Для начала – скопировал все файлы с флэшки в свой архив в сети. Потом минут пять формулировал для Тигры простые правила жизни на сегодняшний день. Не выходи из дома. Никуда не звони, ни с мобильника, ни с домашнего. Не заходи в сеть под своим именем.

Голова шла кругом. Вчера вечером я считал себя одиноким мужчиной «без отягчающих обстоятельств». Теперь на мне повисла Тигра, да еще и со своим запроектированным ребенком, а «отягчающее обстоятельство» мне просто доставили почтой.

Старшая сестра Аркаши Зингера держала клуб на Таганке. Мой однокашник, соответственно, не устремился в большую биологию. Сегодня я должен был сделать у них снимки первой в Москве черной дискотеки.

Тигра до моего ухода не проснулась, и так было даже лучше – на личные заморочки сейчас не было времени.

Ночью подморозило, но, судя по бледному небу, новых снегопадов не предвиделось.

Таксист всю дорогу перебирал радиостанции. Америка нудно угрожала Северной Корее санкциями. В Израиле и Турции опять что-то взорвалось. На Дальнем Востоке произошли каскадные отключения электроэнергии. Дума приняла в первом чтении законопроект о государственном регулировании цен на все типы ламп накаливания. Поздновато, но приятно. В Костромской области ожидалось прободение облачного покрова, страдающим сердечными и сосудистыми заболеваниями рекомендовали оставаться дома. Кассовые сборы нового блокбастера «Эверест» в первые выходные проката составили пятьдесят миллионов долларов…

Зингер встретил меня в дверях «Вечной тьмы». Трава и бухло серьезно изменили его внешний вид. К паспортным двадцати семи можно было смело накинуть десятку.

– Классно, что ты занялся хорошим делом, – сказал он. – Хоть повод увидеться появился.

По темным коридорам провел меня в небольшую комнатку, увешанную плакатами рок-див.

– Что будем снимать? – спросил я.

– Торопишься, – обиженно сказал он. – Рассказал бы хоть, кто где, а то я никого из наших уже год не видел. Кофе? Ройбуш? Матэ?

– Что-нибудь.

Я просто обязан был сказать ему про Карена и Дрюху, но не сделал этого. Повспоминали однокурсников и одноклассников. Потом он спросил про Тигру.

– Разбежались, – ответил я. – Да ладно, давно уже, проехали. За тройным стеклопакетом бесшумно проплывали машины. Первый же глоток кофе напомнил мне, что я забыл позавтракать.

– Ты представляешь себе, что такое черная дискотека? – Зингер перешел к делу.

– В общих чертах. Читал. Лондон, Бремен, Чикаго. Минимум света, максимум цвета.

– Теперь добавь Москву. Сейчас спустимся вниз, посмотришь. На той неделе открылись, фурор и аншлаг! Хотим закрепить успех, нужны качественные снимки. Справишься?

Я достал из рюкзака портфолио с лучшими работами. Зингер просмотрел его, одобрительно кивая.

– Порядок. Справишься. Только одна тонкость – снимаем для ночного журнала.

– Это название?

– Отстаешь от жизни, Сав! Слышал про издательство «Ночная книга»? Нет?

Вытянул с полки обычный детектив в мягкой обложке.

Я потрогал пальцем черный корешок, перелистал страницы. Флюоресцирующие буквы при дневном свете терялись на идеальном антрацитовом глянце.

– Как-то это противоестественно, – чуть поморщившись, сказал я. – Та же хрень, что и черные макароны. Поглощение негатива.

– Рост тиражей – триста процентов в год, – пожал плечами Зингер. – Нормальный бизнес, эмоции побоку. Люди просекли фишку, что света в ближайшее время не прибавится, отреагировали. Лучше читать цветное по черному, чем бегать за «светиками» или надеяться на «субъективный фактор».

– Веди, – сказал я.

Лифт унес нас в глубокий подвал. Сейчас, днем, в зале было пусто. Широкий овальный танцпол, по краям на возвышении два яруса столиков и диванчиков. От десятков тысячеватток, освещавших черные стены, тек душный, перегретый воздух.

– Дим! – крикнул Зингер через зал парню за диджейским пультом. – Включи рабочий режим, хочу похвастаться перед фотографом. И девчонок позови, пусть попрыгают.

Дима кивнул и убежал через служебный вход.

– Весь танцпол – это динамик. Музыка бьет под коленки. Офисное здание, ночью жаловаться некому, – ощерился Зингер. – У нас лучшие басы в столице.

Свет погас везде одновременно. Первые секунды глаз еще мог ухватить меркнущие зигзаги нитей накаливания, а потом пришла темнота. Невероятная, подземная, абсолютная.

– Ну как? – весело спросил Зингер. – Плющит?

Я не успел ответить, потому что пол под ногами дрогнул. Снова и снова. Это даже не было звуком – просто легкие ритмичные удары. Наверное, так ощущаются легкие землетрясения.

Внезапно я стал различать очертания зала. Синие полосы обрисовывали каждую ступеньку, грани колонн, углы, косяки, балки. Будто я попал в координатную сетку. Края столиков, ножки стульев светились пронзительно-зеленым. Цвет задал окружающему пространству четкие рамки. Я поднял руки к глазам. Белые нашивки на рукавах тоже ярко блестели. Зингер оказался виден весь, кроме лица – его костюм был разрисован желтым и розовым под скелета. Зингер без головы.

На танцпол выбежали две красотки из подтанцовки. На лицах – светящиеся маски, а трико расписаны длинными продольными полосами.

Мир вокруг меня состоял из цветных нитей, плывущих, качающихся, дрожащих, бьющихся в такт с подземными барабанами. Тьма и ритм.

Оставалось придумать, как это можно сфотографировать. И кое-что поважнее.

Вход в метро казался разинутой пастью. Люди огибали меня, спешили во мрак. Я последовал за ними.

С недавних пор ступени эскалатора тоже стали подкрашивать флюоресцентом. Тлеющие столбики ламп только мешали – света они почти не давали. Голубые перила, а между ними – оранжевые полоски ступенек, как рельсы и шпалы, уходящие вниз. Темные силуэты людей. Цветные нашивки на плечах, спинах, локтях. Неразличимые лица.

На платформе стоял наряд одноглазых. Они проводили меня внимательными взглядами сквозь приборы ночного видения. Интересно, как я выгляжу в инфракрасном диапазоне?

В вагонном сумраке покачивался лес темных голов. Я проехал до «Китай-города».