— Верно подмечено.

Его собеседник вернулся к другой теме разговора, как будто нашел удобного слушателя.

— Многие люди, у которых много денег, не знамениты. Вы удивитесь. Они богаты, как Билл Гейтс, но о них никто никогда не слышал.

— Я не удивлен.

— Да, наверное, нет. Вы выглядите как мудрый человек.

— Вы бы не подумали, что я такой мудрый, если бы спросили об этом моего сына.

— Что с ним? — Второй мужчина говорил уже быстрее, теперь он задавал вопросы, а не отвечал на них. Они вошли в ритм, в темп, в скороговорку. — Он считает Вас идиотом?

— Он говорит, что я дурак, и что должен заниматься делами.

— Но вы же ушли на пенсию, не так ли?

— От чего?

— От занятий своими делами.

Это вызвало еще одно взрывное "ха", за которым последовал кашель.

— Точно.

— Значит, единственное дело, которое у вас осталось, это его дела.

— Ха! Верно. Это довольно забавно.

— Но он так не думает. Ваш сын, хочет чтобы вы продолжали заниматься и его делами?

— Серьезный парень, мой сын. — Мужчина в синем спортивном костюме фыркнул, уголки его рта опустились в хмурое выражение. Он сильнее опустился на скамью. Если бы он все еще курил, то в этот момент он бы задумчиво и обиженно попыхивал сигарой. Через мгновение он поднялся и снова насторожился. — Итак. Скажите мне. Вы зарабатывали деньги, будучи комиком, который не хотел стать знаменитым?

— Я сделал много чего.

— Клубы?

— Я работал и на них. И частные работы.

— Вот как вы познакомились с богатыми людьми, которые не знамениты?

— Некоторые были знамениты. Некоторые стали знаменитыми после того, как я с ними познакомился. Я видел их фотографии и имена в газетах.

— Эти люди — они когда-нибудь еще звонили вам после того, как стали знаменитыми?

— Нет. — Он слегка улыбнулся. — К счастью нет. К тому времени они были уже не в моей власти.

— Действительно. Глупые люди. У людей большие головы, вот что делает слава. Они думают, что они слишком хороши...

— Теперь они для меня мертвы и их слава была недолгой.

Он снова улыбнулся про себя, как личной шутке.

— Конечно. И что же вы делали?

— Что я делал? — Он нахмурился.

— Ваша фишка. Чем вы отличались от других?

— У меня не было никакого распорядка дня и особенных методов. Это опасно — быть слишком предсказуемым. Вы не хотите, чтобы люди знали, что их ждет, вы хотите сохранить свое преимущество, держать их в напряжении, поэтому вы застаете их врасплох, пугаете их, нападаете на них неожиданно, когда они этого не ожидают. Это нагоняет страху. Вы шокируете их. Выбиваете их из равновесия и не позволяете им снова встать ровно. А потом просто продолжаешь сбивать их с ног...

— Убийственные шутки...

— ...пока они не выгнутся, умоляя и задыхаясь, чтобы вы остановились, потому что это так больно.

— Любопытно! Давно я так не смеялся. Это так же хорошо, как секс. Если мне не изменяет память.

Второй мужчина на это улыбнулся.

— Да, это действительно приятно. Наверное, можно сказать, что у меня талант шокировать людей. И к... импровизации.

— Как Джордж Карлин? Или этот чернокожий парнишка с разинутым ртом, как там его — Крис Рок? Не каждому такое сходит с рук.

— Мне это долгое время сходило с рук.

— Молодец. Значит, импровизация?

— Иногда. По-разному.

— Зависит от места выступления, я полагаю. Вы улыбаетесь. Я сказал что-то наивное?

— Нет, нет, вы правы. Многое зависит от места где приходиться выступать, будь то на открытом воздухе, как здесь, в парке, например. А может быть, и внутри. Это может быть большой зал, даже такой большой, как стадион, а может быть и маленький, как ванная комната. Размер аудитории тоже имеет значение, раз уж вы заговорили об этом, раз уж вы заставили меня говорить об этом. Некоторые вещи хорошо смотрятся в большой толпе, но они просто излишни, когда вокруг никого нет. И наоборот. Это часть импровизации.

— У вас есть враги?

— Если да, то я их убрал.

— Неплохая аудитория, однако?

— У меня была очень внимательная аудитория. Очень.

— В чем секрет вашего долголетия на сцене?

— Нельзя сразу же привлекать внимание. Не давайте публике времени привыкнуть к вашему появлению. Ударьте их пока они расслаблены и не ожидают подвоха.

