Шестерки подхватывают раненых и исчезают в доли секунды. Мой насильник тоже куда-то исчез. Я бросаюсь к спасителю, который не подаёт признаков жизни, но делаю несколько шагов: ноги вдруг подламываются, дома и деревья врываются в хоровод метели, земля резко летит навстречу.

Прихожу в себя от запаха нашатыря, бьющего в нос, и понимаю, что лежу на спине. Вокруг много людей, они о чем-то переговаривается, ходят, скрипят мокрым снегом. Чуть поодаль стоят несколько машин.

– Ты как, милая? – женское лицо появляется надо мной так неожиданно, что я вздрагиваю. – Испугалась, наверное, бедняжка.

– Вы схватили бандитов? – с трудом выговариваю я.

– Полиция занимается этим вопросом. У медиков другая задача.

Только сейчас я замечаю профессиональную форму доброжелательной женщины.

– А тот парень? – поворачиваю голову и смотрю, как Захери кладут на носилки. – Он… он… – рыдания рвутся из горла. – Он…

– Тихо, тихо, милая! – медик гладит меня по волосам, приподнимает голову, кладёт под неё свои перчатки, потом кричит: – Сюда, здесь девушка ранена! – опять смотрит на меня. – Парень твой знакомый или друг?

– Н-нет! Он… он… – раскрываю рот, но не могу вдохнуть полной грудью. – Он… спас меня!

– Тихо, тихо, не волнуйся. Дыши, раз, два – вдох. Раз, два – выдох. Он ранен. Будем надеяться, что выживет.

– Нет! Нет! – отчаянно мотаю головой.

– Где у тебя болит? Можешь оказать?

– Не знаю…

– Хорошо, попробуй встать. Я помогу.

Незнакомка берет меня за пальцы и легонько тянет вверх.

– А-а-а! – я кричу от боли, такой сильной, что на миг выпадаю из реальности.

– Слава, – зовет надрывно женщина, – девушке нужна помощь! Бегом сюда!

Двое мужчин с носилками оказываются рядом почти сразу. Я смотрю на них и понимаю, что с дыханием творится что-то странное: его просто нет. Совсем. Я раскрываю рот, как рыба, вытащенная на берег, но не могу втянуть ни капли кислорода, а руками отмахиваюсь от медиков, словно увидела привидения.

– Что с ней?

– Больше похоже на состояние после шока, – женщина наклоняется ко мне и тут замечает мое состояние. – О боже! Дыхательный невроз!

Это последние слова, которые я слышу. Дальнейшее я воспринимаю, как в тумане. То теряю сознание, то врываюсь в реальность. Меня куда-то везут, перекладывают, причиняя нестерпимую боль, переодевают. Потом делают укол, и я уплываю.

Окончательно прихожу в себя в неизвестном месте. Открываю глаза, но ничего не вижу, лишь узкая полоска света тянется внизу. Пытаюсь пошевелиться и не могу. Паника бьет в голову и вырывается криком:

– А-а-а! Помогите!

– Ты чего, оглашённая? – спрашивает сонный голос, и тут же вспыхивает ночник.

Поворачиваю голову: белые стены, напротив меня темное окно блестит стеклами, а рядом – еще две кровати, и одно из них лежит седая женщина и подслеповато щурит глаза.

– Простите. Где я?

– В больнице. В травмотделении.

– Что со мной?

– Будет обход, узнаёшь! Спи пока. В шесть утра подъем.

Женщина замолкает, свет гаснет, а я вытягиваю шею, пытаюсь разглядеть себя, но ничего не вижу. Просто тело под одеялом. В памяти проносятся события ночи. Вижу силуэт насильника, бандитов во главе с Карликом и бездыханного спасителя. От жалости к себе и к нему хочется выть. Слёзы катятся по щекам, хлюпают в носу, затекают в рот. А ещё не могу вдохнуть полной грудью, она словно тисками зажата.

Шевелю рукой – больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его. Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему – твёрдо. Это гипс! Обычный гипс!

Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются.

И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки-ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год?

Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись вволю, засыпаю, а утром приходит тетка Зина и приносит ужасную новость…

Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами.

Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут.

Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём.

– Вот, привезла тебе, – буркает, не глядя на меня.

Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что-то произошло еще, помимо трагедии со мной.

Но что?

– Тетя Зина, – начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. – Все было как обычно. Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? – слёзы закапали на одеяло. – А потом появились эти…

Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами.

– Т-ш-ш-ш. Замолчи! – она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. – Ни слова об этом, когда придёт полиция.

– Почему? Этих сволочей надо наказать!

Тут выдержка изменяет тете Зине, она всхлипывает и заходится плачем.

– О Боже! – соседка-бабулька всплескивает руками. – Ты, милая, словно по покойнику убиваешься. Жива твоя девочка. Подумаешь, рёбра сломала. Здесь и не таких выхаживали.

В растерянности я глажу по плечу эту крупную и статную женщину, привыкшую без мужика справляться с проблемами, и жду, пока пройдёт приступ отчаяния. Первый раз вижу ее в таком состоянии, и это тревожит до колик в животе, заставляет волноваться еще больше.

Бабульку увозят на процедуры, и мы наконец остаёмся одни. Тетя Зина вытирает красные глаза и смотрит на меня в упор.

– Короче, Женька, придётся тебе выручать нашу семью, – заявляет она и рассказывает торопливым шепотом.

Война внутри группировки Степана началась еще полгода назад. Брат контролировал спальный район и жил мелким рэкетом, сборами дани за охрану на колхозном рынке, угоном бесхозных машин. Вполне хватало на жизнь, выпивку и телок, на большее он не замахивался. Местную полицию тоже устраивал такой расклад. Нужные люди имели свою долю добычи и не лезли в чужие дела.

Но Карлику хотелось размаха. Он стремился к власти и расширении территории, поэтому подбивал главаря на масштабные авантюры, которые могли принести огромные деньги. Особенно его привлекали наркотики. Коротышка наладил неплохой трафик, создал систему распространителей и все больше отдалялся от друга.

В банде назревал раскол. Одни шестерки поддерживали брата, другие – его помощника. Степан разрешил ситуацию просто: втайне от подельника перехватил товар, перепродал его, а деньги положил в общак. Так он надеялся остановить распри и приструнить Карлика, но только ещё больше разозлился того.

Коротышка – подлая и коварная натура, подготовил ловушку, в которую угодила я.

– А я зачем им понадобилась?

Действительно, поступив в столичный вуз и приехав к тетке на проживание, я ничего не знала о ее семейных проблемах. Степка называл свои дела бизнесом, давал матери деньги, поставлял в магазинчик товар, охранял меня и других продавщиц. Одевался всегда со вкусом, водил дорогую машину, строил дом в Подмосковье. Жизнь не хуже, чем у большинства предприимчивых людей.

Правда, изредка какие-то темные типы приторговывали автомобильными запчастями на заднем дворе, но меня это не касалось, тем более что тетка предложила закрыть глаза. Занятая учебой и работой, я и не обращала внимания на суету вокруг меня.