Переезд дался легко. Из города Н. выехали в плацкартном вагоне. Вчетвером. Целой командой. Костя, наш рекордсмен по количеству багажа, носил огромную, не модную уже тогда, норковую шапку и куртку-дублëнку а-ля 90-е. Я-то ещё более-менее прилично одевался, а Костя представлял собой колоритный персонаж. Этот грузный мужчина был меня старше лет на десять и уже обзавелся женой и дочерью. Мы связались с риелтором Максимом и вместе искали, где снять квартиру. Нужна была трёхкомнатная за двадцать тысяч рублей максимум, а лучше подешевле. Но, как всегда, риелторы начинают с самых плохих вариантов. Максим привозил нас с Костей в совершенно убитые квартиры. Мы рассказывали ему, что приехали из другого города, что у нас в Тюмени миссия. Высокие цели. Но спустя несколько минут он забыл, что мы ему говорили, и переспросил: «Напомните, кто вы. Гастролëры?» Я тогда осознал, что обычным людям наши задачи сложно понять. Впрочем, квартиру мы нашли. В сером доме на Депутатской улице. И сняли её. Нисколько не лучше, чем в городе Н.
Машин у нас с друзьями, разумеется, не было, ездили на общественном транспорте. Как-то я придремал в поездке, слышу – голос в автобусе говорит: «Следующая остановка – не мелькайте». Мне так смешно стало, что мелькать нельзя. Это потом я уже узнал, что, оказывается, улица названа в честь партизанки Мельникайте. И долго меня забавлял местный сленг, пока не привык, с его «потуда-посюда-покуда». Ещё думал, что за колхоз. Как ходят мифы, что на Севере медведи гуляют – примерно так себе и представлял жителей Тюмени, пока не приехал.
Первый район, куда я попал, оказался цыганским. Это сейчас Тюмень красивая, а тогда была ещё той дырой. С одной цыганкой вышла история. Дело случилось на остановке возле «Муравейника». Это такой огромный обшарпанный дом общажного типа, который своим видом портит центральную улицу города. Сидел я на остановке. И подошла ко мне старая мерзкая цыганка. Совсем не такая очаровательная, как в мультике про Бременских музыкантов. И начала заливать в уши:
– Ай, привет, черноголовый, чернобровый! Давай тебе погадаю.
– Я сам тебе могу погадать, – не растерялся я.
– Как ты мне погадаешь? – удивилась.
– Давай руку!
Цыганка помешкала, помялась, но подала. Мгновенно внимание всех присутствующих на остановке обратилось на нас. Было очевидно, что никто из них не рискнул бы заговорить с цыганкой. Люди относятся к ним с опаской и страхом, стараются обходить стороной. А мой дед, прекрасный рассказчик и умелец приврать под мухой, говорил мне в детстве, что родился от цыган. Якобы мимо табор проходил, и бабушка загуляла с одним бароном. Что-то из этих старых сказок всплыло у меня в подсознании, и, может, поэтому я предложил цыганке погадать.
Она протянула мне свою сморщенную руку, усеянную золотыми кольцами. Я взял и заглянул в ладонь. Внимательно поразглядывал. Поднял глаза и произнёс:
– А что тут гадать? Не покаешься в том, что делаешь, – в ад попадёшь!
– Что? В ад? – рассвирепела цыганка. – Тьфу-тьфу!
И начала плеваться, поворачиваться спиной. А ногами как будто землю отряхать, словно прах. Я подумал и тоже принялся отплëвываться уже в неё: «Тьфу! Тьфу!» Повторил за ней и её странные телодвижения. Цыганка убежала, а кто-то на остановке начал мне хлопать. Можно сказать, Тюмень встретила меня аплодисментами.
Я не строил каких-то больших надежд и завышенных ожиданий из этого приезда. Но и не боялся. Я как будто умер. В Писании есть такие слова: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода» (Библия, Евангелие от Иоанна, глава 12, стих 24). У меня не было чувств и страхов. Просто двигался вперёд. Видимо, благодаря тому, что обладаю определённым слабоумием и отвагой. Что порой, даже когда стоило бы бояться, я все равно иду навстречу страху. К примеру, однажды, когда мне было лет 12, я разбежался и нырнул в реку. Глубины оказалось недостаточно. Ударился о дно. Потерял сознание. Прихожу в себя, а меня молодые девчонки-медики откачивают. И нашатырь под носом. Вот и в жизни так часто бывает, что я ныряю сразу с головой, и всё.
