Для лучшего понимания карт Эратосфена стоит отметить, что он сравнивал форму обитаемой территории с хламидой (греческим плащом в форме трапеции со скругленными углами) или с половиной артишока. Трапеция разделена параллелью, которая предположительно является общей для Таврских гор45 и Гибралтара, и меридианом, проходящим через Александрию; обе линии пересекаются на острове Родос. С юга вся эта территория ограничена жаркой зоной, которая считается необитаемой, с севера – зоной мерзлоты, и ее протяженность по долготе гораздо больше, чем по широте, – отсюда происхождение слова «долгота». Впоследствии карты мира, созданные Эратосфеном, воспроизвели с учетом данных о широте и ориентировочной долготе известных мест – мир этот сосредоточен в умеренной зоне и вытянут приблизительно на 80 000 стадиев по долготе. Так удалось продемонстрировать, что термин «хламида» относится вовсе не к форме ойкумены46, а ко всей карте47 вместе с изображением, чтобы та накладывалась на трехмерную модель земной сферы и закрывала часть северного полушария (треть), ограниченную с севера полярным кругом, а с юга – экватором.

В монументальном труде «География», составившем семнадцать книг, Страбон собрал и подверг критике все географические наблюдения своих предшественников. Тем самым он помог нам расширить знания о представлениях греческих ученых более ранних времен, рукописи которых до нас не дошли. Однако сам труд Страбона редко цитируется астрономами и географами последующих веков и даже не упоминается наиболее известным из них – Птолемеем. Обращения к нему встречаются в V веке в Восточной Римской империи – именно там и как раз тогда с рукописи была сделана копия, после чего ее расшили и вновь использовали для иных целей. Полностью она была воссоздана лишь в XIX–XX веках.

Спустя столетие после смерти Страбона появился труд с интересной для нашего исследования историей – его составителем стал Дионисий Периегет из Александрии (творил при императоре Адриане, 117–138 н. э.). «Описание ойкумены» – это поэма из 1187 стихов, объединяющая знания тех времен, в том числе о системах Посидония, Эратосфена, о картографах эллинистической эпохи, с цитатами из более древних текстов (Гомера, Геродота). Как отмечает Марсель Детьен в предисловии к французскому переводу, поэма пользовалась большим успехом и ходила по всему греко-романскому миру. Будучи переведенной на латынь сначала в IV, а затем в VI веке, она пригодилась в мире византийском и даже была напечатана после 1470 года. До XVI или XVII века это произведение изучалось в Оксфорде, хотя тогда «к земному острову в форме пращи, окруженному морем, оставленным Дионисием»48 пришлось добавить Америку. В первых же стихах Дионисий действительно упоминает форму ойкумены, которую считает единым островом:

Ил. 1. Карта Эратосфена

Представление ойкумены в виде удлиненной фигуры, «заостренной», то есть вытянутой по оси восток–запад, и окруженной океаном, который ее опоясывает, характерно для многих античных изображений и сохранится вплоть до средневековья. Для просвещенной публики того времени это не вся Земля, а лишь обитаемая ее часть.

Математику и астроному из Александрии Клавдию Птолемею (II век н. э.) принадлежит, в частности, авторство «Географического руководства», ставшего одним из самых читаемых произведений в конце средневековья, когда его перевели на латынь с имевшихся арабских переводов (греческие рукописи были утеряны – за исключением одной, с которой около 1300 года в Византии сделали копию). Птолемей считал, что обитаемый мир занимает около четверти земного шара, то есть половину Северного полушария (180 градусов долготы), и это больше, чем у Эратосфена (140 градусов). Он пользуется описаниями так называемых «периплов», то есть странствий по суше или водными путями вокруг Средиземного моря с заходом в Понт Эвксинский (Черное море) или Красное море50. Расстояния чаще всего измеряются в днях пешего или морского пути. Если широта с относительной легкостью определяется с помощью секстанта, то вычисление долготы, как мы уже убедились, представляло для исследователей того времени значительную сложность, ведь для этого нужна возможность сравнить показания местных часов с контрольными. Поэтому Птолемей, как и Страбон, отдает предпочтение данным Гиппарха, полагая, что они заслуживают доверия, хоть и немногочисленны. Гиппарх действительно практиковал астрономические наблюдения, в которых сравнивалось время затмения в двух контрольных точках, расположенных на разных меридианах, но на одной параллели. В самом начале своего «Руководства» Птолемей пишет:

Таким образом, разница между Арбелами (сегодня Эрбиль в Иракском Курдистане) и Карфагеном была равна трем экваториальным часам, что может означать разницу в показателях долготы, составляющую 3 × 15 = 45, поскольку часовой пояс соответствует 360/24 = 15 градусам. Оба города находятся на одной параллели, но на самом деле между ними 34 градуса долготы, что говорит об ограниченности диапазона этих данных и их передачи, – об этом пишет Жермен Ожак52.

Птолемей использовал также данные астронома и географа Марина Тирского. По мнению Птолемея, Марин «последним из нынешних авторов» подверг критическому осмыслению источники информации, о чем свидетельствуют «выходившие одно за другим многочисленные издания „Исправленной географической карты“»53. Как бы то ни было, Марин все же учел и приукрашенные описания путешествий, оценив в результате протяженность обитаемого мира с востока на запад в 225 градусов по долготе, а Птолемей настаивал на значении 180 градусов.

За семь веков, которые мы только что стремительно миновали, выстроилась принятая многими концепция обитаемого мира: это большой остров, который часто изображают в форме хламиды, он занимает значительную часть Северного полушария и окружен Океаном. Земной шар разделен на части воображаемыми окружностями – параллелями и меридианами, свойства и история появления которых меняются от автора к автору. Они позволяют ориентироваться на поверхности сферы и наблюдать за астрономическими явлениями, объясняя их в рамках этой модели. С точки зрения философии космология Аристотеля была частью концепции мироздания, принадлежавшей греческим ученым, при этом с первых же веков новой эры до середины латинского средневековья широкое распространение получили идеи Платона. Различные натурфилософские трактаты Аристотеля дошли между тем до арабского средневековья и, будучи переведенными, стали предметом комментариев, в свою очередь породивших новую богатую философскую и научную литературу. В латинском мире весь аристотелевский и арабский корпус, как и птолемеева астрономия, стали доступны только благодаря волне переводов с арабского на латынь в XII–XIII веках. Теперь нам предстоит более подробно познакомиться с тем, какие знания существовали в период поздней античности и раннего средневековья.