Нет, Лев Иванович не был интровертом в полном понимании этого слова и не чурался людей. В конце концов, его работа в уголовном розыске предполагала активное общение и с коллегами, и со свидетелями, и с агентурой. Гуров просто не любил безликую толпу, а не самих людей как таковых. Ему было проще общаться с кем-то индивидуально, тет-а-тет, видеть в человеке личность, смотреть ему в глаза, слышать голос, улавливать интонацию, читать язык жестов и поз. Тогда он четко понимал, с кем и как нужно разговаривать, какой подход найти к человеку, будь он хоть свидетель, хоть жертва, хоть преступник. Гуров легко определял характер людей, с которыми ему приходилось общаться, чуть ли не с первого взгляда, что и помогало ему в его нелегкой работе.

А вот как можно иметь дело с многоликой, многогласной и многохарактерной толпой – он не понимал. Да и не хотел понимать. Толпа для него была не человеком, а некой инопланетной бездушной субстанцией, от которой никогда не знаешь, что ожидать.

Впрочем, Гуров знал, что ко всему, в том числе и к пляжам, заполненным народом, можно привыкнуть. Вернее, привыкнуть не к самой толпе, а к вынужденной ситуации. Нужно только подождать какое-то время, и тогда уже начинаешь не обращать внимания и на гул голосов вокруг, и на постоянное мельтешение тел перед глазами, и на то, что десятки пар глаз могут рассматривать тебя, как зверушку в зоопарке, оценивать, сравнивать…

Номера в «Фантазии» супруги Гуровы и Крячко получили на разных этажах. Жены Гурова и Крячко стояли в очереди к регистрационной стойке, а их мужья маялись рядом в ожидании, когда можно будет отнести вещи в номер и переодеться. Духота стояла неимоверная, и кондиционеры в холле с ней явно не справлялись.

– Других свободных номеров не было, – вздохнула Мария. – Все остальные номера были забронированы еще в апреле. И это все потому, что именно в эти дни наши столичные писатели решили провести итоги какого-то литературного конкурса не в душных залах своего союза, а с комфортом – на морском побережье. Как говорится – совместить полезное с приятным. Это нам еще повезло, – добавила она, – что четыре человека не смогли по каким-то причинам приехать, и номера остались свободными.

– М-да, – только и нашелся, что ответить жене, Лев Иванович.

Даже Станислав Крячко, который обычно никогда не лез за словом в карман, вдруг как-то неожиданно притих и только оглядывался на активно снующих по холлу мужчин и женщин.

Все гости отеля, по наблюдениям Гурова, были возрастом далеко за сорок и одеты практически одинаково – на всех были надеты белые футболки с логотипом «Наследники Шерлока Холмса». Большинство – мужчины, и все как на подбор – с бородами разной длины и формы и заметными брюшками. Женщины, которых было в разы меньше, были, наоборот, худыми как сельди и молодящимися. Несмотря на ужасную жару, на них был такой слой макияжа, что Гурову удивительно было, почему весь этот грим до сих пор не потек с них разноцветными ручьями. Жена Льва Ивановича, Мария, хотя и была актрисой театра, никогда не позволяла себе вне спектаклей такого безобразия и красилась только слегка. А в летнюю жару и вовсе обходилась только гигиенической губной помадой.

«Наверное, именно поэтому она у меня такая красавица и даже сейчас выглядит намного моложе своего возраста», – подумал Лев Иванович и посмотрел на супругу с такой теплотой и любовью, что Мария, почувствовав его взгляд, повернула к нему голову и ободряюще улыбнулась.

Станислав Крячко, в отличие от своего друга Гурова, к толпе относился спокойно и даже снисходительно. Его гораздо больше заинтересовала надпись на футболках, чем количество народа, толкущегося в холле.

– Скажите, а что у вас тут за мероприятие проходит? – обратился он с вопросом к проходящему мимо него сотруднику отеля.

– Писатели въезжают, – кивнул тот на небольшую компанию в белых футболках, которая о чем-то негромко разговаривала, встав в кружок. – Они у нас на неделю сняли все номера и конференц-зал заодно. Это, так сказать, детективщики. Будут решать, кто лучший детективный рассказ в этом сезоне написал. Они к нам каждый год наведываются.

