– На зимнюю реку. И в дремучий лес заодно.
– Ну, отец, – испугалась мама, – это уж слишком.
– В самый раз, – папа многократно сложил газету и сунул ее в помойное ведро. – К Митьку поедете? На все каникулы.
Алешка аж подскочил от радости. А я чуть от радости не подавился.
Тут надо кое-что объяснить. Иначе вы потом ничего не поймете.
Митёк – это писатель Лосев, очень хороший, веселый и добрый человек. Он живет в своем доме на берегу реки и на краю леса. Летом мы все вместе пожили у него и натворили там под Алешкиным руководством несколько приключений. Клад нашли, заложника освободили, разгромили флотилию речной шпаны, банду жуликов повязали.
Впрочем, подробно об этом я уже рассказывал, если вы помните, но несколько деталей, необходимых для этого рассказа, я здесь приведу.
Митёк писал хорошие книги о милиции, ухаживал за своими пчелами и увлекался изготовлением макетов стрелкового оружия военных лет. У него в кабинете из этого оружия целая коллекция образовалась. Такая красота!
Правда, это оружие не совсем настоящее. Не очень боевое. Нет, на вид его от настоящего не отличишь, но стреляют все его пистолеты, автоматы и пулеметы безобидными охотничьими капсюлями: грохот, пламя из ствола, пороховая гарь, но совершенно безопасно. И гранаты он делал совсем как настоящие, но тоже безобидные. Корпус у них был не стальной, а картонный, а внутри – обыкновенная петарда. Алешка от этого оружия просто млел. Особенно от большого советского автомата времен Отечественной войны, с круглым магазином и деревянным прикладом. «ППШ» он называется. А по-фронтовому «папаша».
Вообще, в доме Митька было много интересного. И вот теперь оказалось, что Митёк должен уехать на недельку в Москву: его пригласили на конкурс «Лучшая книга о работниках милиции».
– Поживете в его доме, – сказал нам папа, – поохраняете его…
– Боюсь, они его так поохраняют, что Митьку потом негде жить будет, – сказала мама.
– Фиг с ним, – по-мальчишески легкомысленно отмахнулся папа. – Митёк победит на конкурсе, получит премию и построит себе новый дом. Лучше прежнего.
Слышал бы это Митёк!
– Так, – сказал папа, – собирайтесь, лыжи не забудьте. – И он пошел в кабинет звонить писателю Митьку в его заснеженный дом.
– Ну что? – спросила мама, когда папа вернулся. – Он обрадовался?
– Очень обрадовался. Так обрадовался, что все свое оружие запер в сейф.
– И гранаты? – расстроился Алешка.
– Гранаты в первую очередь, – сказал папа. – Вы готовы?
Мы молча показали ему лыжи, которые притащили с лоджии.
– А ботинки лыжные? – спросил папа.
– Они на антресолях, – вспомнила, подумав, мама. – В самом дальнем углу.
Полдня мы с Алешкой снимали вещи с антресолей. А папа при этом приговаривал:
– Это на помойку. Это тоже. Это тем более.
А мама в ответ приговаривала, не соглашаясь:
– Это нам еще пригодится. Это мне очень нужно. Без этого мне жизнь не мила. А вот это я полгода искала.
Примерно так.
Папа отфутболивает к стене старый чайник без носика, но с ручкой:
– На помойку, я проверю!
– Ты что! – ужасается мама. – Я его на дачу заберу. Из него очень удобно резеду поливать.
Никакая резеда у мамы на даче не растет, одни одуванчики, но помечтать-то она может!
Папа раскрывает старый чемодан. Чайник без ручки, зато чемодан с ручкой. И с замками, которые не запираются.
– На помойку!
– Ты что, отец! – ужасается мама. – Я в него что-нибудь сложу, пусть себе лежит спокойно.
– Ты в него чайник спрячь, – советует папа. – Чтобы не убежал.
И тут папа вытаскивает за ухо громадного розового медведя, похожего на бегемота. Но с кошачьей мордой.
Мама чуть не падает в обморок:
– Ты что! Эту собаку нам Ивановские подарили. Ее нельзя выбрасывать. Они обидятся!
– Они не узнают, – успокоил ее Алешка.
– Узнают, – возразила мама. – Они на работу каждое утро мимо нашей помойки ходят.
– А мы на чужую помойку отнесем, – пообещал Алешка.
