— Эти условия гарантирую дар со стихиями Возрождения и Смерти. Другие дары и предрасположенности стираются. А вот клиническая смерть одарённого мага, что не посещал внутренний космос, может привести к сложению его природы и силы Возрождения и Смерти. Так что британцы могут создавать преднамеренно только простых некромантов, но не сложных.

— Понятно. Но от этого не легче, — констатировал я.

— Всё, мы приехали. Вылезай, дознаватель хренов, — скомандовал Ушаков.

Я покинул уютный транспорт и удивился. Мы подъехали не на Площадь Красную, а куда-то в пригород, где возвышался красивый дворец с тремя шпилями, а во дворе бегали Лизоньки в огромных количествах.

Да что там огромных, тут их было больше, чем учащихся в академии 1 сентября на центральной площади!

Глава 20

Дочь Альмахана Лиза была одета в красный сарафан, белую сорочку, красные сандалики и красный платочек на голове.

Помнится всё, кроме платочка, совпадало с одеянием Людмилы из моего детства, когда та опрокинула мою люльку.

Однако факт оставался фактом, мы приехали туда, где девочек в красных платочках были тысячи.

— Знаете, а поехали назад, — пробормотал я и в шутку дёрнул на себя ручку двери автомобиля.

— Всё уже, я тебе не для того секреты рассказывал. Отрабатывай, — проворчал Ушаков. — Ты для них невидим, я скрыл нас, идём к оригиналу.

— А как вообще можно взять в заложники волшебницу с огнём и морозом на высоком или высшем уровне Спутника? — проворчал я.

— Ну не будет же Людмила обороняться против сестры магией, — удивился Ушаков.

— Действительно. От неё это не помогло бы, — пробормотал я. — Стоп, но все дети Альмахана под какой-то защитой. Им обеим ничего не угрожает. Всё, я в академию, — резко направился я по дороге, откуда приехал.

— Ошибаешься, есть нюансы. Так что иди, Грязев. Раньше закончим, раньше поедешь назад.

— Так ведите, — проворчал я, картинно смиряясь, опустил голову и оставил руки за спиной, словно ведут меня на казнь.

Лизоньки резвились. Если присмотреться к морю и прислушаться к гомону:

— Москва!

— Астрахань!

— Нягань.

— Новогород.

— Донецк.

Какая-то часть играла в города-салочки, когда осаленная должна была выкрикнуть город на последнюю букву, названную водой.

Другая часть играла в «Море волнуется раз».

Ещё одной категорией была игра с животными. Невинных существ загоняли и гладили. Бедные котики, вороны, черепахи и крокодил.

Последний пытался тяпнуть ручки-загребучки, но двойников окружало какое-то свечение и челюсть чемодана на лапках останавливалась в пяти-шести сантиметрах.

— Защита для детей Альмахана переносится и на подобия? — пробормотал я.

— Да. И пока жива хоть одна копия, Лизонька не умрёт. Вероятность подстроится так, что оригинал и фальшивка поменяются местами. Но, к сожалению, это работает у детей. Когда она осознает свой дар и попадёт во внутренний космос, ей придётся всему обучаться. А текущий хаотичный уровень навыка пропадёт. Эх, как же жаль, что она принцесса, а не принц, подобный дар точно пригодился бы, — произнёс очень тихо Ушаков.

Я же постепенно переставал его слышать из-за нарастающего звука голосов лизонек со всех сторон.

В какой-то момент на уши натурально начало давить. Я открыл рот пошире, давление нормализовалось, но уши я всё же прикрыл.

Однозначно хорошо, что у Безумновых нет умения создавать столько копий.

Когда же мы вошли в помещение, я убрал руки от ушей и спросил:

— А у Крови Лады тоже сила способности спадает?

— Точно не знаю. Версия Анны Павловны, что у них повысится контроль, но сила будет той же. Но данных мало. И я не хотел бы пускать кого-то из женщин на фронт, в случае войны, — гораздо тише произнёс он, — а уж тем более детей.

— А можно меня не на фронт, а трещины зачищать? Такие сла-а-а-а-а-абенькие! — предложил я, показывая большим и указательным пальцем, что очень маленькие.

— Ты меня чем слушал? Детям там не место. Пусть ты немного подрос, но мозгов не прибавил.

— Чавой? Уши заложило.

—…

— Кстати, а почему в здании лизонек нет?

