20.7. Новенькая купюра с Хабаровском (заначка на крайний случай).

21. Блокнот в клетку BrunoVisconti, А5 (124х183 мм).

22. Простой карандаш Faber-Castell (2В), 2 шт.

23. Точилка Faber-Castell.

24. Перьевая ручка Montblanc с чёрными чернилами.

25. Круглая латунная фляжка 10 OZ (почти как у героя Лайама Ниссона из «Списка Шиндлера», только с прозрачным центром на одной стороне), наполнена тёмным ромом The Colonist Dark Premium Rum.

26. Дамский трёхзарядный пистолет Svidrigailoff-Ultima.

Может сложиться впечатление, что я описала содержимое двухъярусного походного рюкзака «Bask Smart 35», но это впечатление обманчиво. Мой сидор («Яндекс» в помощь, если не знаете, что это) – скромный нейлоновый рюкзачок Snoburg 8806, 50х30 см. Всё вышеописанное изи помещается за счёт великого множества внутренних и внешних, скрытых и доступных карманов и карманчиков.

– Ада, ты вообще уверена, что тебе нужно посещать собрания нашего сообщества? – наконец рожает седая как мудрость мудачка (хз, как там будет мудак женского рода).

– Нет, не уверена. Я вообще ни в чём твёрдо не уверена, – отозвалась я уклончиво, как водяная змея в бурном потоке. – Даже в том, что существую.

Ну, тут вы поняли, да? Небось, Пелевкина-то почитывали, не дилдо деланы? Если нет, ознакомьтесь на досуге: рекомендую начать с «Чапаева» или «Т», а там как фишка ляжет (если вообще ляжет, а не ребром встанет).

Ведущая опять прокашливается нарочито.

– М-да, я чувствую, с тобой будет нелегко, Ада, – говорит озабоченно.

– А кому сейчас легко, Настасья? – говорю рассудительно. – Времена нынче тяжёлые!

Мне стало как-то скучно и даже немного тоскливо, я извлекла из сидора (потайной кармашек) круглую фляжечку и сделала хороший глоточек ромчику.

Как там у группы «ЖИ2»:

И пусть круто меня поносит,

Душа водки, ещё просит!..

Лучше не споёшь!

Мымра округлила свои кривые зенки:

– Ада, ты совсем о…

Она явно намеревалась произнести «охуела», но в последний момент сдержалась.

– …ошалела?!

– Да не ссыкуй, Настасья, это пепси-кола с ароматом дикой вишни! – весело и непринуждённо вспизднула я. – Дала бы попробовать, но я брезгливая.

Понюхать эта долбоёбка не допетрила.

– И что же мы с тобой будем делать, Адочка, – покачала она сивой башечкой. Форма черепа у неё, кстати, тоже неправильная – декаэдр какой-то, а не голова.

– Снимать портки и бегать точно не будем, Настасьюшка, – сказала я легкомысленно. – Наверняка это здесь у вас не принято.

Похоже, долго я здесь не задержусь. Но пох. Я вообще не очень понимаю, на хуя я сюда припёрлась. Я, собственно, даже не нимфоманка; моя гиперсексуальность не доставляет мне особенных неудобств. Точнее, никаких неудобств. Ещё точнее: только удобства и приятности. Мне необходимо кончить два раза в сутки, в первой и последней половине дня, а каким образом это достигается – для меня ровным счётом без разницы. Поэтому, если не нашёлся половой компаньон, я с не меньшим, а иногда и с большим удовольствием оргазмирую в одиночестве – посредством пальцев или тем, что под них попадётся.

После долгой, как царствование Лукашенко, паузы Анастасия примирительно-снисходительно скрипит своим поганым несмазанным колесом:

– Ну ладно, Ада. Иди к доске, а там поглядим.

Ёбана! Как будто десяти лет и не прошло! Мне сразу вспоминается Валентин Антоныч Терешников, учитель алгебры, невероятно похожий на лысого из «Браззерс» (хотя Терёха и не был лысым, а напротив, весьма патлатым). Я его возбуждала, как немытые тётки Наполеона, и он каждый, каждый урок вызывал меня к доске, чтобы полюбоваться. А то и по два раза за урок, а бывало и по три. И это при том, что я в алгебре ни бельмеса не смыслила – от слова совсем. Я до сих пор сносно вычисляю только в пределах десятка.

Как сейчас слышу его авантажный раскатистый баритон: «Вронская, к доске!» Он мне всегда помогал, и у доски, и на выпускном экзамене подсобил (я, слава Ленину, училась до ЕГЭ). Я его потом отблагодарила – во все дыры дала, себя не жалела; до сих пор поёбываемся периодически.

