Этот 1935-й стал поистине годом советского кино. Не только пышный юбилей отметили, но и по инициативе неугомонного Шумяцкого затеяли в Москве в большом здании на Васильевской международный кинофестиваль. Жаль, что Муссолини обогнал и уже успел провести два таких фестиваля в Венеции, первый — показушный, но на нем все равно лучшим фильмом провозгласили «Путевку в жизнь» Экка, а второй уже соревновательный, с присуждением призов, на него от СССР отправили «Чапаева», «Веселых ребят», «Героев Арктики», «Грозу», все эти фильмы были лучшими, а не получили ни одного приза. Муссолини во всем стал слушаться Гитлера, а Гитлер назвал коммунистов врагами номер один.
Первый Московский сразу объявили соревновательным. Приехали режиссеры, актеры, операторы и сценаристы из Америки, Франции, Италии, Англии, Чехословакии, Австрии, Польши, Венгрии, Швеции, Норвегии, Персии. Должны были еще и китайцы, но трудно добирались и не успели даже к закрытию, их пришлось потом отдельно принимать, привечать, потчевать.
Из семидесяти фильмов отобрали около тридцати. В жюри посадили Эйзенштейна, Пудовкина, Довженко, француза Дебри и председателя Всесоюзного общества культурных связей с заграницей Александра Аросева, того самого, который в ноябре семнадцатого подписал приказ о расстреле Кремля из орудий. Во главе жюри, естественно, встал Шумяцкий. Наших фильмов, конечно же, оказалось больше всех — восемь, и все лучшие. Что делать? Шумяцкий придумал ловкий выход из положения, и главный приз — Большой серебряный кубок — присудили не отдельному фильму, а киностудии «Ленфильм» за картины «Чапаев», «Юность Максима» и «Крестьяне». Малый серебряный кубок дали Рене Клеру за «Последнего миллиардера». Третий кубок, тоже серебряный, но поменьше второго, получил Уолт Дисней за его многочисленные мульти-пульти. Семь фильмов удостоили почетными грамотами фестиваля.
И. В. Сталин на трибуне. 1930-е. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1650. Л. 19]
И все бы хорошо, если б не скандал во время внеконкурсного показа нашумевшего американского фильма о мексиканской революции «Да здравствует Вилья!»
— Мексиканские повстанцы в одном из эпизодов запели песню, которая один в один — марш из «Веселых ребят», — докладывал Шумяцкий, отозвав Сталина в сторонку во время заключительного заседания кинофестиваля, проходившего в Колонном зале Дома Союзов. — В зале стали смеяться и подпевать: «Легко на сердце от песни веселой…» и — эт цетера, эт цетера…
— Что, прямо один в один?
— Абсолютно.
— Успели уже слямзить американцы!
— Да нет, товарищ Сталин, это было бы куда радостнее.
— Неужели наши?
— Песня народная мексиканская, еще прошлого века. Называется «Аделита». Памятуя о том, что режиссер Александров не так давно путешествовал по Мексике, нетрудно сопоставить. Он слышал эту популярную в мексиканском народе песню, запомнил, потом напел ее Дунаевскому, и тот ничтоже сумняшеся использовал мелодию для своего марша.
— Ну, он хотя бы как-то ее переделал?
— Да почти нет. Узнается с первых аккордов. Какой-то выскочка прямо в зале на Васильевской вскочил и заорал: «Дунаевский! Вы здесь? Вы слышите меня? Вы — подлец! Вы — вор!» И все в таком духе.
— Вот уж беда, откуда не ждали. Теперь держись, раздуют буржуи скандал. Ну как же можно было так опростоволоситься! Почему вы не проследили?
— Виноват, надо было мне заранее эту американскую фильму посмотреть.
— А что же вы не посмотрели?!
— Виноват, товарищ Сталин.
— Орден Ленина мне на стол положите, если скандал разгорится на весь мир! Понятно?
— Не разгорится. Не на весь мир.
Через несколько дней в Кремлевском кинотеатре накануне очередного просмотра в руках у Сталина трепыхалась, пытаясь вырваться и улететь в теплые края, «Литературка» со статьей Александра Безыменского «Караул, грабят!»