— Она любит играть в солнечную погоду. На дворе оттепель. Что ей тут делать, кроме как заложников брать? — проворчал Ушаков, подошёл к очередной двери и открыл её.

Картина была однозначно интересной.

Это был большой зал, застеленный огромным ковром с зелёным высоким ворсом. То тут, то там были плюшевые лошадки, единороги и… аирчики?

Нет, вон реально плюшевый вариант меня, вон ещё один. Да, они ниже меня, пухлее, но цвета волос и глаз совпадали, а так же лицо явно напоминало моё. Такой же красавчик!

Однако чуть дальше находилось чаепитие.

На небольших деревянных стульчиках сидели две принцессы.

Но одна была в университетской чёрной мантии с золотым орнаментом, а вторая мной уже была видена в количестве нескольких тысяч штук. Единственное отличие: платочек был завязан не под подбородок, а сзади, как бандана.

Ну, ещё нюансом была верёвка, что была обмотана вокруг старшей. Людмиле сейчас лет пятнадцать или шестнадцать. Да и небольшое яблоко, похоже, было заменителем кляпа. Надеюсь. Иначе пора валить, если часть рецепта у мелкой бабки-ёжки.

— Ура! Привели! — радостно закричала Лиза, около меня возникла куча ручек вместе с их хозяйками в красной одежде, а затем она непонимающе спросила. — А где второй? Где тот, кто посмел отказать Милке? — грозно спросила мелочь с небольшим чайничком в руке, потом поставила его, встала в грозную позу, уперев руки в боки. — А? Дядя Сёма?

— Какая же ты невоспитанная. Я Семён Евстегнеевич. И не «дядя», а «деда» тогда уж, мне больше века, чудо ты альмаханское, — проворчал Ушаков, а затем совершил предательство: толкнул меня в возникшую гущу двойников. — Этот мальчик — оба требования.

— Что? А как же банки сгущёнки и вертолёт? — воскликнул я, пока меня усаживали третьим за столик на четверых.

— Не требовала она их. Только злодея, что отказался от сестрички и «братишку-зайчишку», что был во время «семейного отдыха». Пришлось память изучать, о ком она. Так что прощай, но жду снаружи, — произнёс глава ТК с усмешкой и покинул помещение.

— Произвол! — гаркнул я ему вслед, но больше ёрничать не стал. Тут была рыжая угроза по имени Людмила, а Лизонька была опасна, мила и сумасбродна как и многие дети. Не так поймёт, а потом в ковре окажусь, как кое-кто. Ну, на фиг. — Ну, и что происходит? — спросил я и заметил, как оригинальная Лиза подбежала к двери, распахнула её и закричала канцлеру вслед.

— Я не против сгущёнки! Мне нужно много, иначе Милку не отпущу, дядя Сёма! — прокричала маленькая похитительница и шантажистка.

Ответа я не слышал. Но раз уж меня не жаль, молока с сахаром ей тоже достанут. А лопочет она намного лучше, чем раньше. Логопед поработал или просто взрослее стала?

— Раз со мной не говорит никто, я пошёл, — рыпнулся я, но две (или больше) маленькие ладошки вжали меня за плечи в стул так, что в итоге я и две половинки мебели оказались на ковре. — Я вообще-то хрупкий, Лиза. Ты на удивление плохая девочка.

— Я? Я плохая? Ложь! И ты только похож на «братика-зайчика» с каникул. Кто ты? — произнесла девочка в бандане, что вернулась.

— Кир Грязев. Учащийся академии, маг земли и просто жертва произвола властей, — представился я, опустив и так всем понятное, что красавчик.

— Нет. Зайка, чьего имени я не знаю, похож на принца, он тонкий, бледный и несчастный! Ты не такой, ты просто несчастный! — уверенно заявила девочка.

— Вот, правду глаголишь. Тогда я пошёл, — рыпнулся я во второй раз, и оказался вжат в ковёр, но без новых последствий на свою попу. — Ну что ещё?

— Я поняла: я выросла, и он мог, — произнесла девочка с прищуром. — Давай поиграем в кубики!

— Давай, — вздохнул я.

Уж лучше так, чем слушать Асю. Хотя опасность и там, и тут.

Нет, я понимаю, что красавчик, но я как картина: трогать нельзя, как ваза: хрупкий, как скульптура: не гнусь под чужую волю, но могу упасть.