Вообще испытывать страх для человека вполне нормально. Страх заложен во всех нас. Он и нужен, и опасен. Наш главный друг и враг. Страх помогает избежать многих неприятностей. Но страх – враг веры.
Однажды Христос плыл в лодке с учениками. Христос уснул. А тем временем море сильно штормило, лодку раскачивало из стороны в сторону. «Господи! Спаси нас, погибаем», – испугались ученики. А Христос проснулся, успокоил море и обратился к ним: «Что вы так боязливы, маловерные?» (Библия, Евангелие от Матфея, глава 8, стих 26). Страх охватил их, хотя бояться было совершенно нечего, ведь Бог с ними. В одной лодке. Он их ценность. И пока Он с ними, лодка бы не перевернулась. А если бы и перевернулась, то они бы все пошли по воде и не утонули. Просто ученики смотрели не туда. Смотрели на земное, а надо было на Христа. И неважно, что Он спит. Ведь Бог часто в нашей жизни «дремлет». То есть не проявляет Себя. Не вмешивается. Во многие ситуации, через которые человек растёт и становится зрелым, Бог не лезет. Он джентльмен. Не изверг. Никогда насильно не врывается в жизнь человека. Бог всегда аккуратно стучит. Ведь написано: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Библия, Откровение Иоанна Богослова, глава 3, стих 20). Что нужно было делать ученикам? Не бояться, а просто разбудить. Позвать Бога. Активировать. Молитва – это лицензия на божественное вмешательство в жизнь человека. Когда мы обращаемся к Богу в какой-то ситуации, то Он вмешивается, а пока не обращаемся, Он стоит в стороне. Хочешь сам разбираться? Пожалуйста. Воля человека священна. Хочешь сам грести на этой лодке? Греби. Хочешь уйти на всю жизнь в пустыню? Уходи. Это твой выбор.
Бояться нужно не земного, что потеряешь деньги, здоровье, жизнь, а того, что сотворишь злое, сделаешь что-то против Бога. «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу, и тело погубить в геенне» (Библия, Евангелие от Матфея, глава 10, стих 28). Нужно иметь Божий страх, а не человеческий. Это значит ненавидеть зло. Помню, в библейской школе нас учили, что такое страх Божий и как ненавидеть грех. Представьте то, что у вас в жизни было самое отвратительное. Один – одно, другой – другое. Нужно запомнить это состояние, а затем перенести его на грех. И я представлял себе самую омерзительную картину, которую видел в жизни. Так вырабатывается ненависть к греху. Даже на уровне физическом, на своём внутреннем состоянии.
Страх заложен в человеке с первобытных времён. Как только рай закончился и Адама с Евой изгнали в пустыню, в страшные условия. И люди поняли, чтобы выжить, есть три правила: бей, беги или замри. Просто страхом надо уметь управлять. Ведь в 95 % случаев мы боимся того, что никогда не произойдёт. К примеру, я недавно сдал анализы, и у меня нашли камень в почке. Разумеется, я начал со всеми обсуждать. И те, кто переживал такое, говорят мне: «Когда камень будет выходить, такая ужасная боль начнётся». Всё! Я уже боюсь. Подумал, что чуть ли не при смерти. Тогда стал себя останавливать и настраивать по-другому. Даже если этот камень выйдет, то это будет не больно, и он будет драгоценный. Ведь я же сам драгоценный. Совсем другой подход, другая вера. Смысл бояться того, что никогда не наступит, что ты сам себе придумал. «Чего страшится нечестивый, то и постигнет его, а желание праведников исполнится» (Библия, Книга Притчей Соломоновых, глава 10, стих 24). Чего мы боимся, то с нами и случается. Сами притягиваем неприятности в нашу жизнь.
Мне кажется, тогда, по приезде в новый город, я ничего не боялся. И раньше, и сейчас, если принимаю какое-то решение, то следую ему до конца. И по этому поводу тоже есть слова из псалма. «Кто клянётся, хотя бы злому, и не изменяет» (Библия, Псалтирь, псалом 14, стих 4). Это значит, даже если веришь чему-то неправильному и плохому, то не изменяешь этому. Всё равно идёшь за своей целью, за своим решением. Возможно, ошибаешься, но хотя бы в неверности нельзя упрекнуть. Был у меня такой период. С возрастом я пересмотрел подобные моменты. Потому что это глупо и самонадеянно. Но в моменте был очень горд за себя.
