Восторженное настроение, в котором находился молодой исследователь, отразилось в следующем письме: «Через 3 дня, то есть 26 мая, я еду на Амур, потом на реку Уссури, озеро Ханка и на берега Великого океана к границам Кореи. Вообще экспедиция великолепная. Я рад до безумия! Главное, что я один и могу свободно располагать своим временем, местопребыванием и занятиями. Да, мне выпала завидная доля и трудная обязанность – исследовать местности, в большей части которых еще не ступала нога европейца».
По сравнению с более поздними грандиозными по своему масштабу и результатам экспедициями Пржевальского его первое путешествие по Уссурийскому краю можно назвать «пробой пера», и биографы обычно не заостряют на нем внимание. Однако именно оно заложило основу и структуру всех его последующих экспедиций, поэтому в этой книге я остановлюсь на нем подробнее. Кроме того, нам представляется великолепная возможность посмотреть на Уссурийский край метким и неравнодушным взглядом нашего героя.
В первой главе описания своего четвертого путешествия в Центральную Азию Пржевальский писал: «Путешественнику-новичку необходимо сперва испробовать свои силы на небольшой и не особенно трудной экспедиции, какой для меня было путешествие в Уссурийском крае в 1867, 68 и 69 гг., дабы приобресть некоторую опытность и потом уже пускаться в более крупное предприятие»[22].
Он не был первым путешественником по Уссурийскому краю, но он по праву может считаться первым исследователем, давшим всестороннее описание этой неизученной тогда обширной области.
Первым русским путешественником, поднявшимся в 1855 году вверх по Уссури на 130 км (до устья реки Хора), был К. И. Максимович. Первое же обстоятельное географическое исследование Уссури произвел М. И. Венюков в 1858 году. Поднявшись вверх по Уссури до устья реки Сунгачи, Венюков оставил в стороне бассейн озера Ханка и направился далее вверх по Уссури, затем по реке Лифудин и ее притокам – к гавани Владимира. Но обстоятельства не позволили Венюкову дойти до гавани, находящейся от него только в 35 км; он вынужден был вернуться. Путешествие Венюкова, продолжавшееся два месяца, было описано им в статье «Обозрение реки Уссури».
В 1859 году, по поручению Сибирского отдела Географического общества, долину Уссури исследовали ботаник Р. К. Маак и этнограф Брылкин. Они поднялись вверх по Уссури, далее по реке Сунгачи к посту на озере Ханка, который и был конечным пунктом экспедиции. Путешествие Маака и Брылкина продолжалось четыре месяца.
В 1860 году К. И. Максимович снова командируется Ботаническим садом в Уссурийский край. На этот раз он поднялся по Уссури до реки Фудзи, а затем перевалил через хребет, вышел к заливу Владимира, откуда на пароходе отправился в Посьет.
Геолог и ботаник Ф. Б. Шмидт, занимаясь изучением долины Амура и острова Сахалина, посетил в 1861 году Уссурийский край; он пересек его с юга на север от Владивостока до Хабаровска (вверх по Суйфуну к озеру Ханка, и далее вниз по Сунгаче к Уссури). Путешествие Шмидта в пределах Уссурийского края продолжалось около четырех месяцев.
В 1859–1863 годах в Уссурийском крае путешествовал капитан корпуса лесничих А. Ф. Будищев, давший в результате путешествия описание лесов Приморской области, напечатанное в 1867 г. в «Записках Сибирского отдела Географического общества».
В 1863–1864 годах Уссурийский край посетил горный инженер И. А. Лопатин, изучивший месторождения каменного угля на реке Суйфуне. В это же время горный инженер Н. П. Аносов посетил Сихотэ-Алинь и озеро Ханка. Из предшественников Пржевальского, изучавших с той или иной точки зрения Уссурийский край, достойны упоминания также натуралист Г. И. Радде, занимавшийся изучением млекопитающих и птиц Дальнего Востока, и штабс-капитан Г. П. Гельмерсен, пополнивший своими съемками картографические материалы по Уссурийскому краю и собравший ценные географические сведения.
