Перемены затронули и высшее руководство: президентом фонда стал ученый, доктор физико-математических наук Макс Мейсон (Max Mason), бывший ректор Чикагского университета. По словам Рэймонда Фосдика, Мейсон уделял «особое внимание структурному единству новой стратегии фонда, деятельность которого должна идти не по пяти различным направлениям в соответствии с числом секторов, а составлять, по сути, единую программу изучения человеческого поведения, его механизмов, и установления над ним контроля». Можно сделать вывод, что проводившиеся Блэком исследования пекинского человека полностью вписались в откровенно сформулированную задачу, поставленную перед Фондом Рокфеллера и перед большой наукой в целом: взять поведение людей под контроль ученых.

Историческое открытие и беззастенчивая реклама

Заручившись финансовой поддержкой исследовательской лаборатории эры кайнозоя со стороны Фонда Рокфеллера, Блэк возобновил свою разъездную кампанию по популяризации пекинского человека, а затем вернулся в Китай. Там, в Чжоукоудяне, раскопки вяло продолжались, но никаких новых открытий, связанных с синантропом, они не принесли. Энтузиазм изыскателей заметно поубавился.

И снова в самом конце сезона, первого декабря, Пэй Венчжун (Pei Wenzhong) сделал поистине историческое открытие. Позднее он писал: «Я обнаружил практически полностью сохранившийся череп синантропа. Он был частично занесен песком, а частично вмурован в материнскую породу, так что изъять его оказалось относительно несложно». Пэй промчался на велосипеде 25 миль до лаборатории, где и представил череп Блэку.

Открытие Блэка стало сенсацией. В сентябре 1930 года в Пекин прибыл сэр Грэфтон Элиот Смит для осмотра места раскопок и ископаемых находок. Во время пребывания Смита в Китае Блэк уговорил его организовать блиц-турне по Америке с пропагандой пекинского человека. Затем Смит уехал и, судя по результатам, задачу свою выполнил великолепно. В декабре Блэк отмечал в весьма откровенном письме д-ру Генри Хьютону, директору Пекинского медицинского колледжа, проводившему отпуск в Америке: «Я бы постоянно ходил с багровой физиономией, если бы всякий раз краснел при мысли о той беззастенчивой рекламной кампании, которую я задумал, а Смит блестяще организовал».

Обретенная таким способом известность обеспечила Блэку постоянный доступ к финансам Фонда Рокфеллера. Вот что он сообщал сэру Артуру Киту: «Вчера мы получили от Элиота Смита телеграмму: он в добром здравии возвратился домой после своего весьма напряженного вояжа. Как это ему свойственно, он воистину не щадил себя, работая на благо ведомства по геологическим изысканиям и кайнозойской лаборатории, и после организованной им в Америке рекламы синантропа на следующий год мне будет относительно легко говорить с руководством о дополнительном финансировании».

Для пропагандистов теории эволюции пекинский человек возник очень вовремя: всего несколькими годами ранее состоялся один из самых шумных в мировой истории процессов. Тогда суд штата Теннесси признал некоего Джона Скопса (John Т. Scopes), преподававшего эволюционное учение, виновным в нарушении закона штата. Ученые жаждали реванша и горячо приветствовали любое новое подтверждение теории эволюции человека.

Затем случился казус с доисторическим обезьяночеловеком под названием Hesperopithecus, якобы воссозданным учеными на основании одного-единственного зуба, похожего на человеческий и обнаруженного в штате Небраска. К стыду деятелей науки, которые представили человечеству его предка, выяснилось, что зуб принадлежал ископаемому кабану.

Тем временем явно затянувшиеся споры и сомнения относительно Pithecanthropus erectus Дюбуа также требовали разрешения. Так что столь важное открытие явилось настоящим подарком сторонникам эволюционного учения, оказавшимся перед лицом серьезной внешней угрозы и раздираемым внутренними противоречиями.

