– И прекрасно научил.
– Он был добрым человеком. Выращивал овощи и раздавал жителям, хотя самому не оставалось. Он пытался обратить меня в свою веру. До этого он пытался обратить других, но безуспешно. Так никого и не обратил… А потом кто-то перерезал священнику горло, и мои уроки прекратились.
Анри поразило, с какой будничностью Серена поведала о гибели священника, словно подобное было совершенно естественным явлением.
– Кто это сделал?
– Не знаю. Думаю, что шамба. – В устах Серены слово прозвучало как ругательство.
Так называли арабов, обитавших в центральных оазисах севера, тогда как туареги относились к берберским народам. Между теми и другими веками велась кровавая вражда с нападением на караваны и разграблением лагерей, что омрачало жизнь многим поколениям.
– Они строго придерживаются ислама и терпеть не могут «Белых отцов». Рано или поздно того священника все равно убили бы.
– Тогда почему шамба не тронули вас?
– Они, конечно, бен халуф. Но даже эти сыновья свиней не посмеют причинить зло маленькой девочке. И потом, священник надежно меня спрятал. Он тревожился о моей безопасности. Боялся, что расправятся со мной, а оказалось – расправились с ним. Найди меня шамба в его доме, они бы взяли меня в плен, а потом продали бы моим соплеменникам. Шамба ненавидят нас сильнее, чем… вас, и любым способом хотят нам навредить. Им никогда не удавалось подчинить нас или заставить жить так, как они. Когда мы сражаемся с ними, им здорово достается. Для них это хуже смерти. Они зовут нас «покинутыми Богом», но Бог, как видите, нас не покидал. Он вокруг нас. – Широким жестом Серена обвела впечатляющую местность, по которой они ехали.
На западе тянулась цепь невысоких дюн. На солнце их склоны из твердого песка отливали медью. К востоку простиралась равнина, усеянная камешками всех мыслимых цветов: от оранжево-розового до темно-пурпурного. Впереди поднималось плато, испещренное зазубренными расселинами, по краям которых росли упрямые колючие деревья с яркими цветами. В ландшафте не было никакой монотонности, ничего тусклого и пустого. Для Анри это был многоликий мир, где сюрпризы подстерегали на каждом шагу.
Ветер прибивал волосы к лицу Серены, и она их откинула. Анри поймал себя на том, что во все глаза смотрит на нее. Его поражала сложность характера этой женщины из пустыни, искренней в словах, свободной духом, непринужденно смеющейся и умеющей довольствоваться малым, но готовой в любой момент заглянуть в лицо смерти. Сахара была суровым местом, рождавшим крепких людей. Граф не сомневался: если понадобится, Серена с одинаковой легкостью способна поцеловать человека и убить его. Она была чистой и немного дерзкой. Ему это понравилось, особенно дерзость, ибо ее поведение сильно отличалось от того, что он всегда видел у женщин. Анри привык к женщинам, лебезящим перед ним из-за его богатства и положения. На Серену ни то ни другое не произвело бы ни малейшего впечатления. Казалось, все, что ей нужно, находится внутри поклажи ее верблюда.
Эти мысли отвлекли его от того, о чем рассказывала Серена. Она поймала его взгляд. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга, затем она опустила глаза и продолжила рассказ:
– …Северные оазисы. Там у меня была возможность поупражняться в вашем языке с французскими поселенцами. Пару лет назад я сопровождала моего дядю в Алжир. Он великий марабут и многому меня научил. – Серена пояснила, что марабутами называют святых людей, обучающих туарегов религии; они же исполняли роль врачей, а еще учили соплеменников астрономии, географии, ботанике, чтению и письму. – Дядя совершал паломничество в Мекку. Я осталась в городе и ждала его. Там-то я и увидела воздушный шар. Летающий, – добавила она.