– Не верь ему, – предупредил папа. – Он этого носорога Ивановским под дверь положит.
Алешка усмехнулся, но спорить не стал.
Короче говоря, ничего мы на помойку не отнесли – все уложили обратно на антресоли. А лыжных ботинок там не оказалось.
– Они в стенном шкафу, – вспомнила, подумав, мама. – На самой верхней полке.
– Я туда не полезу, – сразу же сказал папа. – Мне эти ботинки не нужны.
В общем, шкаф мы тоже разобрали, но и в нем ботинок не оказалось.
– Куда же они делись? – всерьез задумалась мама. И повернулась к папе: – Наверное, где-нибудь в твоем кабинете. Надо поискать.
– Нет уж! – возразил папа. – Мне еще там жить и работать.
– Иногда, – кивнул Алешка.
– Что – иногда? – не понял папа.
– Иногда там жить и иногда там работать.
Мама засмеялась:
– Он прав, отец. Ты и работаешь, и живешь в основном на работе.
Папа решительно снял трубку и набрал номер Митька:
– Писатель, у тебя лыжи есть? Тогда – все, завтра встречай. С медом и песнями. – Папа положил трубку: – У него этих лыж – целый сарай. Только все разные и поломанные. Обойдетесь.
На следующий день ясным морозным утром мы забрались в папин «джип», который он взял на работе, и отправились к писателю Митьку, на берег замерзшей реки, на край зимнего леса.
Потом, когда через неделю мы вернулись домой, я вспомнил этот день и обиделся на него. Он тогда весь сиял. В синем небе полыхало красное солнце, сверкал снег на ветках деревьев, за машинами на шоссе порошилась снежная пыль и вились белые дымки выхлопа. А ведь по сути – в этот день должны были сверкать грозные молнии и грохотать раскатистый гром. Или, по крайней мере, закружилась бы злая пурга. Чтобы предупредить нас: сидели бы вы, ребята, дома. В тепле и уюте, в безопасности. Под маминым крылышком и папиным крылом. Снимали бы с елки золотые мандарины, смотрели бы телевизор с новогодними программами или читали, забравшись с ногами на тахту, интересные книги про приключения и опасности.
Нет, вам эти опасности и приключения нужны, оказывается, в жизни. Вдали от родного дома. В зимнюю стужу. В черную ночь…
Ну, так вам и надо!
Ехали мы довольно весело, но долго. Дорога была сложная – узкая и скользкая, да и в общем-то дальняя.
Зато чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем чище становилось над нами небо, и снег по обочинам уже сиял белизной и меньше становилось машин на шоссе.
Я сидел впереди, рядом с папой, а мама с Алешкой – на заднем сиденье. Они все время хихикали, – видимо, Алешка рассказывал маме о каких-то своих приключениях в Англии.
Так оно потом и оказалось. А папа после так и сказал:
– Эх, Леха, если бы я в дороге прислушался к твоей болтовне!
Но папа не прислушивался. Он был весь поглощен дорогой. Но только мне показалось странным, что он все чаще посматривает в зеркальце заднего вида. А потом вдруг свернул на обочину, остановился и посмотрел вслед обогнавшей нас серенькой «девятке».
– Я выйду, покурю, – сказал папа. – По сигаретке соскучился.
– И я, – сказал Алешка.
Мама ужаснулась – она подумала, что за три дня в Англии Алешка приучился курить, пить пиво и играть в гольф. Она его так и спросила.
– Нет, – ответил Алешка, распахивая дверцу. – Я только научился там королевам место уступать.
Мама успокоилась и начала, как обычно, подкрашивать глаза и губы. Она очень рассчитывала, что Митёк Лосев встретит ее красивым комплиментом.
Мы с Алешкой дышали свежим воздухом на обочине, а папа зачем-то достал мобильник и набрал номер.
Мы, конечно, навострили ушки.
– Саша? – сказал папа. – Пробей-ка мне по-быстрому один номерок. Да. «Девятка», московская, «Женя, пять-ноль-пять, Маша, Толя». Спасибо, жду. – И папа сунул мобильник в карман. – Ну что, лыжники без лыж, едем дальше?
И мы поехали дальше. И очень скоро обогнали серенькую «девятку» Ж-505 МТ. Она словно поджидала нас – пропустила и ненавязчиво пристроилась к нам в хвост.