета – вот что требовалось для всеобъемлющего покорения аудитории. Партийная печать, которая, как учил Ленин, есть не только коллективный агитатор и пропагандист, но и коллективный организатор.

Органам столичного горкома испокон веку служила газета «Московская правда». Издание на редкость скучное и пустое.

И Ельцин решает превратить этот официальный листок в рупор своих реформ и идей.

Возможно, мысль эта пришла ему в голову после городской партконференции, на которой он делал свой первый доклад в новом качестве. Было это 24 января 1986 года. А уже на другой день у киосков наблюдалось невиданное прежде столпотворение. Люди рвали «Мосправду» с докладом из рук друг у друга, не веря собственным глазам.

Впервые в жизни не какой-нибудь диссидент, не диктор-клеветник с радиостанции «Свобода», а самый что ни на есть посконный большевистский руководитель во всеуслышание заявлял такое ! О бюрократии, показухе, о костном мышлении партруководства и отрыве его от народа.

Редактором «Московской правды» работал тогда некто Владимир Марков. О профессионализме его мне судить трудно, но гибкостью мысли человек этот явно не отличался.

При первом же посещении Ельциным редакции Марков позволил себе непростительную ошибку. Когда коллектив собрался в комнате для совещаний, первый секретарь, естественно, занял председательствующее место – сиречь кресло главного редактора. Марков возражать не посмел, но придвинул свой стул к Ельцину и уселся рядом с ним, образовав этакий президиум .

Борису Николаевичу это очень не понравилось. Он кинул презрительный взгляд на редактора и ногой отпихнул его стул вместе с седоком в сторону. Журналисты переглянулись: они уже заранее поняли, что последует дальше.

И верно. Вскоре в «Мосправде» появился новый редактор – Михаил Полторанин, работавший до этого корреспондентом «Правды». Он станет одним из ближайших соратников Ельцина, в российском правительстве займет кресло министра печати, успеет даже побыть вице-премьером. Потом, правда, президент выкинет его на свалку истории – подобно абсолютному большинству своих прежних наперсников – но случится это не скоро.