Весна в пустыне была теплой, но не жаркой. Караван беспрепятственно двигался дальше. Время перевалило за полдень, а послеполуденные часы незаметно перешли в ранний вечер. Анри и Серена ехали рядом и говорили без умолку, забыв об остальных. Караван растянулся в длинную цепь. Верблюды шли уже не так резво, как утром. Местность постепенно становилась все более равнинной. Жесткий песок вади стал мельче и мягче. Среди песка поблескивали разноцветные камешки. Анри и Серена непринужденно разговаривали обо всем на свете. О птицах, которые им встречались, о съедобных и ядовитых растениях, о султане Стамбула – Серену интересовало, правда ли, что он купается в золотой ванне, – о кораблях, бороздящих Средиземное море, о рогатых ящерицах и змеях. И конечно же, они говорили о пустыне: ее погоде, ночах, ливнях, заливающих все вокруг, о ее характере и красоте. Казалось, Серена знала о пустыне все и на все смотрела внимательными и восторженными глазами. Заметив что-то вдали, она молча пришпорила верблюда и устремилась вперед. Вернулась она с изящной песчаной розой – пустынным каменным цветком, отшлифованным эонами ветров. Серена протянула розу графу. Чтобы принять подарок, Анри пришлось наклониться. Он едва не потерял равновесия, но Серена другой рукой подхватила его, одновременно передав розу. Их руки соприкоснулись. Прикосновение было мимолетным, но оба ощутили волшебство этого мгновения. Анри негромко пробормотал слова благодарности и взглянул на розу. Ее кристаллы сверкали на солнце. Граф бережно убрал розу во внутренний карман плаща.
Они с Сереной обменивались рассказами о местах, где успели побывать. Затаив дыхание, она слушала о реке Сене, которая лениво текла мимо его дома, образуя дугу, о заснеженных вершинах Французских Альп и скандинавских ледниках, которые ему доводилось пересекать. Она рассказывала графу о больших караванных путях и пещерах с древней наскальной живописью, свидетельствующей о том, что когда-то на месте пустыни были джунгли с плодородной почвой и обилием животных. Граф с интересом узнал об охоте на страусов, длившейся два, а то и три дня. Указывая на внешне неприметные места, Серена говорила, что там можно найти воду. Анри слушал и удивлялся. Еще более удивили его слова Серены о том, какой гром стоит над дюнами, когда восходит солнце. Было столько всего, о чем хотелось рассказать друг другу, столько впечатлений, которыми они жаждали поделиться. Оба захлебывались словами, не замечая хода времени.
Тамрит дважды подъезжал к ней, требуя прекратить глупую болтовню с французом и вести себя достойнее. Дважды она прогоняла его, и в ее голосе полыхал огонь. Тамрит хмуро удалялся. Ему было тошно. Его приводила в отчаяние пропасть, отделявшая его от предмета желаний и того, что он мог бы получить в случае благосклонности Серены. Год за годом она отвергала предложения потенциальных женихов. Тамрит знал, что значительно опередил других на пути к завоеванию ее сердца. Но сегодня он вдруг с предельной ясностью увидел контраст между тем, как она отвечала ему, и ее поведением с французом. Да, Тамрит любил слушать ее смех, однако его терзало, что даже смех у нее изменился в общении с этим проклятым икуфаром. С Тамритом она никогда так себя не вела и не смеялась так легко и заливисто. С ним она всегда держалась очень отстраненно и была слишком недосягаемой. А разговор! Тамриту едва удавалось вытянуть из нее два десятка слов, а с этим дьяволом, свалившимся с неба, она трещала без умолку. Поначалу Тамрит испытывал скорее душевную боль, нежели гнев, но с каждым часом пытки, которую он был вынужден терпеть, равновесие сдвигалось, пока внутри не осталось ничего, кроме гнева. Жестко пришпорив верблюда, он оторвался от каравана и какое-то время ехал впереди, однако быстро вернулся, поняв глупость своего всплеска и чувствуя себя еще более отдаленным от Серены. Нет, лучше держаться к ней поближе и зорко следить за происходящим. Он выбрал такое место в караване, откуда видел обоих, хотя ему и было ненавистно смотреть на них. Этот день слишком долго испытывал его терпение. Постепенно фокус внимания Тамрита переместился с безразличия Серены к нему на дьявола с небес. Теперь его бурлящий гнев был направлен на француза.
Гаскон ехал почти в самом конце каравана. Он был озадачен поведением графа, который, как ему казалось, окончательно потерял голову от этой женщины. Туареги по-прежнему внушали Гаскону опасение. Увы, винтовки находились на вьючном верблюде и были недосягаемы. Хорошо еще, ему удалось оставить при себе хозяйский саквояж, в котором лежал пистолет.