В первый раз у нас охуеть как романтично всё получилось, и даже с приключениями. Он, как настоящий рыцарь весёлого образа, терпеливо ждал моего совершеннолетия – да простят мне небеса мой цинизм, но я полагаю, Терёха банально ссыковал присесть на пару лет (он бы там пользовался бешеной популярностью, почище Фредди Меркьюри в девяностые). На следующий день после моего восемнадцатилетия он назначил мне свидание, но я мучилась таким макабрическим похмельем после днюхи, что перенесла встречу на сутки.

Учитель приехал за мной в лимузине с шофёром. Облачённый во фрак (думаю, тоже взял напрокат) с бабочкой, у подъезда он встал передо мной на одно колено и вручил мне букет из 99 белых роз. В машине, подняв перегородку между водителем, он нежно взял меня за пизду и проникновенно молвил:

– Ада, я люблю тебя так, что просто пиздец!..

Это не юмор и не сарказм, он произнёс именно эти слова, и я сразу же поняла всю полноту и искренность его чувств. К сожалению, ответить ему взаимностью я не могла при всём желании, поэтому, как сказал живой классик – «к чему слова, когда на небе звёзды» – я расстегнула ширинку, уже минут пять как ему тесную, и содеяла грандиозный, феерический, сказочный минет, один из лучших за всю мою двадцатисемилетнюю жизнь. Такие божественные отсосы, минеты-откровения случаются только по неисповедимому наитию.

Уверена, уже тогда, с неизъяснимым сиплым стенанием излившись мне в глотку, Терех осознал всей своею сущностью, что не впустую потратил на меня 265 косарей, которые бережно и кропотливо откладывал долгие годы. Впрочем, я отсосала бы ему и так, но это житейская мелочь.

Потом был ресторан «Прага». Фуа-гра, устрицы, трюфели, лобстеры, какая-то ещё деликатесная хуетень, «Вдова Клико» и снова минет, на сей раз в туалете. На десерт подали малиновый мильфей. Ближе к полуночи мы отправились в парк-усадьбу Царицыно. Томные июньские сумерки, божественный фимиам неизъяснимо душистых трав, рассыпчато-витиеватые трели соловьёв, обильно иссечённое звёздочками высокое небо, исполненная величавой царственности полная сладко-жёлтая луна… Читатель неминуемо ожидает третьего минета… но – нет!

Любовь – не ёбля на скамейке

И не минеты под луной!

Любовь – это, прежде всего, ответственность и дикая трата бабла, потом и кровью – а иногда и спермой, но об этом ниже – заработанного (бывает и наворованного, но тратится, надо полагать, с не меньшей болью).

В укромном местечке на траве мы расстелили предусмотрительно захваченный Терёхой толстый плед и после трёхминутного форшпиля начали дикую, беззаветную ёблю, бесцеремонно прерванную двумя конными мусорами, невесть откуда взявшимися под велезвёздным московским небом. Тереху, как заслуженному учителю РФ, никак нельзя было попадаться с таким правонарушением, поэтому к его расходам на вечер прибавилось двести евро на взятку доблестным служителям правопорядка.

– Постыдились бы, – сказал один из них с укоризной, засовывая банкноту в нагрудный карман. – Что дети подумают?

Мне до боли в анусе захотелось поинтересоваться, откуда в полночь в глухом месте в Царицыно возьмутся дети, но я подумала, что этот вопрос повлечёт за собой новые траты, и прикусила язычок. Несмотря на немного подпорченный финал, вечерок выдался славный – ради таких моментов, собственно, только и стоит жить.

Как выяснилось позже, Валентин Антоныч был не только похож на лысого из «Браззерс», но и действительно в молодости зарабатывал на хлеб насущный с «Виолой» съёмками в порнухе. Более того, он периодически подхалтуривал уже будучи преподавателем.

Мрачной тайной останется то, как отвязному порнолицедею, залившему перед камерой молофьёй не один десяток сисек и ртов, не только доверили воспитывать подрастающее поколение, но и присудили звание Учителя года и заслуженного учителя России. Скандал вышел ужаснейший, в Минобре полетело много голов. Лично мне глубоко похуй, я фёрстер-ницшеанка практически, но всё равно очень странно. С другой стороны, у пиндосов же чуть не стала губернатором порнозвезда, не так ли? Но то Америка (Love it or leave it), а у нас Россия (аршином общим не измерить) – менталитеты и порядки у наших стран слишком уж разные. Терёху уволили по статье, запретив даже близко приближаться к общеобразовательным учреждениям.