– Что?! – заорал Артём.

– Что-что… – буркнул супруг, по-прежнему недовольный стеной родного дома. – Подъехала «скорая», вывел он ее под ручку, усадил…

Трясущимися руками Стратополох отпер парадное и, прыгая через ступеньки, кинулся к себе – на второй. «Нет! – стучало в голове. – Нет! Не может быть… Чтобы Павлик…»

– Павлик! – крикнул он, распахивая дверь.

В прихожей немедленно возникла испуганная мордашка сына. Голубого девчачьего галстука на прилежно вымытой шее на этот раз не было. Не было, впрочем, и розового.

– Где мама?

– Увезли.

– Куда?

– Не знаю. В диспансер, наверно…

– Кто вызвал? Ты?!

– Я-а? – возмутился Павлик. – Сама сдалась!

С тех пор как сызновская милиция грянулась оземь и обернулась санитарным корпусом, те жители столицы, что были одолеваемы нервными расстройствами, почему-то разлюбили пользоваться услугами «скорой помощи». Зато наловчились вызывать ее соседям и родственникам. Сначала анонимно, затем, когда официально объявили, что больной, отрицающий сам факт наличия у него какого-либо имени, тоже вполне излечим, увлечение это резко пошло на убыль.

Теперь благодетелю, пекущемуся о здоровье ближних, прежде чем сдать их психиатрам, предстояло, во-первых, поднакопить достаточное количество медкомпромата, а во-вторых, запастись справками о том, что и сам он не страдает сутяжным помешательством (оно же бред кверулянтский).

И все-таки работы санитарам хватало.

Историю, приключившуюся с Викторией Стратополох, трудно даже назвать исключительной. Все, разумеется, началось с того злосчастного кодирования накануне выборов, когда наряду с неприязнью к спиртному, наркотикам и супружеским изменам специалисты доктора Безуглова внушили бедной женщине сильнейшую приязнь к одному из кандидатов в Президенты. А теперь посудите сами: если ты свято, до самозабвения предан выдающемуся историческому лицу, и вдруг это лицо сообщает тебе с экрана телевизора, будто преданность твоя – тоже болезнь…

Значит, надо сдаваться в диспансер.

Такая психогенно травмирующая ситуация, когда причиной расстройств является сам врач, давно известна науке и даже как-то там называется.

Странная закономерность обозначается иногда в семейном быту. Допустим, супружеская пара. Оба пьют, но в меру. Но стоит одному (одной) бросить пить вообще, как вторая (второй) немедленно начинает спиваться. Примерно та же картина с куревом, да и с прочими пороками. Что-то вроде закона сообщающихся сосудов, только наоборот.

Получается, что и с супружеской четой Стратополохов произошло нечто подобное: стоило медикам объявить мужа симулянтом, как жена добровольно сдалась в диспансер.

К счастью, врач «скорой помощи» догадался оставить Павлику визитку со служебным номером.

– Да не волнуйтесь вы, – устало успокоили Артёма по телефону. – Побочные последствия кодирования – это для нас раз плюнуть. Сегодня же вечером вернем вам жену в целости и сохранности.

– Я так понимаю, это у вас уже не первый случай? – малость успокоившись, поинтересовался он.

В трубке хмыкнули.

– Триста тридцать первый! Пачками сдаются…

Ну, слава богу! Артём поблагодарил за информацию и дал отбой. Итак, сегодня вечером. Просто замечательно! А то он уже начинал опасаться, что Викторию продержат там несколько дней. Честно сказать, Стратополох успел привыкнуть к чистым полам и окнам, белоснежным занавескам, упоительному вкусу отбивных.

Надо будет цветы купить. Розу. Одну, зато большую, как кочан.

А теперь можно подумать и о собственных невзгодах… Кстати, а невзгоды ли они? Сняли с учета? Кто докажет, что сняли? В крайнем случае чуток переждать, недельку не появляться в «Прибежище»… Вот только этот вестник, этот карманный викинг… Уж не он ли, змей, работает электриком в поликлинике?…

А впрочем, пошли они все к черту! Ну, сняли, ну… Ты изменился от этого? Ты стал меньше любить то, что любил?

А, нет! Со словом «люблю» с некоторых пор следует обращаться осторожно. За него, как видим, можно и по мордам огрести, подобно Проклу Игнатьичу с Малого Передоновского переулка. Черт, а чем заменить-то? «Обожаю»? «Тащусь»?

Я тащусь по тебе, Отчизна… В смысле – с узелком за плечами?

Стратополох повеселел и, мысленно подбирая глагол за глаголом, достал наладонник.

Заверещал телефон.

– Пап, тебя! – заорал Павлик.

Артём кинулся к аппарату, напридумывав себе по пути всяческих страхов. Звонили, однако, не из диспансера, звонили из редакции.

– У тебя авторские экземпляры сборника сохранились? – хмуро полюбопытствовал завлитдиагноз. – Не все еще раздарил?

– Только авторские и были. Там тираж-то…

– Но главное, сохранились?

– А что нужно?

– Нужно четыре экземпляра.

– Зачем?

На том конце провода послышался усталый досадливый рык.

– Не по телефону, ладно? Бери, короче, четыре штуки и дуй сюда.

– Мне вечером жену из больницы забирать…

– А сейчас что, вечер?

Да, действительно…

За бронированным стеклом Стратополоха уже знали в лицо.

– Пожалуйста, Артём Григорьевич… Ваш пропуск.

Достигнув нужного этажа, он миновал приемную и, войдя без стука в кабинет завлитдиагноза, застал того за работой. Мощный башенный лоб клонился над бумагами жуткого вида – с гербами и печатями.

– Держи, – сказал Артём, бросая на стол четыре бледные тоненькие книжицы.

– Угу… – отозвался владелец кабинета, не поднимая головы. – Как точно называется? – Внимательно прочел оттиснутое на обложке и внес от руки в одну из бумаг. – А ты давай садись, пиши. Вот компьютер. Или предпочитаешь наладонник?

– Что писать?

– Пиши, какой ты хороший… Какую замечательную книжку опубликовал…

– Ты можешь по-человечески объяснить, что происходит?

Завлитдиагноз издал знакомый рычащий вздох, уже звучавший недавно по телефону, и, откинувшись на спинку кресла, уставил на Стратополоха страдальческие, больные от усталости глаза.

– Что происходит… – ворчливо повторил он. – Выдвигаем тебя на безугловскую премию, вот что происходит.