Огонь и орудия труда в Чжоукоудяне

В 1931 году впервые появились сообщения о широком применении в Чжоукоудяне огня и хорошо обработанных орудий труда из камня и кости. Необычным было то, что раскопки в Чжоукоудяне систематически проводились весьма компетентными исследователями еще с 1927 года, однако сообщений об огне или орудиях труда от них не поступало. Так, Блэк в 1929 году писал: «При исследовании многих тысяч кубометров отложений из этого источника не было обнаружено каких-либо признаков существования творений рук человеческих или применения огня». Прошло всего два года, и вот уже другие изыскатели, в том числе некий Анри Брейль (Henri Breuil), оповещают об обнаруженных в тех же самых местах толстых слоях пепла и сотнях каменных орудий труда.

Судя по всему, новые находки 1931 года в Чжоукоудяне привели в замешательство Блэка и его коллег, поставив их перед необходимостью предъявить какое-то объяснение тому, каким образом от их внимания ускользнуло столь важное свидетельство. Было заявлено, что они и ранее отмечали признаки применения огня и наличия орудий труда, но из-за отсутствия уверенности о них не упоминали.

Объяснений того, почему Тейяр де Шарден, Блэк, Пэй и другие исследователи не сообщали о многочисленных находках орудий труда и следов огня в Чжоукоудяне, существует по меньшей мере два. По их собственным словам, они упустили эти свидетельства из виду или не сочли нужным сообщать о них, так как те были недостаточно достоверными. Второе объяснение сводится к тому, что все они были прекрасно осведомлены об орудиях и следах применения огня еще до сообщений Брейля и преднамеренно это скрыли.

Но зачем? Дело в том, что во время раскопок в Чжоукоудяне следы огня и наличие каменных инструментов считались безусловно достоверным доказательством присутствия в местах их обнаружения либо Homo sapiens, либо неандертальцев. Согласно Дюбуа и фон Кенигсвальду, на Яве, в местах предполагаемого обитания Pithecanthropus erectus, не было обнаружено ни каменных инструментов, ни следов огня. Экспедиция Селенки сообщала об остатках кострищ в Триниле, но широкой огласки эта информация не получила.

Итак, вполне возможно, что первые исследователи Чжоукоудяня намеренно не стали сообщать об обнаружении каменных инструментов и следов огня. Скептики могли приписать их употребление каким-то современникам синантропа, стоявшим на более высокой ступени физического и культурного развития, а это могло лишить его статуса неизвестного ранее и важного звена в цепочке предков современного человека.

Как мы увидим далее, именно это и произошло, когда информация об орудиях труда и применении огня стала достоянием широкой общественности. Вот что, например, заявил в 1932 году Брейль об этих находках и их связи с синантропом: «Несколько известных ученых, независимо друг от друга, высказали мне мысль о том, что существо, физически столь отличающееся от человека… просто неспособно сотворить описанное мною выше. А раз так, то костные останки синантропа могут оказаться лишь охотничьими трофеями, еще одним свидетельством — наряду с орудиями труда и огнем — пребывания в этих местах собственно Человека, останки которого пока не найдены». Однако сам Брейль полагал, что изготавливал орудия труда и разжигал огонь в Чжоукоудяне именно синантроп, и никто иной.

И современные исследователи склоняются к позиции Брейля, обыкновенно изображая синантропа искусным охотником, добывавшим пропитание при помощи оружия из камня и готовившим себе пищу на огне в пещерах Чжоукоудяня.

Особой точки зрения на синантропа придерживаются Льюис Бинфорд (Lewis R. Binford) и Чан Кунь Хо (Chuan Кип Но), антропологи из Университета штата Нью-Мексико. Вот что они, например, заявляют по поводу слоев пепла: «Нам кажется, что по крайней мере некоторые из этих пещерных отложений являются гигантскими скоплениями разложившегося в условиях сухого климата помета морских птиц и других животных (гуано). Иногда такие грандиозные органические отложения могли самопроизвольно возгораться… Гипотеза о человеческом происхождении огня представляется нам необоснованной, как и утверждения о том, что обгоревшие кости и другие предметы свидетельствуют о применении человеком огня для приготовления себе пищи».