Но удачи не было. Была катастрофа. Партия мобильных телефонов, которую обещал поставить Костенков по бросовым ценам, превращалась в мираж, банк, где под это дело Лагутин взял краткосрочный кредит, требовал расчета, подошло время платить очередной взнос за аренду помещения, в котором располагался крошечный магазинчик Лагутина, где-то поблизости крутился налоговый инспектор – и это не считая прочих мелочей, требовавших постоянной оплаты. И помочь Лагутину никто не мог. Никто из его знакомых не располагал свободными деньгами, да и крутился он в основном в одиночку. Партнером, да и то непостоянным был у него именно Костенков. Но вот теперь Костенков, похоже, решил его кинуть, если говорить прямо, и все осложнилось до предела. Был, правда, у Лагутина поручитель, который теперь периодически крыл его по телефону последними словами, – Борисов Анатолий Борисович, дядя со стороны матери, занимавший не последнее место в строительном бизнесе, человек крайне своенравный и неуступчивый. То, что он согласился выступить в качестве поручителя, само по себе было маленьким чудом. «Делаю это из уважения к памяти твоей матери, – сурово сказал он. – Подведешь – голову оторву».
Голова у Лагутина пока еще была на плечах, но он чувствовал, что держится она совсем некрепко. Может быть, еще и поэтому он не мог додуматься ни до чего более оригинального, чем бессмысленно названивать Костенкову по оглохшему телефону.
«Полный отстой! – обреченно подумал Лагутин, кладя трубку на аппарат. – Что же мне теперь делать? Где этот сукин сын? Неужели он и в самом деле решил так примитивно меня кинуть? Столько лет мы друг друга знаем, дела вместе делали, и вдруг такая подлянка… За такие вещи точно голову отрывать надо. Может, пойти к дядьке? Бухнуться в ноги – пускай выручает. Наверняка у него есть свои каналы, по которым можно выйти на серьезных людей, помогающих возвращать долги. Правда, такая помощь тоже стоит больших денег. Что в лоб, что по лбу. Если только дядька войдет в положение, проявит родственные чувства, растрогается…»
Но Лагутин отлично знал, что легче растрогать памятник Юрию Долгорукому, чем его дядю. В общем-то, наверное, сам виноват – по молодости всячески сторонился своего влиятельного родственника. Тот казался Лагутину мужланом и хапугой, грубым, невежественным человеком, признающим только материальные интересы. Увы, времена изменились, и материальные интересы стали главным и в жизни самого Лагутина. Вот только хватка у него оказалась далеко не дядина.
Но надежда все-таки у него была. Анатолий Борисович Борисов очень любил свою сестру, мать Лагутина. Когда четыре года назад она скончалась после тяжелой болезни, дядька взял на себя все заботы о похоронах и проводил сестру в последний путь по высшему разряду, даже памятник на могилке поставил настоящий, мраморный. И когда она болела, помогал лекарствами и деньгами. Вот только племянника он терпеть не мог, держал на расстоянии, немного смягчившись, когда Лагутин открыл собственное дело и стал торговать сотовыми телефонами. Может быть, ожидал, что из чистоплюя все-таки выйдет какой-то толк. Но когда убедился, что дела у племянника идут ни шатко ни валко, снова к нему остыл. А после злополучного кредита так и вообще окрысился дальше некуда.
Лагутин тяжело вздохнул, а рука его сама собой снова потянулась к телефонной трубке. Он спохватился, отдернул ее, но после секундного раздумья все-таки решил еще раз набрать номер.
И снова ему пришлось отдернуть руку, потому что телефон неожиданно взорвался оглушительным звоном, а нервишки у Лагутина шалили вовсю.
Опомнившись, он с тревогой в душе взял трубку и осторожно поднес ее к уху.
– Да, слушаю, – произнес он, стараясь говорить бодро и деловито.