— Сволочь, сволочь и сволочь! — возмущался Хозяин. — Как иезуитски все преподнес! Только послушайте: «Товарищ Дунаевский и товарищ Александров! Почему же вы спите? Единственное, что есть хорошего в вашем фильме, музыка. А ее похитили. Протестуйте! Единственную ценность сперли! Восстаньте!» И дальше все в таком духе. Якобы американцы словчили, сбондили музыку у Дунаевского и Александрова. Эдакий особый прием обвинения.
— Да кто такой этот Безыменский, ничтожество! — лепетал Борис Захарович. — Говорят, Булгаков новый роман пишет, «Копыто инженера» называется, так он там этого Безыменского выводит под фамилией Бездомный. И этот Бездомный — продажный поэт, бездарно пишет на потребу. Автор трескучих стишат.
— Он такой и есть. Хорошо помню, как Маяковский писал про Безыменского. — Сталин в сердцах швырнул газету на пол и стал раскуривать трубку. — Там у Маяковского: «Мы, как спирт в штофе, а этот Безыменский — морковный кофе».
— Мне тут Брик рассказывал, что Безыменский решил написать свое «Горе от ума», — подлил масла в огонь Борис Захарович. — Учел, что Грибоедова растащили на поговорки и пословицы, и решил пойти иным путем, сначала насочинять поговорок и пословиц, а потом на них наживить пьесу.
— Придурок, — сказал присутствующий в Зимнем саду Ворошилов.
— Но ведь, казалось, скандал сам собой стих, — продолжал возмущаться Сталин. — А этот гаденыш нарочно его заново разжигает. И я знаю почему. Его уже никто не считает сколько-нибудь значимым литератором, вот и пришло время о себе напомнить. Как там у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке»? «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения»? Вот так и скандал — не роскошь, а средство продвижения.
В. М. Молотов, И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов на приеме трудящихся Узбекской ССР. Апрель 1936. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1676. Л. 4]
Во время просмотра мысли о скандале мешали. Скажем, был марш Сибирского полка, потом белогвардейцы переделали его в марш дроздовцев, а потом наши написали на ту же мелодию «По долинам и по взгорьям». «Смело мы в бой пойдем» тоже на мелодию еще довоенного романса. Ну и что, подумаешь! И «Марсельезу» французы стащили у какого-то, помнится, итальянского композитора. Да полно таких случаев! Всем можно, а Дунаевскому нельзя?..
А смотрели, между прочим, «Горячие денечки» режиссеров Зархи и Хейфица — о танковых учениях в провинциальном городке. Вокруг танков в последнее время шло много споров, насколько они будут эффективны в возможной грядущей войне. Т-26, постоянно совершенствуя, поставили на конвейер. А тут эта проклятая мексиканская «Аделита».
Ворошилову фильм не понравился:
— Вопиющие дураки какие-то показаны! В Красной армии таких нет. Кто из военных организаций дал разрешение на такую постановку и такую трактовку?
— Военную сторону консультировал комкор Чайковский, — глухо ответил Борис Захарович.
— Отныне я сам буду контролировать все кино про армию. Черт-те что наснимали.
— Да ладно тебе, Клим, — возразил главный зритель. — Не бубни. Хорошая фильма. На кинофестивале ее показывали, и все были довольны.
— Да мещанство отовсюду из этой хорошей фильмы лезет! В армии такое смотреть не станут.
— Немного есть, это мы учтем, — засмеялся Сталин. — Но в целом фильма хорошая, и в армии тоже станут смотреть. Жаль только, что показаны танки БТ, а мы сейчас Т-26 вовсю запустили. А вы, товарищ Шумяцкий, добавьте в наш реестр хороших актеров этого, который играет Белоконя.
— Николай Симонов, товарищ Сталин, — отозвался Шумяцкий, приободрившись. — Он в «Чапаеве» Жихарева играл. Его Петров даже наметил на роль Петра Первого.
— Петра? А что, может быть. Хороший актер. Теперь этот, который Лошак. Больше всех запоминается.
— Николай Черкасов. Тоже, как и Симонов, в Ленинграде в театре Пушкина играет. Многоплановый актер. Вы бы видели, какой он Дон Кихот!
