Вовка хотел взять себе что-то заумное по истории войны, но я сказала:

— Солнце, ты как себе представляешь: мы почитаем, я тебе свою книгу отдам — а твою смогу читать?

А сильно много книг набирать — тоже таскаться с ними… Вова почесал в затылке и взял О. Генри, это мы любим оба.

ЗЕМЛЯ, КАК ГОВОРИТСЯ, ПРОЩАЙ. И ПРИВЕТ

Вылет задержался чуть ли не на полтора часа. Сказали, вроде бы, в Минеральных водах сильный дождь с грозой — и я снова боялась, что не полетим. А ещё думала: да ну, нафиг, договорились вы, что ли? Тут дождь — там дождь… Но потом объявили, что всё нормально, и долгожданный зелёный свисток прозвучал.

Рейс был реально длинный, смотришь — вроде бы и по времени летишь недолго, а мы с Вовкой успели два раза поспать. До Омска полагался лёгкий перекус с соками и печеньками, а после — уже полноценная кормёжка со всеми вот этими лотками и подносами.

Минеральные Воды встретили нас слегка влажной полосой и хмурым небом, но сели мы благополучно, и, ко всеобщей радости, у входа в здание аэровокзала стояла миловидная тётенька с листочком, на котором фломастерами было написано: «Иркутск — ВНИИОК».

— А вот это, однако, нас ждут, — ткнул пальцем Вова.

Мы подошли и бодро поздоровались.

— Вы из «Шаман-камня»? — неуверенно оглядела нашу группу тётя.

— Да, — ответили мы с Вовкой хором.

— А вы — Мария Степановна? — спросил Вовкин отец и представился: — Олег. А это вот, собственно, наши юные сельскохозяйственники: Вова и Оля.

— Очень приятно, — заулыбалась Мария Степановна. — Пойдёмте на стоянку, там наша машина ждёт.

Машина оказалась рафиком. Строили в СССР такие микроавтобусы, слегка квадратненькие, остромордые. Из них ещё скорые помощи делали. Наш был радостно-зелёненьким, с широкой белой полосой вдоль борта.

В пассажирской части имелось целых три ряда сидений: сразу за шофёрским креслом (три), средний (два и одно, типа проход) и на галёрке аж четыре довольно узких.

Нас с Вовкой его папа усадил позади водителя (насколько я понимаю, это считается самое безопасное место), сам сел позади нас, а встречающая Мария Степановна — на одиночное место сбоку, как экскурсовод. Правда, ночью как-то не очень было до экскурсий, и разговор сполз на общие темы. Мария Степановна интересовалась (у единственного взрослого в нашей группе, естественно) как мы докатились до жизни такой. Олег Петрович незамедлительно воспользовался утренним опытом общения с журналистом «Восточки» и рассказывал про нас довольно складно.

Я думала, что в самолёте мы выспались, но равномерное покачивание убаюкивало, и я незаметно провалилась в сон.

Проснулась как от толчка — движение прекратилось! Олег Петрович уже выбрался из машины и оглядывался, уперев руки в бока. Рядом со мной зевал Вовка.

— Приехали?

— Вроде, да.

— Чёт не похоже на город.

— Я так понял, это их база, что ли, — Вовка потянулся и взъерошил волосы. — Сразу сюда приехали, чтоб не два раза не вставать.

— Ага, понятно.

— Ты хоть выспалась?

— Более-менее. Пошли, спросим, где у них, к примеру, морду лица помыть можно?

Удобства обнаружились в рабочем домике. И даже накрытый стол. И целая куча народу — сотрудников этой козоводческой лаборатории, представителей от партийного руководства (в том числе от пионерских организаций), каких-то непонятных вообще людей. Нас тут, оказывается, ждали, и не просто, а с фотоаппаратами — чтобы, тысызыть, в прессе отразить дружеские связи между регионами и так далее.

Если людям попутно нужно прикрыть какие-то дыры по мероприятиям или заполнить нашей встречей таблицы отчётов — я, опять же, не против. Единственное, лишь бы до наших инфа раньше времени не доползла.