— Большая шутка сразу, да?

— Два на четыре. Бейсбольная бита. Бам! Привлечь их внимание. Я не тонкий психолог, но это всегда работает.

— Довольно успешная комедия, да?

— Довольно успешная... в Питтсбурге была одна такая.

— Ха-ха. Водевиль, типа. Модные танцы. Это были вы?

— Удар ниже пояса. Я мог бы использовать и этот прием.

— Ха-ха. Короткие шутки. Вы еврей?

— Я? Ни в коем случае. Я был осмотрителен, а не обрезан.

— Ха! Вы забавный парень.

— Это я.

— А как насчет костюмов? Вы когда-нибудь носили костюмы?

— Да. Шиньоны. Зубы. Усы. Трости, костыли. У меня полный шкаф их, или был бы, если бы я сохранил что-нибудь после выступления.

— Твоя собственная мать не узнала бы тебя?

— Моя мать умерла.

— О, простите.

— Это было давно. Я тоже убил ее.

— Тем что пошли на свою работу, вместо уроков скрипки? Это хорошо, что она оценила ваш юмор. Ваш отец, вы получил от него свой талант?

— О, да, он тоже был весельчак. — Это прозвучало горько, как будто в голосе звучала зависть. — Он убил меня. Почти. Пытался.

— Это необычно?

— В смысле?

— Комик из счастливой семьи? Я думал, что все комики из сложных семей, что им приходится смеяться, чтобы не заплакать, и все такое. Говорят что за улыбкой мы прячем слезы.

— Я не знаю об этом. Впервые слышу.

— Возможно я что-то путаю. Я не очень философ, как и не очень историк?

— Эй, хватит себя принижать! Когда я работал, я знал, во что я верю, а во что нет. Это философия, не так ли? Мы все в какой-то степени философы.

— Например, во что вы верили?

— Я верил в то, что нужно делать свою работу и не плакать по этому поводу.

— Я тоже.

— И?

— Да, делай свою работу и не жалей. Почти как девиз.

— Или трахать красивых баб в Питтсбурге Тоже звучит неплохо.

— Я думаю, может быть, мы с вами похожи.

— Коммивояжер и комик.

— Вы все еще не верите, что я был продавцом, не так ли?

— Вы сами сказали, что вы не соответствуете роли.

— Я похож на свою роль так же, как вы похожи на комика.

— Вы же купились. Спрашивали меня обо всем этом.

— Я продавал тебя. Просто оценивал товар. Вы думаете, что я не продавец, но я все время продавал людей втридорога. Но вы уже знаете это, не так ли? Что? Опять молчите? Нечего сказать? Так кто вас послал? Один из тех умников, которых я сдал? Мой сын? Кто-то еще из семьи? А где ваши "два на четыре"? У вас репутация человека, который может застать врасплох, вы сами так говорили. Так почему же вы сначала разговариваете со мной? Разве не проще сделать дело и пойти дальше спать?

— Разговор был вашей идеей. Я просто поддержал ее и потом втянулся.

— А как же два на четыре?

— Это пистолет в моем кармане.

— А как же лишний шум?

— Глушитель.

— Свидетели?

Они оба огляделись по сторонам, обратив внимание на двух молодых женщин с детскими колясками у исторических памятников, на мужчину средних лет, бегущего трусцой с запада, на молодую пару, прислонившуюся к дереву.

— Свидетели чего? Умоляю, не смешите меня. Я встаю и становлюсь перед вами, чтобы продолжить наш дружеский разговор. Вы опускаете руки, но никто не видит меня. Я хватаю вас за плечо, чтобы попрощаться. Когда я ухожу, вы — старик в детском синем спортивном костюме, спящий на скамейке в парке, а я — старик, медленно идущий к своей машине.

— И что дальше?

— Вы отправляетесь первым рейсом в ад. А я пойду домой и спокойно уйду на пенсию.

— Вы уходите на пенсию, все правильно. Видите эту проволоку на моей голубой куртке? Это записывающее устройство. А видите тех молодых женщин и того бегуна, которые идут в нашу сторону? Они из ФБР. Если бы вы посмотрели назад, то увидели бы еще нескольких, включая снайпера в окне спальни того милого дома с синими рамами. Он целится вам в голову, так что не думайте, что сможете выстрелить в мою. Я только что совершил свою последнюю сделку, мистер Комедиант. А вы — мой самый ценный товар. Я догадался что они отправят кого-то посолидней. Поэтому специально тянул время пока агенты нас окружали.