– Лагутин Степан Николаевич? – спросил милый женский голос. – Здравствуйте! Вас беспокоят из банка, из отдела по работе с задолженностью. Вы ведь брали у нас кредит, Степан Николаевич, не так ли? Очень хорошо! Мне поручено еще раз напомнить вам, что срок, на который вы брали деньги, уже закончился. Мы будем вам очень благодарны, если вы в самые кратчайшие сроки погасите задолженность. Хочу вам напомнить, что это и в ваших интересах, так как в случае несвоевременной уплаты будет расти процент…
Лагутин убрал трубку в сторону и тоскливо посмотрел в старинное зеркало. Отражение ему не понравилось – лицо было какого-то трупного желтоватого цвета, с провалившимися черными глазницами. «Лепечут-то ведь какими голосками! – с раздражением подумал он. – Мы рады! Мы вам будем благодарны! А где я возьму эти чертовы бабки?! Это ни одну собаку не интересует!»
– Я заплачу, – сухо сказал он в трубку. – У меня тут возникли небольшие трудности…
– Мы вам всячески сочувствуем, – прежним заботливым тоном произнесла женщина, – но вы не должны забывать и о наших трудностях тоже. Хочу вам напомнить, что мы уже третий раз беспокоим вас по этому поводу. Боюсь, что в случае дальнейшей задержки наш отдел будет вынужден рассмотреть другой вариант…
– Я все понял, – перебил Лагутин. – Заплачу в самое ближайшее время.
Он уже примерно представлял себе этот «другой вариант». Ему уже делали намек. Это произошло примерно дней пять назад. Когда Лагутин вышел из дома, чтобы еще раз поискать Костенкова, и стал отпирать свою машину, «десятку», купленную с рук, к нему неожиданно подошли двое корректных, одетых в официальные темные костюмы молодых людей. Они поздоровались и, ненавязчиво блокировав Лагутина возле собственной машины, затеяли негромкую вежливую беседу:
– Простите, Степан Николаевич, что задерживаем, но у нас к вам серьезный разговор. Мы хотим вам напомнить, что долги нужно отдавать. Вот, собственно, и все. Есть кое-какие детали, которые…
– А кто вы, собственно, такие? – делано захорохорился Лагутин, хотя душа у него ушла в пятки.
Корректные молодые люди были атлетически сложены, уверены в себе и как будто излучали некое невидимое поле, которое подавляло волю. Очень легко было себе представить, как эти ребята в такой же аккуратной и тщательной манере пересчитывают тебе ребра.
– Кто мы такие? – задумчиво откликнулся парламентер. – Скажем так, в данный момент мы представляем интересы кредитора. По-моему, этого достаточно. Мы же не официально к вам обращаемся, Степан Николаевич. Говорим по-мужски, рассчитывая на ваш здравый смысл. Вы производите впечатление разумного человека.
– Вы из банка, что ли? – опять перебил Лагутин.
– Нет, мы не из банка, – после небольшой паузы произнес молодой человек. – Мы представляем другую структуру. Но защищаем интересы вашего кредитора. По-моему, этой информации вполне достаточно. И вообще суть дела не в этом. Речь идет о вас. С каждым днем ваше положение становится все более затруднительным. В конце концов оно станет безвыходным. Прошу отнестись к этому предупреждению самым серьезным образом, иначе вы сильно пожалеете о своем легкомыслии.
– Угрожаете? – криво ухмыльнулся Лагутин.
– Если хотите, – слегка поклонился молодой человек. – И это не пустые угрозы, поверьте.
После этих слов они оба вдруг повернулись и как ни в чем не бывало пошли прочь, ни разу не оглянувшись. А Лагутин еще минуты две не садился в машину, потому что у него тряслись руки и он не мог попасть ключом в скважину дверного замка.
Позже он уговорил себя, что эта интермедия была всего лишь блефом. Легко можно представить, как бы расправился с ним обманутый ростовщик, связанный с криминалитетом, но чтобы в этой роли выступил солидный банк – Лагутин в это не мог поверить. Однако полностью исключать такой возможности нельзя. Сумма, одолженная им у банка, была не запредельной, но и не такой уж маленькой – за полмиллиона рублей сегодня могут и убить, если исчерпают другие методы воздействия. «Интересно, насколько у них хватает терпения в таких случаях? – подумал Лагутин. – Козе понятно, что до бесконечности они ходить за мной не будут. Нет, тянуть дальше нельзя! Я сейчас же пойду к этому засранцу Костенкову и буду долбиться в его дверь, пока не разнесу ее в щепки. А если его и тогда не окажется, пойду валяться в ногах у дядьки. Лучше уж у него, чем у каких-то отморозков».