Сотрудник посчитал, что свой долг он выполнил, и поплыл дальше с важным и значимым видом.

– Ну надо же! Вот так совпадение! – удивился Станислав и рассмеялся.

Лев Иванович, который внимательно и хмуро слушал ответ, ответил:

– Нехорошо это.

– Что нехорошо? – поинтересовалась Мария, повернувшись к мужу. Она закончила регистрацию и уступила место Наталье, которая протянула секьюрити паспорта.

– Все нехорошо, – мрачно заметил Лев Иванович. – И что народу много, и что весь этот народ является графоманами, которые пишут на тему, в которой совершенно не смыслят, и что мы оказались с ними в одном отеле.

– Ты имеешь в виду детективный жанр? – улыбнулась Мария и посмотрела на кучку писателей, стоявших неподалеку. – Так вот, я хочу тебя обрадовать. Ни один писатель – ни романист, ни детективщик, как выразился охранник, или фантаст – никогда еще не писал о том, что он сам испытал, или о том, что он знает, как свои пять пальцев. Искусство писательства хотя и требует погружения в произведение, но не требует от писателя быть главным героем своего произведения на сто процентов. Разве что писатель пишет свою автобиографию. Ты ведь не думаешь, что Конан Дойл перед тем, как придумать Шерлока Холмса, сам начал ловить преступников, применяя им же придуманный дедуктивный метод?

– Сравнила Конан Дойла и этих, – усмехнулся Гуров. – Сегодня таких самозваных писателей вон сколько развелось, – кивнул он на проходящих мимо мужчин и женщин в белых футболках. – Косой косить можно.

– Ну не все же они графоманы, – попытался смягчить настроение друга Станислав. – Наверняка среди них найдется кто-то, кто вдумчиво вникает в то, о чем пишет.

Лев Иванович скептически посмотрел на Крячко и промолчал. Станиславу оставалось только улыбнуться и похлопать Гурова по плечу.

– В конце концов, каждый зарабатывает свой хлеб, как умеет, – примирительным тоном заявила присоединившаяся к ним в разговоре Наталья. – Ну что, идемте по номерам. Отдохнем, распакуем вещи, а потом спустимся пообедать и решим, что будем делать дальше, – предложила она.

Через час они вчетвером сидели на улице за столиком кафе при отеле и просматривали карту меню. Все были голодные и поэтому больше обращали внимание на названия блюд, чем на окружавших их людей.

– Простите, у вас можно взять свободный стульчик?

За спиной Льва Ивановича раздался приятный женский голос. Он оглянулся и увидел симпатичное миниатюрное создание. Миниатюрное не в смысле возраста, а в смысле комплекции. Женщина была невысокого роста, худенькая, стройная, с некрупными чертами лица. Если бы Лев Иванович увидел ее со спины, то никогда бы не подумал, что это зрелая женщина в возрасте за сорок, скорее подросток. Но лицо женщины хотя и выдавало ее возраст, было все-таки моложавым и вполне соответствовало народной мудрости, что «маленькая собачка до старости щенок». Да и накрашена она была лишь слегка, что сильно отличало ее от всех остальных женщин, которых Гуров наблюдал в холле отеля. Было в ее внешности и еще что-то неуловимое, что затронуло Гурова. Но не как мужчину, которого привлекла яркая или необычная внешность, а как эстета другого рода. Ему показалось, что эта женщина словно светится изнутри каким-то светом, присущим только добрым и ранимым людям.

– Да-да, конечно, берите, – улыбнулась женщине Мария, пока Лев Иванович соображал, что ответить незнакомке.

Женщина легко подняла за спинку довольно тяжелый деревянный стул и, сказав «спасибо», отошла к столику по соседству. Лев Иванович смутился и своего оценивающего взгляда, и того обстоятельства, что сам не ответил ей сразу на просьбу. Но это смущение длилось недолго. Мария отвлекла его вопросом о заказе, и он тут же забыл и незнакомку, и свет, исходящий от нее, и свое смущение.

– Ну, так чем же мы сегодня займемся? – поинтересовался Станислав Крячко, когда официант – молодой парнишка (наверное, подрабатывающий на каникулах студент) принял заказ и отошел от их столика.