— Только мои фотки в нашу «Восточку» не посылайте, — попросила я. — А то моей матушке плохо станет. Вон, Вовка с отцом пусть, они фотогеничные.

Мужчины Вороновы посмотрели на меня скептически, но принципиальных возражений не выдвинули.

За столом нас попросили сказать приветственное слово. Тут уж мужики дружно показали на меня, дескать: а вот она директор, пусть и речь толкает. Пришлось выступить со спичем — лучше всего мне удаётся в конце: «Ура, товарищи!»

Все обрадовались (подозреваю, в основном тому, что речь короткая) и захлопали. Тут же мы выяснили, что более развёрнуто нужно будет высказаться после обеда на конференции… Ни фига себе, ещё и конференция, — ужаснулась я. Ну, да ладно.

Потом нас накормили и повели с экскурсией. Хозяйство мне понравилось, хорошее. В основном, правда, козы пуховые, но молочных тоже много. Мария Степановна очень гордилась своими зааненками — не спорю, хороши. Белоснежные, спокойные. Если верить карточкам удоев — мечта козовода. Подозреваю, она до сих пор надеялась нас переубедить. Но мне не терпелось увидеть альпийцев — и вот они, в следующем загоне, наконец-то! Я с замиранием сердца остановилась у ограды. После белоснежных одинаковых зааненских коз эта группа казалась пёстрым сборищем. Может, из-за этого от них хотят отказаться? Большинство коз были трёхцветными, с переходами светло-коричневых, белых и чёрно-бурых пятен.

Надо сказать, что у альпийцев встречаются самые разнообразные масти. Их подразделяют когда на пять типов, когда на восемь или даже больше — но прикол в том, что мама-коза совсем необязательно принесёт козлят того же типа, что и она сама.

— Здесь, как вы видите, только самки и исключительно взрослые, — специальным экскурсоводческим голосом сказала Мария Степановна. — Козлята подросшие выгуливаются в отдельном вольере, маленькие — в помещениях, по возрастам.

— А вы нам можете рассказать конкретно по козам: какие здесь стопроцентные альпийцы? Про надои, про козлят?

— Конечно, я даже специально для этого взяла журнал…

Козы, так сложилось, в нашем хозяйстве были более «женской» темой. Кого я касалась очень мало — так это, наоборот, свиней. Поэтому мы с козоводческой дамой сперва присели на лавочку и начали увлечённо читать журнал, а потом пошли в вольер и дальше, по помещениям — конкретно отбирать молодняк.

Вова с отцом тем временем добросовестно позировали перед местными журналистами — кто-то же должен был отдуваться, правильно?

Коз получилось много. Двадцать три взрослых, уже доящихся козы, совершенно разных возрастов — от полутора до семи лет. И три козла, причём один из них совершенно гнедого окраса, сильно похож на чешского (я вообще не в курсе, если честно, выделена эта порода уже или нет, знаю только, что она как раз где-то близко к распаду СССР оформилась). Но козлик красивый и самое главное — неродственный всем остальным, завезённый буквально недавно, как раз чтобы избежать близкородственного скрещивания. А тут — пожалте, программу свернули. Мария Степановна вздыхала, но я не могла заставить себя ей сопереживать — я ж выгодоприобретатель!

Помимо взрослых, в стаде числилось ещё восемь чистокровных почти годовалых козочек и целая куча козликов, из которых мы выбрали четырёх. Остальные козлята практически все были помесными, и связываться с ними я посчитала бессмысленным. Вот когда не будет другого выбора — тогда, может…

В общем, этими увлекательными разговорами мы занимались до самого обеда и, по-моему, Мария Степановна прониклась к иркутянам особенной симпатией. Тоже спрашивала: откуда я столько знаю. Ответ стандартный: очень много читаю, общаюсь с опытными козоводами. Похоже, она решила, что мы в своей Сибири прям все животноводы-уникумы.

Потом нас пришли звать на обед (что характерно, народу было уже гораздо, гораздо меньше), а после обеда мы снова загрузились в рафик и поехали на конференцию по обмену премудростями — в Ставрополь.

Ставрополь показался мне маленьким, с пару Иркутских микрорайонов. Такой типичный тихий советский городок.