«Дорог и памятен для каждого человека тот день, в который осуществляются его заветные стремления, когда после долгих препятствий он видит, наконец, достижение цели, давно желанной. Таким незабвенным днем было для меня 26 мая 1867 года, когда, получив служебную командировку в Уссурийский край и наскоро запасшись всем необходимым для предстоящего путешествия, я выехал из Иркутска по дороге, ведущей к озеру Байкалу и далее через все Забайкалье к Амуру»[23] – такими словами начинает Пржевальский книгу о своем первом путешествии, которую, как и всю свою экспедицию, великий путешественник посвятил своей горячо любимой матери.
На Байкале в это вермя уже существовало пароходное сообщение: «Летнее сообщение через Байкал производилось в то время двумя частными купеческими пароходами, которые возили пассажиров и грузы товаров (оба эти парохода погибли осенью 1869 года). Пристанями для всех пароходов служили: на западном берегу озера селение Лиственничное, лежащее у истока р. Ангары, а на восточном – Посольское, расстояние между которыми около 90 верст».[24] Как подмечает Пржевальский, кроме водного сообщения через Байкал, вокруг южной оконечности озера существовало еще сухопутное почтовое, по Кругобайкальской дороге, устроенной за несколько лет до начала путешествия. Впрочем, летом по этой дороге почти никто не ездил, так как пароходное сообщение все находили более удобным.
«Миновав небольшое шестидесятиверстное расстояние между Иркутском и Байкалом, я вскоре увидел перед собой громадную водную гладь этого озера, обставленного высокими горами, на вершине которых еще виднелся, местами лежащий, снег». Переправившись через Байкал, путешественники дальше пустились в путь на «лихой тройке» и так преодолели почти тысячу верст забайкальской степи до селения Сретенское на р. Шилке, где начиналось пароходное сообщение с Амуром. Острый взгляд путешественника подмечал и рельеф местности, и виды цветущих растений, и встречавшихся по дороге людей, их привычки, одежду, предпочтения в еде.
«Местность на всем вышеозначенном протяжении носит вообще гористый характер, то дикий и угрюмый там, где горы покрыты дремучими, преимущественно хвойными лесами, то более смягченный там, где расстилаются безлесные степные пространства. Последние преобладают в восточной части Забайкалья по Ингоде, Аргуни и, наконец, по Шилке. В таких степных местностях, представляющих на каждом шагу превосходные пастбища, весьма обширно развито всякое скотоводство как у наших русских крестьян и казаков, так и у кочевых инородцев – бурят, известных в здешних местах под именем братских. Однако Забайкалье произвело на меня не совсем благоприятное впечатление. Суровый континентальный климат этой части Азии давал вполне знать о себе, и, несмотря на конец мая, по ночам бывало так холодно, что я едва мог согреваться в полушубке, а на рассвете 30-го числа этого месяца (мая. – О. П.) даже появился небольшой мороз, и земля, по низменным местам, покрылась инеем. Растительная жизнь также еще мало была развита: деревья и кустарники не вполне развернули свои листья, а трава на песчаной и частью глинистой почве степей едва поднималась на вершок [4,4 см] и почти вовсе не прикрывала грязносерого грунта. С большей отрадой останавливался взор только на плодородных долинах рек Селенги, Уды, Кыргылея и др., которые уже были покрыты яркой зеленью и пестрым ковром весенних цветов, преимущественно лютика и синего касатика. Даже птиц по дороге встречалось сравнительно немного, так как время весенного пролета уже прошло, а оставшиеся по большей части сидели на яйцах. Только кой-где важно расхаживал одинокий журавль или бегали небольшие стада дроф, а на озерах плавали утки различных пород. Иногда раздавался звонкий голос лебедя-кликуна, между тем как знакомый европейский певец жаворонок заливался в вышине своей звонкой трелью и сильно оживлял ею безмолвные степи.
С перевалом за Яблонный хребет, главный кряж которого проходит недалеко от областного города Читы и имеет здесь до 4000 футов (1220 м. – О. П.) абсолютной высоты, характер местности несколько изменился: она сделалась более открытой, степной. Вместе с тем и сам климат стал как будто теплее, так что на живописных берегах Ингоды уже были в полном цвету боярка, шиповник, черемуха, яблоня, а по лугам красовались касатик, лютик, лапчатка, одуванчик, первоцвет и другие весенние цветы…»
